Глава V

Философское яйцо и его символы. —

Печать Гермеса. — Атанор. — Огонь философов. —

Степени или градусы

Уже готовой материи камня надо было медленной вар­кой придать способность превращать металлы. Для этогоее заключали в маленькую шарообразную колбу с длинным; горлом, названную философским яйцом, затем помещали ее в чашу, наполненную золой и песком, и подогревали, соображаясь с некоторыми правилами, в горне или атаноре.

Алхимики обыкновенно довольно охотно распространя­ются об этих частях Делания. Философское яйцо изготов­лялось из довольно толстого стекла, иногда из обожженной глины или из металла — меди или железа. «Сосуд искусст­ва есть яйцо философов, сделанное из самого чистого стек­ла, имеющий шейку умеренной длины. Надо, чтобы верхняя часть шейки могла быть герметически запечатана и чтобы материя, которую туда помещают, наполняла бы только чет­вертую часть» (Huginus a Barma. «Le regne de Saturne»). Роджер Бэкон употреблял сосуд стеклянный или глиня-ный. «Сосуд должен быть круглым, с узким горлом. Он может быть сделан из стекла или из такой же твердой, как стекло, глины; отверстие его закрывают герметичес­ки крышкой и заливают смолой» (Roger Bacon. «Miroir d`Alchimie»). Филалет в особенности настаивает на заку­порке. «Имей сосуд стеклянный, овальный и достаточно ве­ликий для того, чтобы содержать унцию дистиллированной воды. Его надо плотно запечатать, иначе вся твоя работа пропадет» (Philalete. «Entree ouverte au Palais ferme du roi»).

Этот сосуд называли яйцом сначала по причине его фор­мы, затем потому, что из него, как из яйца, после высижи­вания в атаноре должен был выйти философский камень. «Дитя, увенчанное добродетелью и царским пурпуром», как говорили алхимики. Почти в том же смысле Руйяк дает этимологию этого слова: «Яйцо имеет все необходимое для рождения цыпленка: туда нельзя ничего прибавить и ни­чего нельзя отнять; точно так же надо заключить в наше яйцо все, что необходимо для рождения камня» (Rouillac. «Abrege du Grand- uvre»).

Из текстов, упомянутых выше, видно, что философы на­стаивали на полной закупорке яйца; одни, как, например, Бэкон, употребляли крышку, которую прикрепляли смо­лой, но большая часть философов прибегала к печати Гер­меса¹. «Нить Ариадны» («Le Filet Ariadne») — аноним­ный трактат — дает нам весьма интересные подробности об этой операции. Он предлагает три способа герметичес­кой закупорки шара: 1) накаливали горло его на сильном

¹ Под печатью Гермеса здесь понимается герметическая закупорка со­суда Делания. См.: «Двенадцать ключей мудрости», фигура 7, а также упо­минание о «замазке мудрости» в трактате Фомы Аквинского «Об искус­стве алхимии», гл. V.

огне и отрезали ножницами, причем края спаивались так же, как когда отрезают резиновую трубку; 2) размягчали горло таким же способом, затем сжимали горло, понемногу стягивая над пламенем его конец так, чтобы на нем образо­вался шарик; 3) согревали отверстие шара и закупорива­ли его стеклянной пробкой, а затем заливали жидким стек­лом. Некоторые алхимики предпочитали простой стеклян­ный шар, составленный из двух реторт, причем горло одного должно было входить в горло другого: «Есть два сосуда одинаковой формы, величины и вместимости, у которых нос одного входит в пузо другого для того, чтобы действием жа­ра то, что находится в одной части, поднималось в голову сосуда и затем действием холода опускалось бы в пузо» (Raymond Lulle. «Eclaircissement du testament»). Также: «Одни пользуются сосудами стеклянными — овальными или круглыми. Другие предпочитают форму горшка. Они берут сосуд, короткое горло которого проходит в пузо дру­гого сосуда, который служит крышкой, и их замазывают» (Libavius. «De lapide philosophorum»¹).

Их или запечатывали крепкой замазкой, или размягчали горло первого шара на горле второго. Эта форма представ­ляла следующие преимущества: испарения сгущались легче от соприкосновения с холодными стенками верхнего шара, причем при расширении аппарат менее рискует лопнуть.

Алхимики давали различные названия философскому яйцу. По словам Фламеля, они его называли: сферой, зем­ным львом, темницей, гробом; перегонным кубом он был назван по причине его формы; выражение «дом цыпленка» есть только перифраза; брачная комната, тюрьма, гроб суть

¹ Либавий. «О камне философов» (лат.).

образы весьма понятные, если вспомнить, что сера и Мер­курий, материя камня, были названы красным мужчиной и белой женщиной; яйцо было тюрьмой потому, что, раз фи­лософские супруги (царь и царица, красный мужчина и бе­лая женщина, Gabricius et Beia) туда входили, они там со­держались до конца Делания. Гробом — потому, что супру­ги там умирали после своего соединения; а после их смерти рождался их сын (философский камень), ибо каждое рож­дение происходит от гниения: смерть рождает жизнь, со­гласно теории, бывшей в почете в Средние века (см. гл. VII).

Символ гроба довольно часто употреблялся философа­ми для обозначения философского яйца: «Блюди, чтобы союз мужа и жены случился только после того, как они снимут свои одежды и украшения как с лица, так и со всего остального тела, чтобы войти в гроб такими же чи­стыми, какими они пришли в мир» (Basile Valentin. «Les douzes clefs de Sagesse»). Под формой гроба он символи­зирован на рисунках Розера в «Ars auriferae quam chemi-am vocant»¹. В сочинении «Viatorium spagyricum» яйцо с материей представлено стеклянным гробом, в котором покоятся король и королева.

Яйцо названо брачной комнатой, брачным ложем, пото­му что в нем совершается союз серы и меркурия, союз ца­ря и царицы. В «Зеленом сне» говорится об одном запер­том зеленом доме; туда вводят супругов и запирают дверь тем же материалом, из которого построен дом.

Яйцо было еще названо маткой, по аналогии, так как «матка женщины после зачатия остается закрытой, даже для доступа воздуха. Точно так же и камень должен оста-

¹ «Золотоносное искусство так называемой химии» (лат.).

ваться постоянно закрытым в своем сосуде» (Bernard de Trevisan. «La Parole delaissee»), а также и потому, что в него заключают семена металлов серы и меркурия, из ко­торых должен родиться камень философов.

Наконец, яйцо было названо чревом матери, ступкой, ситом. Ситом — потому, что пар, сгущаясь, падает капля по капле, как жидкость, проходящая через сито.

Яйцо, наполненное и закупоренное, ставили в чашу, со­держащую золу или очень мелкий песок. Гелиас в своем «Miroir d'Alchimie» рекомендует ставить яйцо в купель, со­держащую в себе золу, собранную в кучу таким образом, чтобы только две верхние части шара выходили наружу.

Некоторые философы вместо песочной ванны упо­требляли ванну из грязи, которую они называли сырым огнем.

Чаша яйца ставилась в специальный горн, называвший­ся атанором, от греческого слова — бессмерт­ный, потому что огонь, раз разведенный, должен был го­реть до конца Делания. Некоторые алхимики рисовали в своих сочинениях различные модели атаноров. Один из самых любопытных находится в сочинении Планискампи «Bouquet chymique»¹. Он состоит из двух соединенных горнов; в одном из них разводят огонь, и газы, происходя­щие от горения, проходя через отводящее их отверстие, на­гревают другой горн.

Атанор де Бархузена — это обыкновенный горн. Но настоящий атанор, тот, который был известен первым западным алхимикам: Альберту Великому, Роджеру Бэ­кону, Арнольду из Виллановы и др., есть нечто вроде гор-

¹ «Химический букет» (фр.).

на с отражателем, могущим разбираться на три части. В наружной части горел огонь; она была пробуравлена дырками, чтобы дать приток воздуху, и представляла собой дверь. Средняя часть, также цилиндрическая, пред­ставляла три выпуклых треугольника; на них покоилась чаша, содержащая яйцо, которое имело по диаметру четы­ре противоположных отверстия, закрытых хрустальными дисками, что позволяло наблюдать за происходящим в яйце. Наконец, верхняя часть, полая, сферическая, составля­ла купол, или рефлектор, отражающий жар. Таков был атанор, употреблявшийся обыкновенно. Главные части бы­ли неизменны, а частные уклонения не имели никакого зна­чения. Так, в «Le Liber mutus» помещен рисунок атанора, довольно элегантного, напоминающего по форме зубчатую башню.

Символ горна есть дуб, пустой в середине; его находят та­ким образом изображенным в сочинениях Авраама Еврея.

Этой комбинации — из горна, чаши и философского яйца — давали название тройного сосуда. «Этот сосуд из глины называется философами тройным сосудом, ибо в его середине есть чаша, полная теплой золы, в которую положе­но философское яйцо» («Le livre de Nicolas Flamel»).

Алхимики, ревниво оберегая все, что касалось Велико­го Делания, не были ясны, говоря об огне или степени жа­ра, необходимого для Делания. Знание степени жара счи­талось ими одним из самых важных ключей Великого Де­лания. «Многие из алхимиков заблуждаются, потому что они не знают расположение огня, который есть ключ Де­лания, ибо он растворяет и сгущает в одно и то же время то, что они не могут схватить, будучи ослеплены своим невежеством» (Raymond Lulle. «Vade mecum seu de tincturis compendium»¹). И действительно, раз приготовленная материя только при помощи варки могла измениться в фи­лософский камень. «Я вам рекомендую только варить: ва­рите в начале, варите в середине, варите в конце и не де­лайте ничего другого» («La Tourbe des philosophes»²).

Алхимики различали несколько способов огня: огонь сырой — это ванна из грязи, доставляющей ровную темпе­ратуру; огонь сверхъестественный, или искусственный, означал кислоты. Это происходит от того, что алхимики за­метили, что кислоты производят повышение температуры во время различных реакций и что они имеют на тела дей­ствие, одинаковое с огнем: они их растворяют, уничтожают быстро их первоначальный вид. Наконец, огонь естествен­ный, обыкновенный.

Вообще, алхимики не употребляли ни угля, ни дерева для согревания философского яйца. Было бы в таком слу­чае необходимо постоянное наблюдение и было бы почти невозможно достигнуть ровной температуры. Марк Ан­тоний сердится на невежественных суфлеров, употребляв­ших уголь: «К чему служит сильное пламя, раз мудрецы никогда не пользуются горящими угольями, ни горящим деревом для производства герметического делания» («La lumiere sortante par soi-meme des tenebres»). Герметиче­ские философы употребляли масляную лампу с льняным фитилем, она дает почти такой же жар. Это именно и был тот огонь, свойства которого они хранили в тайне и о ко­тором только некоторые говорят открыто.

¹ Раймонд Луллий. «Путеводитель или компендиум по окрашива-нию» (лат.).

² «Торф философов» (фр.).

Они допускали несколько степеней жара в своем огне, соображаясь с моментами делания; они достигали урегу­лирования огня, прибавляя нитки в фитиль. «Сначала сделай огонь слабый, как будто бы у тебя было только 4 нитки, до тех пор, пока материя не почернеет; тогда при­бавь, положи 14 ниток; когда материя моется, она делает­ся серой; наконец, положи 24 нитки, и ты будешь иметь совершенную белизну» (Happelius. «Aphorismi basi-liani»¹).

Первая степень огня при начале делания равнялась при­близительно 60—70 градусам стоградусного термометра. «Сделайте ваш огонь в пропорции, чтобы он имел жар меся­цев июня и июля» («Dialogue de Marie et d`Aros»²). He надо забывать, что это говорит египтянин. Впрочем, первый гра­дус и назьшался огнем Египта именно потому, что он почти равняется летней температуре Египта. Некоторые алхимики, забывая этот пункт, назначали для первого градуса темпера­туру слишком слабую, как Ф. Руйяк. «Наблюдайте в осо­бенности огонь и его градусы, чтобы первая степень тепла была февральская, то есть равная температуре солнца в фе­врале месяце» (Ph. Rouillac. «Abrege du Grand- uvre»). По первой степени удостоверялись, что достигли желаемой температуры: дотрагиваясь до яйца, не должны были обжи­гаться. «Ты никогда не допускай сосуд слишком нагревать­ся, так, чтобы ты всегда мог его тронуть, не обжигаясь. Это будет продолжаться все время растворения» (Riplee. «Traite des douze portes»³). Другие градусы легко находят, удваивая и утраивая и т. д. температуру первого градуса. Было всего

¹ Хаппелиус. «Царские афоризмы» (лат.).

²«Диалог Марии с Аросом» (фр.).

³ Рипли. «Трактат двенадцати дверей» (фр.).

4 степени нагревания. Вторая степень колеблется между температурой кипения воды и плавкой обыкновенной серы, третья степень ниже плавки олова (232 °С), а четвертая — плавки свинца (327 °С).

Символы огня суть: ножницы, шпага, меч, коса, мо­лоток — одним словом, все инструменты, могущие про­извести рану. «Вскрой же ему внутренности стальным клинком», — пишет автор «Texte d'Alchimie», говоря о ми­нерале, из которого добывается купоросное масло. На ри­сунках Авраама Еврея Сатурн, вооруженный косой, ука­зывает, что надо очищать серебро свинцом с помощью согревания. На картинке Василия Валентина мы видим всадника, сражающегося шпагой с двумя львами — сам­цом и самкой; это означает, что посредством огня надо сделать летучее устойчивым. Наконец, мы опять находим шпагу как символ огня в барельефах Фламеля на кладби­ще Невинных.

В заключение приведем слова Бернара Тревизана о ка­чествах, которыми должен обладать философский огонь: «Сделайте огонь, дающий пар, переваривающий, постоян­ный, не слишком сильный, окруженный, воздушный, замк­нутый, переменяемый» (Bernard de Trevisan. «Le livre de la philosophic naturelle des metaux»¹).

¹ Бернар Тревизанский. «Книга о естественной философии метал­лов» (фр.).