Глава 7. Пронзительный вой дверного звонка напомнил звук мотора дешевого скутера, у которого отвалился глушитель

Пронзительный вой дверного звонка напомнил звук мотора дешевого скутера, у которого отвалился глушитель. Он доносился долгими всплесками, и поскольку Рик его раньше не слышал, то сначала не понял, что означает этот визг и где его источник. Все было словно в тумане. По неясным и накануне, и особенно теперь, утром, причинам после марафона в кафе «Монтана» они с Сэмом завернули в паб и выпили по паре пива. Рик смутно припоминал, как около полуночи вошел в свою квартиру, но с этого момента в голове больше ничего не отложилось.

Он лежал на диване, слишком коротком для человека его роста, и слушал загадочный перезвон, пытаясь вспомнить, почему устроился в кабинете, а не в спальне. В памяти не всплывало ничего похожего на вескую причину.

Звон сменился стуком, и Рик крикнул в сторону двери:

— Сейчас! Иду!

Он был бос, но в джинсах и майке. Долго смотрел на свои загорелые пальцы ног и оценивал степень головокружения. Вновь заверещал звонок.

— Сейчас! Сейчас! — Рик неуверенно добрался до двери и открыл замок.

— Доброе утро, — радостно приветствовал его невысокий плотный мужчина с непомерно огромными усами в коричневом измятом коротком макинтоше с поясом. Рядом стоял молодой подтянутый полицейский в форме. Здороваясь, он лишь молча кивнул.

— Доброе утро. — Рик произнес это со всем уважением, на которое был способен в данный момент.

— Синьор Доккери?

— Да.

— Я из полиции. — Обладатель усов извлек из глубин своего плаща некий документ и помахал перед носом американца. Затем упрятал его в прежний тайник и махнул рукой с таким видом, словно предупреждал: «Только никаких вопросов!» С тем же успехом он мог продемонстрировать пропуск на автостоянку или квитанцию из химчистки. — Синьор Ромо, полиция Пармы, — проговорил он сквозь усы, да так, что они почти не шевельнулись.

Рик посмотрел на Ромо, перевел взгляд на полицейского в форме и снова уставился на человека в плаще.

— Понятно, — только и сумел вымолвить он.

— На вас поступили жалобы, — сообщил Ромо. — Вы должны пройти с нами.

Американец поморщился, попытался что-то сказать, но к горлу подступила тошнота, и он подумал, как бы не пришлось срочно бежать в туалет. Но тошнота отпустила. Ладони вспотели, колени подгибались.

— Жалобы? — недоверчиво выдавил он.

— Вот именно. — Ромо мрачно кивнул. По его лицу можно было понять, что стоящий перед ним Доккери совершил гораздо более тяжкие преступления, чем те, в которых его обвиняют. — Собирайтесь.

— Куда?

— С нами. И немедленно.

Жалобы? Вчера вечером паб был почти пуст, и, если его не подводила память, они с Сэмом ни с кем не разговаривали, кроме хозяина. За пивом не обсуждали ничего, кроме футбола. Приятный разговор, никакой ругани, никаких драк с другими посетителями паба. Прогулка по древнему городу до его дома обошлась без приключений. Возможно, от лавины съеденной пасты и выпитого вина он громко храпел, но разве это преступление?

— Кто на меня пожаловался? — поинтересовался Рик.

— Судья все объяснит. Нам пора. Будьте любезны, наденьте ботинки.

— Вы меня арестовываете?

— Пока нет. Не исключено, что позже придется это сделать. Поторапливайтесь, судья ждет. — Для пущей важности Ромо повернулся к молодому копу и что-то затараторил по-итальянски. Тот умудрился скривить еще более мрачную мину, давая понять, что дела гораздо хуже, чем он предполагал.

Эти люди явно не собирались покинуть дом без синьора Доккери. Ближайшей парой обуви оказались коричневые ботинки, которые Рик обнаружил на кухне. Надевая их и разыскивая пиджак, он все время убеждал себя, что произошло какое-то недоразумение. Он наскоро почистил зубы, стараясь избавиться от остатков запаха чеснока и винного перегара. Одного взгляда в небольшое зеркало оказалось достаточно: у него был вид явно провинившегося человека. Опухшие покрасневшие глаза, трехдневная щетина, нечесаные волосы. Рик провел по ним рукой, однако ничего не добился, схватил бумажник с американскими деньгами, ключи от квартиры и мобильный телефон. Может, следует позвонить Сэму?

Ромо с помощником терпеливо ждали в коридоре, без наручников. Казалось, у них совершенно отсутствовало желание ловить преступников. Ромо насмотрелся достаточно полицейских шоу, и теперь каждое его движение было выверено и отрепетировано. Он кивнул в сторону выхода.

— Я за вами. — Бросил окурок в пепельницу в коридоре и засунул руки глубоко в карманы плаща. Коп в форме вывел преступника из квартиры. Ромо страховал сзади. Три пролета лестницы, и они оказались на улице. Было почти девять утра. Стоял яркий весенний день.

Еще один полицейский ждал внизу у снабженного всеми атрибутами патрульного «фиата»: проблесковыми маячками и оранжевыми надписями «Полиция» на каждом крыле. Второй коп курил сигарету и разглядывал задницы двух прошедших мимо него женщин. Он неодобрительно посмотрел на Рика и сделал новую затяжку.

— Давайте прогуляемся, — предложил Ромо. — Здесь недалеко. Мне кажется, вам не помешает подышать свежим воздухом.

«Так и есть», — мысленно согласился Рик. Он решил сотрудничать с полицией, заработать у местных копов очки и всеми силами помочь им узнать правду, какая бы она ни была.

Ромо кивком показал вдоль улицы, и они бок о бок с Риком направились вслед за полицейским в форме.

— Могу я позвонить? — спросил американец.

— Разумеется. Адвокату?

— Нет.

Номер Сэма оказался переключенным на голосовую почту. Рик подумал об Арни, но не сумел до него дозвониться.

Так они и шли по улице Фарини, мимо маленьких магазинчиков с открытыми дверями и окнами, мимо уличных кафе, где сидели люди с газетами в руках, и крохотных кофеен. Голова Рика прояснилась, желудок успокоился. Хотелось выпить чашечку крепкого кофе.

Ромо снова закурил, выпустил облачко дыма и спросил:

— Вам понравилась Парма?

— Не сказал бы.

— Неужели?

— Сегодня мой первый день после приезда в вашем городе, и я уже под арестом, хотя не представляю за что. Вряд ли это может понравиться.

— Вы не под арестом. — Ромо тяжело переваливался с боку на бок, словно оба его колена вот-вот подогнутся. Каждый третий или четвертый шаг он кренился и касался руки американца.

— Тогда как это назвать?

— Наша система отличается от вашей. Это не арест.

«Доходчивое объяснение», — подумал Рик и прикусил язык. Спор ни к чему не приведет. Он не совершил никакого правонарушения, и скоро правда восторжествует. Это же не какая-нибудь страна третьего мира с диктаторским режимом, где ни за что хватают людей, а затем несколько месяцев подвергают пыткам. Это Италия, часть Европы, сердце европейской цивилизации. Опера, Ватикан, Ренессанс, да Винчи, Армани, «ламборгини». В путеводителе сказано, что здесь все нормально.

Рику приходилось и хуже. До этого он единственный раз подвергся аресту, когда учился на первом курсе колледжа и вздумал присоединиться к пьяной ватаге, напавшей на ребят, устроивших дружеский пикник на природе. Как следствие — драка, сломанные кости. Полиция не церемонилась. Хулиганов утихомирили, намяли бока, надели наручники и бросили в полицейский фургон, где еще от души добавили резиновыми дубинками. В тюрьме бузотеры спали в отделении вытрезвителя на холодном цементном полу. Четверо из арестованных оказались футболистами команды «Соколиный глаз», и в газетах появились броские репортажи об их похождениях.

Вдобавок ко всем унижениям Рика на тридцать дней исключили из колледжа и наложили штраф в четыреста долларов. Отец устроил ему выволочку, а тренер пригрозил, что если он допустит еще одно нарушение, пусть самое незначительное, то окажется за решеткой или в колледже низшей ступени.

Следующие пять лет Рик вел себя так примерно, что его даже ни разу не оштрафовали за превышение скорости.

Они переходили из улочки в улочку, затем круто свернули в мощенный булыжником переулок и оказались перед дверью без вывески, где прохаживался полицейский в другой форме. После приветствий и обмена репликами Рика провели внутрь и дальше, по лестнице со стертыми мраморными ступенями, на второй этаж. Унылое помещение явно нуждалось в ремонте. Стены давно не красили, зато их украшал однообразный ряд портретов забытых государственных деятелей. Ромо показал на грубую деревянную скамью и пригласил:

— Садитесь.

Рик повиновался и снова безрезультатно попытался позвонить Сэму.

Ромо исчез в одном из кабинетов. На двери не было никакой таблички, так что обвиняемый не мог догадаться, где оказался и с кем ему предстоит встретиться. Рик понял одно: это не зал суда — здесь не было обычной для таких мест толчеи и гвалта возбужденных адвокатов, не шумели встревоженные родственники и не сновали туда-сюда полицейские. Где-то вдалеке стучала пишущая машинка. Звонили телефоны, слышались голоса.

Полицейский в форме покинул Рика и завел разговор с девушкой, сидевшей за конторкой в сорока футах дальше по коридору. Вскоре он забыл об американце, и тот одиноко сидел без присмотра и мог бы беспрепятственно улизнуть. Только зачем?

Прошло десять минут. Полицейский в форме и вовсе исчез. Ромо тоже не показывался.

Открылась дверь, на пороге показалась симпатичная женщина, улыбнулась Рику и пригласила его внутрь:

— Мистер Доккери? Это вы? Пожалуйста…

В приемной с двумя скамьями оказалось много людей. Две секретарши одновременно улыбнулись американцу с таким видом, словно им было известно нечто такое, чего не знал он. Одна из них показалась Рику особенно привлекательной. Ему захотелось ей что-нибудь сказать, но он побоялся, что она не понимает английского.

— Одну минуту, — попросила пригласившая его женщина, а секретарши сделали вид, будто вернулись к работе. Ромо, видимо, вышел в боковую дверь и теперь конвоировал по улицам следующего арестованного.

Рик обернулся. За его спиной, рядом с двойными дверями темного дерева висела внушительная бронзовая табличка, на которой значилось: «Джузеппе Лаззарино». Рик подошел ближе и показал на выбитое на табличке непонятное слово — «Giudice».

— Что это значит?

— Судья, — ответила женщина.

Обе створки внезапно отворились, и американец очутился нос к носу с судьей.

— Рик Доккери?! — завопил тот, стремительно выбросил вперед правую руку, а левой обнял вошедшего за плечи, словно они сто лет не виделись. Что, впрочем, было сущей правдой. Они действительно не виделись. — Я Джузеппе Лаззарино. Играю за «Пантер». Фулбек.^[15] — Судья схватил Рика за руку, крепко сжал его ладонь и ослепил белизной огромных зубов.

— Рад познакомиться, — попытался отстраниться Рик.

— Добро пожаловать в Парму, дорогой! Заходи! — Лаззарино тянул американца за руку и одновременно продолжал ее встряхивать. И только войдя в кабинет отпустил, закрыл за собой створки и повторил: — Добро пожаловать!

— Спасибо. — Рик чувствовал себя слегка помятым. — Так вы правда судья?

— Зови меня Франко. — Лаззарино указал на стоящий в углу кабинета кожаный диван.

Рик подметил, что для опытного судьи этот человек слишком молод, но безвозвратно стар, чтобы приносить реальную пользу на поле в качестве фулбека. Большая круглая голова Лаззарино была гладко выбрита. Единственной порослью на его лице оказался странный клок жидких волос на подбородке. «Лет тридцати пяти, как и Нино, — решил Рик. — Но ростом за шесть футов. Плотный и крепко сбит». Франко сел на стул, пододвинул его к дивану и продолжил:

— Да, я судья, но что важнее, я — фулбек. Франко — мое прозвище. Потому что Франко — мой кумир.

Рик огляделся и все понял. Франко Харрис присутствовал повсюду. Фотографии в натуральную величину с мячом во время самых ответственных игр, с поднятым над головой трофеем и товарищами по команде, после того как команда «Стилерс» завоевала Суперкубок. Футболка с номером 32 в раме, наверняка с автографом великого человека. Кукла Франко Харриса с непомерно большой головой на огромном столе судьи. И наконец на самом видном месте стенд с двумя фотографиями: Франко Харрис в полной экипировке команды «Стилерс», но без шлема, а рядом другой Франко — судья — в экипировке «Пантер», тоже без шлема, с номером 32, старательно повторяющий позу своего героя.

— Я восхищаюсь Франко Харрисом — величайшим итальянским футболистом, — заявил судья. При этом его глаза увлажнились, а голос зазвучал немного торжественнее, чем следовало. — Ты только взгляни на него! — Лаззарино торжествующе обвел рукой кабинет, который превратил в святилище своего кумира.

— Разве Франко итальянец? — удивился Рик. Он никогда не болел за «Стилерс» и, родившись позднее, не застал славы Питсбургской династии. Но, старательно изучая историю футбола, знал, что Франко Харрис был черным и играл за Пенсильванию. Затем в семидесятых годах «Стилерс» с его помощью выиграли несколько Суперкубков. Харрис был фигурой, завоевателем наград и позднее попал в Зал славы. Каждому болельщику известно его имя.

— Его мать была итальянкой, а отец — американским военнослужащим. Тебе нравятся футболисты «Стилерс»?

— Как тебе сказать…

— Почему ты не играл за эту команду?

— До сих пор не звали.

В восторге от того, что находится в компании нового квотербека команды, Франко ерзал на кончике стула.

— Выпьем кофе? — предложил он и, прежде чем Рик успел ответить, выскочил за дверь и громко отдал указания одной из девушек. Он выглядел стильно: в аккуратном черном костюме и остроносых итальянских ботинках не меньше четырнадцатого размера.

— Нам очень нужно завоевать Суперкубок для Пармы! — Судья что-то схватил со стола. — Вот, посмотри! — Он ткнул пультом дистанционного управления в сторону стоящего в углу телевизора, и к Франко на фотографиях добавился Франко на плоском экране. Он рвался вперед, и защитники разлетались в стороны, перепрыгнул через непробиваемых игроков в форме кливлендских футболистов (да, да, именно так!) и занес мяч в зачетную зону. Затем принял пас от Брэдшо, увернулся от двух здоровенных лайнменов и снова принес команде очки. Это были лучшие моменты спортивной карьеры Франко Харриса, его кинжальные атаки, радовавшие глаз.

Судья завороженно следил за своим кумиром и при каждом его движении вздрагивал, размахивал руками и сжимал кулаки.

«Сколько раз он смотрел эту запись?» — спросил себя Рик.

Последняя игра была особенно знаменита безупречным приемом мяча. Харрис умудрился поймать изменивший направление пас и продемонстрировал фантастический проход в зачетную зону. Это случилось в матче из серии игр плей-офф против команды Окленда. Матч вызвал больше споров, обсуждений, аналитических разборок и стычек мнений, чем любая другая игра в истории НФЛ. И в голове судьи отложился каждый кадр этой пленки.

Секретарша принесла кофе, и Рик решился поблагодарить ее по-итальянски:

— Грани.

Затем они снова вернулись к видео. Вторая часть оказалась интересной, но слегка удручающей. Франко — не Харрис, а тот, что судья — запечатлел на пленку собственные достижения: вялый проход сквозь линию лайнменов и еще более неторопливый обвод защитников. Наблюдая за действиями «Пантер», он весь светился. А Рик впервые представил, что его ждет в будущем.

— Нравится?

— Ничего. — Это слово подходило для ответа на многие вопросы в Парме.

Последний сюжет демонстрировал, как Франко принял пас худосочного квотербека. Судья прижал мяч к животу и, согнувшись, словно пехотинец под обстрелом, стал высматривать защитника. На него налетели двое, он вывернулся и побежал. Защитники с флангов предприняли слабую попытку остановить соперника, но разлетелись, как мухи. А он, продвигаясь вдоль боковой, изо всех сил изображал Франко Харриса.

— Это замедленная съемка? — иронизировал Рик.

У судьи отвалилась челюсть. Он почувствовал себя оскорбленным.

— Шучу, — поспешно извинился американец.

Франко изобразил фальшивый смешок. В телевизоре он в это время пересек линию зачетной зоны, и экран потух.

— Я семь лет играю фулбеком. — Судья занял свой насест на краешке стула. — И за это время мы ни разу не побили Бергамо. Но в этом сезоне с нашим великим квотербеком мы завоюем Суперкубок. Ведь так?

— Конечно. Скажи, кто тебя учил футболу?

— Друзья.

Они сделали по глотку кофе и неловко замолчали.

— А что ты за судья? — наконец спросил Рик.

Франко потер подбородок и надолго задумался, словно до этого не представлял, чем занимается.

— В мои обязанности входит множество разных вещей, — наконец улыбнулся он. На его столе зазвонил телефон. Лаззарино не поднял трубку, но посмотрел на часы. — Дорогой Рик, мы так рады, что ты приехал в Парму! Замечательный мой квотербек.

— Спасибо.

— Увидимся вечером на тренировке.

— Конечно.

Франко поднялся — его призывали другие обязанности. Рик был уверен, что его не оштрафуют и не накажут каким-либо иным способом. Но как быть с заявлением Ромо, что на него жаловались? С этим же надо разобраться?

«Нет, — в конце концов решил он. — Пожалуй, не стоит». Франко выпроводил его из кабинета с непременными объятиями и рукопожатиями и обещал помогать во всем, что потребуется. Рик вышел в коридор, спустился по лестнице и вскоре оказался на улице совершено один — свободным человеком.