Часть первая

Истоки невроза всегда можно проследить вплоть до перво­го и второго года жизни. В этот период формируется отноше­ние ребенка к своему окружению, и то, что в это время обраща­ет на себя внимание как «невоспитанность» или «нервозность», затем под влиянием неправильного воспитания перерастает в невроз.

Когда хотят охарактеризовать отношения невротика и ре­бенка к окружению, то общим является несамостоятельность ребенка и невротика в жизни. И тот и другой не способны справ­ляться с жизненными задачами настолько, чтобы не заручить­ся поддержкой других. Причем невротик нуждается в этом в гораздо большей степени, чем требуется по законам общества. Но если ребенку вполне естественную помощь оказывает се­мья, то у невротика эту функцию выполняет семья, врач и ос­тальное окружение. То, что у ребенка является беспомощнос­тью и слабостью, в неврозе оказывается средством «недуга», чтобы поставить соответствующих лиц перед сложными зада­чами и возложить на них большую работу или отказаться от них для достижения собственных привилегий.

Как было мною показано**, эти же связи играют роль средств, которыми располагает личность, в детерминации ха­рактера и его становлении. На целевую установку и жизненные линии оказывают влияние распределение конституционально данных сил, их оценка ребенком, воздействия внешней среды. Но когда они оказываются сформированными, характер, равно

* Впервые опубликовано в «Wiener klinische Wochenschrift» (Bd. 27, 1914, S. 511 — 516) под названием: «О детской психологии...».

** Адлер А. О невротическом характере. 4-е изд. Мюнхен, 1928.

– 71 –

как и влечения, полностью им соответствуют. Противоречи­вость же и разнообразие в средствах в данном случае нельзя принимать за принципиальные различия целенаправленной душевной жизни. Как бы ни отличались молоток и щипцы, за­бить гвоздь удается и тем и другим. Иногда можно обнаружить, что среди детей из одной семьи, предрасположенных к нервным заболеваниям, один борется за свое господствующее положе­ние в доме, проявляя упрямство, а другой — послушание. Один пятилетний мальчик страдал нередко встречающимся явлени­ем: он выбрасывал в окно все, чем ему удавалось завладеть. После того, как его достаточно сильно за это отлупили, у него возник страх, что он снова может что-нибудь выбросить. Бла­годаря обоим симптомам ему удалось привязать к себе родите­лей, заставить их заниматься собой, а не младшим ребенком, и подчинить их своей власти.

Один из моих пациентов до рождения младшего брата был очень избалованным ребенком. Его соперничество с ним дол­гое время шло по линиям упрямства и безразличия ко всему, и, чтобы привлечь к себе интерес родителей и вновь утвердиться, он пришел к энурезу и отказу от пищи. Но этим способом ему не удалось затмить своего младшего брата. Тогда он стал чрез­вычайно милым, прилежным мальчиком, но чтобы постоянно находиться на первом месте, ему пришлось настолько обуздать свое поведение, что из этого развился тяжелый невроз навязчи­вых состояний.

Явно выраженный фетишизм этого пациента с легкостью выдает его главный операционный базис: аранжировку дискре­дитации женщины вследствие испытываемого перед ней страха. То, чего данный пациент пытается добиться от своих ближних приступами ярой агрессии — господствующего положения, — его младший, некогда предпочтенный брат достиг гораздо легче благодаря своим любезным манерам; однако легкая степень заикания и у него тоже выдает линии упрямства, честолюбия и лежащей в их основе неуверенности в себе*.

Таким образом, все процессы душевной жизни, в том числе невротическое желание, чувство и мышление, а также невро-

* См. Аннельт. Успехи в лечении заикания (в сборнике «Лечение и воспитание»).

– 72 –

тические и психотические отношения предстают перед нами в виде заранее подготовленной аранжировки, средства для побе­доносного овладения жизнью. Истоки же постоянно возвра­щают нас в самое раннее детство, в котором согласно консти­туциональным данным в рамках психических условий среды предпринимались первые пробные попытки добиться навязчи­вой цели достижения превосходства.

Чтобы стало понятным, в чем состоит аранжировка жизнен­ной системы, следует показать, каким образом ребенок вступа­ет в жизнь. Везде, где мы попытаемся установить появление сознания, мы обнаружим стадии, на которых ребенком уже на­коплен опыт. Однако следует заметить, что такое накопление опыта возможно только тогда, когда ребенок уже имеет перед своими глазами цель. В противном случае вся жизнь представ­ляла бы собой безразборное ощупывание, никакая оценка была бы невозможна и даже речи не могло быть о необходимой груп­пировке событий, об усвоении авторитетных точек зрения, их упорядочивании и использовании. Если бы фиктивная мерка, то есть фиктивная цель отсутствовала, всякая оценка была бы утрачена. Из этого следует также, что тенденциозность прояв­ляется не в восприятии человеком своего опыта, а в его формиро­вании. А это означает, что он извлекает из него информацию о том, может ли этот опыт способствовать или препятствовать ему в достижении своих конечных целей, и если да, то каким обра­зом. То, что действует и оказывается действенным в опыте и в переживаниях, — это целенаправленный жизненный план, ко­торый и придает нашим воспоминаниям подбадривающую или отпугивающую тональность. Или же является причиной того, что мы можем правильно их понять и оценить только тогда, когда обнаруживаем в них эту тональность.

Всякий раз, когда мы исследуем переживания и воспоми­нания — в жизни ребенка или анамнезе, — само по себе явле­ние нам еще совершенно ни о чем не говорит; само по себе оно неоднозначно, любое же предложенное толкование нуждается в доказательствах. А это значит, что то, что нас интересует, в самом феномене вовсе и не содержится, а находится, так сказать, впереди и позади него, и мы сумеем понять душевное явление

– 73 –

только тогда, когда у нас будет интуитивное представление о жизненной линии индивида. Но жизненная линия определя­ется по меньшей мере двумя точками. И поэтому прежде всего следует попытаться связать эти две точки жизненной линии между собой. В результате создается представление о системе, которая расширяется или ограничивается за счет привлечения других переживаний.

То, как это делается, наиболее сопоставимо с написанием портрета, правда, не по правилам, а только по конечному ре­зультату. Нередко впечатление создается благодаря выразитель­ной позе больного, как, например, в случае с одной моей паци­енткой, страдавшей истерическими приступами, сопровождав­шимися потерей сознания, параличом рук и полной слепотой. В ходе лечения оказалось, что она, для того чтобы гарантиро­ванно удержать своего мужа, помимо возникающих много раз в день приступов, проявляла чрезвычайно резкие признаки не­доверия по отношению к любому человеку, особенно к врачам. Чтобы наглядно продемонстрировать пациентке эту защитную манеру поведения, я показал ей, что она стоит, никого не под­пуская к себе, с вытянутыми вперед словно для защиты руками. Ее супруг, в присутствии которого происходило лечение, сооб­щил мне, что точно так же выглядели первые приступы, во вре­мя которых пациентка, как будто от кого-то защищаясь, нео­жиданно протягивала вперед руки. Первые приступы возник­ли у нее в тот период, когда она опасалась неверности мужа. Как стало известно из анамнеза, пациентка вела себя так, как в детстве, когда, оставленная на короткое время без присмотра, она едва не стала жертвой сексуального посягательства. Если вы свяжете эти два столь отдаленных явления, то получите впе­чатление, которое ни в одном из этих двух феноменов, взятых самих по себе, не содержится: пациентка боится остаться одна! Именно против этого выявленного переживания была направ­лена вся сила ее самого ценного и полезного опыта. Только те­перь мы узнаем то, что раньше могли только предполагать: уже из своего детского переживания она извлекла для себя практи­ческий вывод: девушка всегда должна иметь кого-нибудь возле себя. В то время таким человеком ей представлялся только отец,

– 74 –

причем тем больше, чем он, далекий от каких бы то ни было сексуальных отношений с ней, мог создать противовес матери, отдававшей очевидное предпочтение старшей сестре.

Из этих представлений, которые уже не раз излагались мною и моими сотрудниками, вытекает несостоятельность концеп­ции, стремящейся объяснять процесс болезни исходя из пере­живаний пациента, как это делает французская школа, а за ней Фрейд и особенно Юнг, подчеркивавшие, что «пациент как бы страдает от реминисценций». Последующие модификации этой теории, которые уже более верно отражают актуальные конф­ликты и тем самым во многом приближаются к нашим взгля­дам, по-прежнему страдают от недостаточного понимания жиз­ненной линии пациента. Ведь переживание и так называемый актуальный конфликт прочно связаны оказывающей на них влияние жизненной линией, а гипнотизирующая пациента цель явилась причиной того, что в одном случае возник опыт, а в дру­гом — событие возвысилось до индивидуального переживания и конфликта.

Из этого вытекает, что в психологии и особенно в психоло­гии ребенка никогда не следует делать выводы и объяснять, ос­новываясь на отдельной детали, а всегда надо учитывать весь контекст.

Если мы хотим продвинуться дальше в индивидуально-пси­хологическом объяснении описанного случая болезни, то по­нятого нами факта, что пациентка боится одиночества, снова будет недостаточно. Ведь этот психический феномен тоже яв­ляется неоднозначным, а потому мало что нам говорит. Поэто­му нам необходимо связать эти данные с другими.

Первые детские впечатления пациентки насыщены мысля­ми и чувствами по поводу своего соперничества с сестрой. В частности, на поверхности постоянно оказываются воспоми­нания о том, как сестру повсюду брали с собой, тогда как ее оставляли одну. Таким образом, и в детском воспоминании, указанном пациенткой в качестве самого раннего, мы видим одну и ту же постоянно повторяющуюся черту и тем самым еще более утверждается в том, что наше предположение о жизнен­ной линии пациентки является верным. Но стал ли нам поня-

– 75 –

тен благодаря этому еще один симптом пациентки — присту­пообразно возникающая головная боль, которая описывается ею как «ломящая»? И почему эта боль возникает всегда во вре­мя месячных?

Анамнестические данные пациентки свидетельствуют о том, что этот симптом появился вскоре после бурной сцены с мате­рью, которая поступила с ней несправедливо. Мать сильно дер­нула ее за волосы, и пациентка, у которой в то время как раз были менструации, в ярости бросилась в ледяную реку, проте­кавшую по их имению, надеясь таким образом заболеть или умереть. Такие же приступы ярости по отношению к другим, доходившие до пренебрежения собственной жизнью, она час­то наблюдала у обоих своих старших братьев. Однако поступая так, как ее братья, она вместе с тем явно нарушала заповедь, имеющую для нее как для девушки безусловную силу закона: зимой во время месячных она бросается в ледяную воду! Ее ярость направлена против своей женской природы! И хотя свое­го образа действий пациентка не понимает и придерживается имеющихся в данный момент последовательностей причин и следствий, фактически она делает следующий вывод: мои бра­тья бунтуют и являются хозяевами в доме; моя сестра пользует­ся благосклонностью и любовью матери; я девушка, к тому же младшая сестра, меня оставляют одну, только болезнь или смерть могут прекратить мое унижение! В этом настроении и в ее выводах настолько отчетливо выражено стремление к равноправию, что осознание этого было бы совершенно излишним. Достаточно результатов экспансии.

Правда, есть еще и другие основания, почему этот процесс остается в бессознательном. В осознании механизма нет надоб­ности, и даже более того! Полное осознание процесса постави­ло бы под сомнение достижение желанного результата: было бы совершенно исключено, что эта девушка осталась бы цель­ной как личность, если бы она обнаружила то, что знаем про нее мы, то есть что главная предпосылка ее жизни и ее жизнен­ного плана базируется на глубоко укоренившемся ощущении женской неполноценности! Чтобы вооружиться против такого разоблачения, пациентка из всех событий извлекает соответ-

– 76 –

ствующую мораль: чтобы сохранить свою значимость, она не должна оставаться одна! И когда она боится потерять свою зна­чимость, влияние, власть по отношению к своему супругу, в действие вступает сформировавшийся тем временем орган за­щиты и нападения, наиболее важной частью которого, как нам известно, является невроз, доказывающий и силой добиваю­щийся того, что по крайней мере внешне обеспечит ей прежнюю власть: она не должна оставаться одна!

Если таким образом мы продвинулись к центральной точке всего поведения, чувствования и мышления пациентки, если ее душевный портрет нам ясен, тогда сама собой становится понятной масса других черт и индивидуальных особенностей. Боязнь остаться одной должна ухватиться за близлежащее ору­жие — страх. Соответствующее исследование, разумеется, это подтверждает. Так, например, приступ страха регулярно возни­кает в том случае, если она сидит одна на заднем сиденье каре­ты, в то время как ее муж управляет каретой с козел. Этот сим­птомокомплекс является ответом на подчиненное положение, на исключение собственной воли и на отсутствие должного отклика. Наша пациентка успокаивалась только тогда, когда сама садилась на козлы. Выразительность* этих внешних про­явлений не нуждается в дальнейшем обсуждении, впрочем, они становятся еще более понятными, когда мы слышим, что при­ступы страха возникали также при каждом повороте дороги и при каждой встрече с другими транспортными средствами. Во всех этих случаях она, неопытная, мгновенно выхватывала по­водья у мужа, сведущего возницы. Если лошади бежали быст­ро, у нее также возникал страх. Как только муж это заметил, он ради забавы стал погонять лошадей еще сильнее. Ее оружие — страх — отказало! То, что произошло после этого, является важ­ным и примечательным для понимания кажущегося излечения: чтобы муж не подгонял лошадей, приступа страха не возникло!

Понимание еще одного в высшей степени важного факта без труда вытекает из ответа на следующий, совершенно пра­вомерный вопрос: почему в своем стремлении к равенству с

* Из-за такого же кажущегося успеха при лечении военных неврозов попали впро­сак специалисты, лечившие электротоком и неожиданным испугом, а также гипнотизе­ры. Ас ними, разумеется, пациенты и наука.

– 77 –

мужем она не пришла к тому, чтобы самой управлять повоз­кой? Все ее прошлое дает нам весьма определенный ответ: она отнюдь не считала себя способной к такому равноправию, ско­рее, видела выход в том, чтобы использовать мужа как средство, как опору, как защитника, чтобы таким образом через него воз­выситься.