Подобен человеку

Исходить не из доверия, как бы ни был безупречен свидетель, исходить из сум­мирования всего, что есть: записей, на­блюдений, костных остатков, изображе­ний. И тогда смотреть, что получится.

Б. Ф. Поршнев

этом небольшом на первый взгляд, разно­стороннем повествовании я попытаюсь за­тронуть основные вопросы проблемы су­ществования так называемого снежного человека.

Герой наш — интернациональное соз­дание народов земного шара. Но чаще все­го о нем пишут в ироническом плане и реже всего — серьезно. Сама мысль о до­пустимости факта его существования у людей с юмористическим складом ума вызывает желание немедленно сесть за письменный стол и попытаться создать что-то столь хлесткое, чтобы навсегда отбить у доверчивых людей тягу к таинственному. А люди серьез­ные, тем паче ученые, будь то абстрактные биологи, зоологи или антропологи, испытывают при любом упоминании о снежном чело­веке пренебрежение и полный скепсис. Людей, нейтрально относя­щихся к теме, почему-то всегда посещает желание навязать этому существу характеристики, свойственные самому человеку: «Уж поскольку я допускаю мысль о его существовании, то позвольте мне сказать, что он гипнотизер, обладает левитацией, склонен к телеки­незу, а вообще имеет дурную привычку крутиться возле неопознан­ных летающих объектов, он такой и сякой...» Ну да, уже давно известно, что лиса фантастически хитра, волк — головорез (хотя есть хищники и повыше классом), змея мудра (и, может быть, именно поэтому ее надо немедля убить — сто грехов снимется!), заяц труслив до потери сознания. Человечеству еще не надоело изба­вляться таким образом от своих же пороков либо кого-то облагора­живать своими добродетелями. И практически ни у кого из тех, кому приличествовало бы заинтересоваться существом вопроса, не возни­кало какого-то усредненного отношения, которое привело бы к желанию разобраться в накопленных энтузиастами материалах.

В то же время в нашей стране вышла монография о снежном человеке, написанная нашим соотечественником доктором историче­ских и доктором философских наук Борисом Федоровичем Поршне­вым. («Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах». ВИНИТИ. 1963.) Подобного плана книга издана и А. Сандерсоном в США. Две большие книги написаны французским ученым бельгийского происхождения Бернаром Эйвельмансом. Незначительный тираж монографии Б.Ф. Поршнева — всего 180 экземпляров — по выходе в свет книги уже позволяет считать ее библиографической редкостью. Но поскольку она издана, все же не следует слепо пере­писывать оттуда фактический материал или, например, морфологию существа. Последнее, во-первых, потому что она суммирована на основе большого количества свидетельских показаний, полученных от охотников, геологов, пастухов и никогда практически — от биоло­гов, а также из обнаруженных автором и его помощниками в древних и близких нам литературных источниках, а во-вторых, потому что жива еще надежда описать существо в природных условиях с натуры. Такие встречи происходят ежегодно. И, кстати, в наши дни перио­дика буквально наполнена сообщениями со всего земного шара, наиболее обширна она из разных областей нашей страны.

Если расспросить наших предков (а это можно сделать порывшись в фольклоре, а тем более в не сказочной прозе!), то еще совсем недавно даже в средней полосе России человекоподобное обволошенное суще­ство высокого роста с ногами (без копыт), со скошенным лбом (без рогов), с ногтями на конечностях (без когтей) встречалось довольно часто в поле, в лесу, а то и на чердаке, в овине, конюшне, у реки.

Стоит только полистать знаменитую книгу А. Мельникова-Печерского «В лесах», как становится ясным, что бесчисленные баснословные (по выражению В.И. Даля) образы народных сказаний и поверий не только имеют весьма определенный облик с вырази­тельными деталями, но и распорядок их жизни, можно сказать, расписан по датам: когда пробуждается от зимней спячки или летар­гии (речь идет о районах с суровыми зимами), когда эти герои особенно шалят на природе и могут затронуть или напугать чело­века, когда «свадьбы играют» и так до очередной зимней лежки.

А.Мельников-Печерский — писатель, конкретные знания кото­рого почерпнуты в народе. Ибо, будучи чиновником особых поруче­ний (по делам старообрядчества), он обследовал многие губернии, причем самые глухие места, где таились скиты.

У некоторых значительных русских писателей есть и личные зна­ния о потаенных вещах. Вот что читаем у совершенно не заинтересо­ванного в нашем толковании фольклора А.А. Горелова («Из дописательской биографии Н. С. Лескова»): «Переезд в Панино (Орловская губерния) поставил Николая Лескова... лицом к лицу с деревенской Россией... Он переживал вполне простонародные очарования миром, слушая перепелов, коростелей, отрясая яблони, удя гольцов, забира­ясь в пахучую чащу конопли, а еще — внимая рассказам мельника дедушки Ильи, который знался с «водяным дедкой» — лешим, домо­вым. Становясь «чуть ли не духовидцем», однажды мальчик без памяти бежал из толчейного амбара, где сидела «в пыльном повойнике и с золотушными глазами»... кикимора, и тут же, во время бегства, был схвачен за ногу лешим, который оторвал ему каблук. Чтение священной истории, Ветхого и Нового завета «не защищали уже (...) от веры в те сверхъестественные существа», с которыми он, «можно сказать, сживался при посредстве дедушки Ильи».

Страх, испытываемый рассказчиками, естественен как в старину, так и до наших дней. Ни вера, ни представления о суевериях, ни наше материалистическое воспитание никак не готовят нас к встрече с неведомым. Уверена — наша косность уникальна во вселенной.

Одно время в зарубежной прессе было распространено название описываемого существа, переданное аббревиатурой АВ8М, что по-английски означает «отвратительный снежный человек». Отврати­тельным зверем названа и самка, встреченная в России И.С.Тургене­вым. Об отвратительности ее можно еще поспорить, как и о внешно­сти всех этих существ. Но вот о том, что это человекоподобный зверь, я уже сегодня, рассмотрев двух животных и собрав все сведения об их поведении, спорить не буду. Более того я убеждена, что это зверь.

Странное существо не дает очевидцу возможности опомниться, осознать, что оно обнажено, не вспомнит он и о ружье. Эти свиде­тельства одинаковы от южных пустынь до Заполярья. Такие детали и есть правда подобных повествований.

Применял ли когда-нибудь Тургенев знания «необычного» о при­роде в своем творчестве? Да. В рассказе «Бежин луг» потрясают детали, конкретные знания: «Леший не кричит, он немой», — роняет Илюша, которому на вид не более двенадцати лет. В примечаниях к I т. собрания сочинений Тургенева («Художественная литература», 1975) приведено: «В ответном письме Е.М. Феоктистову, который видел в «Бежином луге» «бездну удивительных подробностей», каких не встречалось «даже у Гоголя», и хотел, «чтобы над всей картиной» возник «какой-нибудь фантастический характер», Тургенев возра­зил: «Я вовсе не желал придать этому рассказу фантастический характер...»

А обладают ли подобными знаниями современные нам писатели? Хотя бы со ссылками на не очень отдаленное время, хотя бы не лично видевшие какое-либо антропоморфное существо, а лишь пере­сказывая события, приключившиеся со знакомыми или близкими людьми. Иван Елегечев, сибиряк («Сохатиная прямица», повести, «Современник», 1973), приоткрывает богатую кладовую народной памяти: «Чего только не наслышался Афоня в детстве! Помнит он: все про сусейку* говорили в Кожаной. Жила она не то в подполе, не то в конюшнях, имела по слухам кошкино обличье». Кстати, рас­сказы о существах в кошачьем обличье лично мне встретились в Абхазии, в районах с преимущественно украинским и польским насе­лением. Это поразительно только на первый взгляд. Ибо сравнение касается небольшого роста и лица, в котором есть что-то кошачье, скорее всего похоже растущие усы. Никакого намека на речь. Про­должим рассказ: «Но как ни старался Афоня представить сусейку кошкой — не мог. Не страшно! А представлял сусейку Афоня в человеческом виде... Никакие запоры сусейку не остановят: подкра-

* Сусейка — на севере Томской области, у остяков, в прошлом (у русских суседка) — нечто вроде домового, замечено за ней, что она заплетает лошадям ночью ко­сички.

дывается тенью неслышно к спящему и начнет давить за горло грабастыми руками-костяшками. Человек задыхается, орет... До смерти сусейка, конечно, не задавит (очень важная мысль!), но все равно тяжело, страшно!.. И непонятно это Афоне, почему донимает сусейка не всех, а лишь кого возлюбит. Ни отца Афони, Захара, ни мать его она, слава богу, не любила... И братца старшего Августа-Гута, и самого Афоню тоже не любила... Не приметывалась, не приставала ночью. А вот дедушку Имана Иманыча Наумова шибко уважала, должно быть, считала хорошим человеком, и старику, бедняге, не было от нее никакого отбоя. Дедушка Иман работал на мельнице... за эту, видать, расторопность и любила его сусейка. (Просто Наумов был представителем редкой и действительно излю­бленной профессии для потаенных существ. Мельница всегда была в стороне от села. — М.Б.) Как уснет бородатый дед, она живенько подсядет к нему на лавку или заберется на полати — и к горлу руками, думает, поди, окаянная, что шибко это Иману приятно. А он, бедолага, проснется вмиг да как завопит благим матом, будто на него срубленная лесина свалилась или медведь-махина насел...

На мельнице Филоскиной проживали и другие «вещества» (прямо подсказка — энергетические проявления. — М.Б.) Под ракитовыми кустами, например, таились водяные лешачки — похожие на баб, только безбровые. Рано утром вылезет лешачка из воды, сидит, длинные косы на приплеске, сама в белом, как покойница. Увидит кого — плохо тому будет, сон потеряет, все будет мерещиться лешачка в белом.

Много всякой нечисти в реке живет. Речной черт, например. Иногда надо ему... так вылезет он из омута и идет по берегу — мужик мужиком. Увидит, собирается в лодке плыть кто ни на есть, попро­сится переплыть с ним вместе на ту сторону. Тут надо подогадливей быть, сказать ему: садись на нос да не спиной, а передом. А если не посадишь его передом к себе, он, как отплывет лодка, начнет к тебе задом двигаться, и ничем его не остановишь. Подвинется спиной вплотную и локтями... задавит тебя...

В реке и добрые жили «вещества». Вот дедушка Водяной. Сидит он под плотиной и мельницу стережет. Увидит, прохудилась плотина, — знак засыпке дедушке Иману подаст: или свистом, или по-вороньи прокаркает». (Уж если быть логичным до конца — не хочет без запруды оставаться, образ жизни обязывает!)

А вот другой рассказ того же автора: «Мало что изменилось на Темном югане... Как и в далекие дни Пенькиного детства, ночами на реке булькал и хлюпался — гонял рыбу — водяной Ютыгол-лоз. В ближнем кедраче в бурю корежил деревья леший — великан Масси-лоз. А в урмане выла-причитала лесная баба (это уже совсем пра­вильное название — лучше не скажешь! — М.Б.), подруга лешего — Масси-Пая, ее обижал драчливый, весь в бородавках Масси. Как и в прошлом... на крыше под берестой жила карлица-сусейка (вот откуда сравнение с кошкой. — М.Б.), слезала ночью с крыши и бродила по избе, на улицу выходила и гонялась за собаками (я слыхала в Абхазии, что эдакая кота невзлюбила, как говорили, не в масть он ей оказался. — М.Б.). Мать Матрена боялась сусейку, чтоб не задавила, и на ночь читала молитву, которую слышала от отца...»

А вот тоже все ближе к истине: нечистую силу «можно видеть летней ночью в августе, когда над тайгой, как ураган, бушуют хлебозорные всполохи...»

Все дышит жизнью, все населено. Ни одна экологическая ниша не простаивает. Можно просеивать все через сито с самыми круп­ными ячейками, но все равно лесная баба не проскочит со всеми заодно. Она застрянет в памяти. И ты будешь искать аналоги и узнавать ее за тридевять земель в тридесятом государстве, например в Шведском. Там лауреат Нобелевской премии Сельма Лагерлеф, знаток старины, а следовательно и фольклорных персонажей, проби­раясь через дремучие леса своей родины, находила в них и злых тролей, и удачливых колдунов, непременно финнов, а то и упоминала в кратчайшем диалоге о тайне тайн:

— Ты уставился на меня, будто повстречал медведя...

— Нет, — ответил он. — Вовсе не медведя думал я повстречать.

— Тогда, верно, лесовицу. Сказывают, как завидит ее человек,
так до того одуреет, что и с места тронуться не может. (Это из
«Шарлотты Левеншельд».)

Но самыми сильными можно считать потрясения, вызванные сооб­щениями о встречах со снежным человеком в той же срединной России, произошедшими вчера и сегодня. Например, в Костромской области осенью 1989 года, когда загонщики в погоне за лосем выгнали из лесу... волосатого обнаженного «человека». Не менее впечатляют события того же года в Саратовской области: охранники сада, пресле­дуя тех, кто польстился на яблоки, оказались лицом к лицу с невидан­ным «человеком». Так как сторожей было много, а события развива­лись засветло, к тому же среди них был один боксер, то они оказались в редкой ситуации — не успели испугаться. И даже побили неизве­стного «волосатика». То есть прикасались к его телу, что свидетель­ствует о нем как реальном существе, а не фантоме (тенденция к такому предположению более всего мешает исследованию).

А далее, чтобы не походить на авторов отдельных статей о снежном человеке прошлых лет, стремящихся к бесцельным пере­сказам сюжетов, я поделюсь своим личным восприятием всего, что связано с нашим героем. Затрону нетрадиционные аспекты тем воль­ным стилем, не следуя жесткому плану и не считаясь с окриками. Вижу основной смысл моей работы в том лишь, чтобы подтвердить возможности контакта с животным, доказать его реальность и тем самым пересмотреть версию, будто наши предки и даже современ­ники, видевшие животное воочию, жертвы самообмана, самогип­ноза, суеверия, своих болезней, невежества и прочее.

Итак, разыскивается некто: человекоподобен, никаких «чертов­ских» при этом атрибутов (рога, копыта), нем, не заинтересован во встрече с человеком. Ко всему этому — ведет ночной образ жизни, молниеносно передвигается и обладает невероятной силой.