Глава 18. Боль.

Жарко, как же жарко! Мне кажется, что я сгораю заживо. Рот так пересох, что я не могу даже сглотнуть. Я почти ничего не вижу, глаза словно застилает огненная пелена. Дыхание с присвистом вырывается из моего горла. Каждый вдох приносит ужасную боль. Весь окружающий мир сократился до двух простых действий.

Вдох.
Выдох.
Вдох.
Выдох.

– Только не спи, ладно? – над своей головой я слышу голос Дерека. – Мы уже почти пришли. Мы скоро выберемся отсюда, вот увидишь.

Я не верю ни единому его слову, но на душе все равно становится спокойнее.

Я то и дело проваливаюсь в липкую темноту. Выбираться из нее с каждым разом становится все труднее. Боль становится чем-то привычным, почти неотъемлемым и накатывает с такой же равномерностью, с какой бьется сердце. Меня лихорадит и знобит. Я что-то говорю, но не слышу собственных слов.

В ушах раздается тоненький звон, и я испытываю острое чувство дежа вю. Магический барьер прямо перед нами. Еще несколько шагов – и мы попадем обратно в маггловский мир, и нас непременно найдут. Я собираю последние силы и открываю глаза. Они тут же начинают слезиться от яркого света. Дерек, который несет меня на руках, выглядит до крайней степени измученным. Вот он делает еще шаг, и я чувствую, как искажается и мнется пространство вокруг. Снова привычный бросок – как при аппарации – и тут же лес кажется светлее, деревья расступаются, впереди виднеется широкая прогалина. Дерек перехватывает меня поудобнее, прижимая к груди, и я не могу сдержать болезненного стона. Из глаз текут слезы, и я не знаю, чем они вызваны: болью или облегчением. Нити магии невесомой паутиной оплетают мое тело, поддерживая в нем жизнь, помогая сделать боль почти выносимой. Мы наконец-то пришли. Нас непременно найдут. Я повторяю это про себя, словно мантру.

Мы идем по широкой лесной прогалине, когда я слышу какой-то странный шум. Он исходит откуда-то сверху, все приближаясь. На меня налетает сильный порыв ветра, становится трудно дышать. Я хрипло кашляю, пытаясь вдохнуть, но уже в который раз захлебываюсь кровью.

– Смотрите, там вертолеты! Самые настоящие, – голос Дадли доносится словно издалека, и мне приходится напрячь слух, чтобы различить слова. – Они спускаются к нам!

Смысл сказанного с трудом проникает в мой затуманенный болью мозг. Мы смогли, мы справились! Мы все-таки сумели выкарабкаться. Я выполнил свое обещание.

Медленно, по крупицам, я собираю свою магию, которая сейчас целиком направлена на то, чтобы сохранять жизнь в моем изуродованном и искалеченном теле.

– Просссти, это ненадолго, – шиплю я Силенси, направляя магический поток на нее. Через секунду мою правую руку вместо змеи кольцами обвивает черный металлический браслет с причудливыми серебряными узорами. Это жалкое действие отнимает так много сил, что у меня кружится голова.

Ветер и шум пропеллеров стихают, и я жадно, словно рыба, выброшенная на берег, ловлю ртом воздух. Нам навстречу бегут люди. Я с трудом поворачиваю голову, пытаясь угадать в размытых пятнах знакомые лица.

– Сара, наша девочка!

– Пирс, ты не представляешь, что мы с твоей мамой пережили!

– Хейли, милая, ты жива!

–Дадлик, солнышко, что у тебя с ногой? Ты ранен?

Сюда спешат многочисленные родители, учителя, члены персонала заповедника. Многие плачут от переполняющих их эмоций.

– Дерек, как я счастлива, что ты жив! – к нам подбегает полная светловолосая женщина, судя по всему, мать Дерека. У нее по лицу катятся слезы. – Поисковые операции уже собирались прекращать! Ты не представляешь, сколько людей вас искало, но вы все словно сквозь землю провалились! – она настолько взволнованна, что даже на замечает на руках у Дерека меня.

– Как змея?! – слышится тем временем справа испуганный голос тети Петуньи. – Вернон, ты слышал? Нашего сына укусила ядовитая змея! Надо немедленно позвать сюда врачей!

– Все уже нормально, – отвечает Дадли, хотя его голос так дрожит, словно он готов вот-вот разреветься. – Гарри мне помог.

– Поттер? – морщит нос дядя Вернон. – А где он сам, кстати?

Дадли указывает в нашу сторону, и Дурсли уверенным шагом направляются сюда.

– Ой, а что это за мальчик у тебя на руках? – спрашивает тем временем мама Дерека, наконец-то заметив меня.

– Это Гарри, – медленно отвечает Дерек. Он настолько измотан, что ничего сейчас толком не соображает. Его руки вцепились в меня с такой силой, словно от этого зависит его жизнь. – Гарри Поттер. Он не мог идти, и я…

Но договорить он не успевает, потому что его прерывает голос подошедшего к нам дяди.

– Вот ты где, маленький паршивец! – громыхает он, стоя прямо надо мной. – Ишь, совсем обнаглел! Дадликкенса укусила ядовитая змея, ему трудно ходить, а этого, видите ли, на руках носят!

Дядя резко тянет меня за плечо, разворачивая лицом к себе. В глазах темнеет от боли, и я так сильно сдавливаю зубами губу, сдерживая крик, что едва не прокусываю ее насквозь. Краем глаза я замечаю, что вся толстовка Дерека спереди мокрая от крови. От моей крови. Из-за резкого поворота у меня в груди что-то противно трещит и булькает, и я снова судорожно сплевываю кровь, боясь задохнуться.

Когда в глазах немного проясняется, я вижу совершенно остолбеневших дядю и тетю. Если бы я не знал, то подумал бы, что на них наложили заклятие Окаменения. Мама Дерека прикрывает рот рукой, а ее лицо настолько бледное, что мне кажется, что она вот-вот потеряет сознание.

– Гарри ранен. Ему нужна помощь, – каким-то неживым голосом произносит Дерек.

Вот тут тетя Петунья не выдерживает и начинает кричать. Ее глаза расширены от ужаса, она смотрит на меня так, словно я – ее самый страшный кошмар, вдруг воплотившийся в жизнь. К тете тут же подскакивает пара врачей с успокоительными каплями, но тут их взгляд переходит на меня, и они тоже смертельно бледнеют.

– Вот дерьмо, – произносит один из них. – Сэм, тащи носилки!

Люди в белых халатах с трудом расцепляют вцепившиеся в меня мертвой хваткой пальцы Дерека.

– Ну же, парень, отпусти его, – обращается к Дереку один из врачей. – Ты должен позволить нам помочь ему.

Когда меня переносят на носилки, мне становится почти жаль, что я не умер раньше. Мне так больно, что из глаз неконтролируемым потоком текут слезы. Из горла вырываются надсадные хрипы, и я снова тяжело кашляю кровью.

– Несите его в вертолет, и побыстрее, – командует один из врачей. Затем он обращается к Дурслям. – Вы – родственники мальчика?

Они кивают, и он продолжает:

– Тогда следуйте за мной.

Когда мы все погружаемся в вертолет, вокруг меня начинают суетиться сотрудники скорой помощи.

– Пульс слабый… Многочисленные повреждения внутренних органов… Нужна срочная реанимация. Позвоните в сто тринадцатую, пусть все подготовят… Можем не довезти, состояние критическое… Немыслимо, он еще в сознании!.. – до меня долетают обрывки разговоров, но я не могу на них сосредоточиться.

У меня в глазах то все меркнет и расплывается, то снова приобретает четкость. Я так устал от боли…

– Вколите ему обезболивающее!

– Нельзя, сердце может не выдержать.

В какой-то момент я вижу прямо над собой бледное испуганное лицо тети. У нее из глаз текут слезы, и это кажется мне неправильным. Зачем она плачет из-за меня?

– Тише, Гарри, все будет хорошо, – повторяет она раз за разом. Ее губы побелели от волнения. Мне странно, что она обращается ко мне по имени. Ведь она никогда раньше так не делала, так зачем начинать сейчас? – Скоро мы приедем, скоро все будет хорошо.

Она гладит меня по голове, но сейчас я настолько захвачен распространяющимися по телу волнами боли, что даже не могу понять, нравится мне это или нет.

– Холодно, – с трудом шепчу я непослушными губами. – Так холодно…

Тетя неожиданно разражается бурными рыданиями и кричит пилоту, чтобы он поторапливался. Глупо, лучше бы попросила принести для меня одеяло.

В какой-то момент боль чуть отступает, и я вижу прямо перед собой смеющиеся и счастливые лица родителей. Глядя на них, я тоже помимо воли начинаю улыбаться. Вкус крови на губах уже почти не чувствуется.

– Мам? – несмело зову я. – Ты заберешь меня отсюда?

Но она ничего не отвечает, лишь качает головой и продолжает улыбаться.

– Почему ты молчишь? – мне обидно, я почти зол на них за то, что они не хотят говорить со мной. – Мне больно, мам. Пожалуйста, забери меня с собой.

Лица родителей начинают отдаляться, я пытаюсь их нагнать, но расстояние между нами все увеличивается. Я распахиваю глаза и вижу, что меня несут по белым коридорам на носилках. Рядом испуганно семенят Дурсли. Меня приносят в какую-то комнату, кладут на стол и втыкают в руки иголки. Я позволяю себе расслабиться и даже слегка улыбаюсь. Глаза слипаются. А боль… Боль наконец-то уходит.