Следующее поколение

— Отвали, бойскаут! Зачем мне что-то скрывать от вас? — Джон улыбнулся и взглянул на Лив. — Она же оставила меня без ремня!

Пряжка со скорпионом теперь и правда красовалась на талии у Лив. Лена отдала ей «передатчик», поскольку Лив была вынуждена стать нянькой Джона. Мэкон не мог постоянно находиться рядом с инкубом, а оставлять его одного боялся. Ночью Мэкон даже накладывал на кабинет заклятия сокрытия и заточения.

Если Джон не врет о своих способностях, то ему достаточно прикоснуться к Мэкону, чтобы поймать его дар. Но почему он до сих пор медлил? Я начал думать, что ему не хочется уходить из Равенвуда. Что за чушь?.. Впрочем, с некоторых пор все в Гэтлине шиворот-навыворот…

После беседы с Лилум в теле миссис Инглиш вопросы стали множиться в геометрической прогрессии. Где найти Единого? Сколько у нас времени? Еще надо было срочно узнать, когда наступит восемнадцатая луна. Вдобавок я никак не мог отказаться от идеи, что все события связаны с Джоном Бридом, особенно послания парнишки из окружной больницы.

А вот нашего Джона-инкуба, похоже, ничто не волновало. Он целыми днями валялся на раскладной кушетке, чем приводил меня в бешенство. Он раздражал и Лену — чары перестали на нее воздействовать. А если ему здесь понравилось и он решил обосноваться у Мэкона? Полный бред!..

— Абрахам должен был ввести тебя в курс дела. Выкладывай все о восемнадцатой луне, — в очередной раз накинулась на него Лена.

— Ошибаешься, подруга. И обратись лучше к своему бойфренду. Его прямо не заткнуть, — утомленно отозвался он.

— Что?! Давай, повтори!

«Итан, успокойся! Не поддавайся на провокации!»

— Итан, будь цивилизованным, наконец! — вмешалась Лив. — Джон пострадал от рук Абрахама, как и все мы, — с неподдельным сочувствием в голосе произнесла она.

Я насторожился.

— А он случаем никого из твоих лучших друзей не кусал? — парировал я, и Лив смущенно покраснела. — Не надо мне петь про хорошие манеры и обходительность!

— Не смей так говорить с ней! — повысил голос Джон, слезая с раскладушки. — Ты же на меня злишься, а Оливия тут ни при чем! Она хочет вам помочь!

Я посмотрел на Лив: она запылала и уставилась на циферблат селенометра. Неужели она попала под обаяние инкуба Брида?!

— Слушай, без обид, но лучше заткнись!

— Итан! — прикрикнула на меня Лена, наградив своей версией гневного взгляда Эммы.

Теперь я точно доигрался. Атакуют со всех фронтов. А Джона, по-моему, наша стычка изрядно повеселила.

— Ну что, мне приступать к рассказу или молчать? Ты хоть определись!

Глаза бы мои его не видели!

— Лив, зачем его держать в Равенвуде? Он ничего полезного не сделал! Небось давно использовал свои суперспособности и передал Абрахаму и Сэрафине, как сюда пробраться!

— Ничего подобного! — бросилась на его защиту Лив, неодобрительно скрестив руки на груди. — Большую часть времени Джон проводит со мной. То есть с нами, — зардевшись, поправилась она. — Джон пережил такое, что тебе и не снилось! Сайлас и Абрахам с детства мучили его и пытали! Вообще-то, он — жертва!

— Ах, вот чем ты занимаешься? — повернулся я к Джону. — Ты дуришь Лив голову! Придумал очередную трагическую историю, чтобы она пожалела тебя? Чувак, да ты подлец!

— Забавно, а я как раз думал это о тебе! — парировал Джон и подошел ко мне вплотную.

— Неужели? — угрожающе спросил я, сжимая кулаки.

— Представь себе! — процедил Джон и последовал моему примеру.

— Прекратите! — разняла нас Лена. — Хватит!

— Это ненаучно и невежливо! — добавила Лив.

— И почему вы ко мне прицепились? Что за спешка? — проворчал Джон, забираясь обратно на раскладушку.

Я решил с ним не откровенничать и заявил:

— У Лены день рождения в феврале, до него еще далеко, если, конечно, Сэрафина и Абрахам не попытаются вызвать луну раньше срока.

Лена выжидающе посмотрела на Джона. Тот пожал плечами, демонстрируя черную татуировку, и пробормотал:

— Значит, у вас в запасе несколько месяцев.

— Но она не сказала, что это восемнадцатая луна Лены! Поэтому у нас очень мало времени!

— Она? Кто — «она»? — резко обернулась ко мне Лив.

Черт! Я не хотел говорить ей о Лилум, особенно в присутствии Джона. Не только Лена является клубком противоречий. Лив перестала быть хранительницей, а продолжает себя вести как раньше!

— Никто!

— Ведь тот парень по имени Джон, из больницы, кое-что знал. Ну, он лежал в палате, где что-то праздновали, — уточнила Лив, внимательно наблюдая за мной. — Я думала, что ты достаешь Джона именно по этой причине!

— Что?!

— Кстати, я бы назвал это «надругательством», — с ухмылкой добавил Джон.

А парочка сразу нашла общий язык! Но сейчас мне следовало взять себя в руки и успокоить подозрения Лив.

— Да, его звали Джон, но… — начал я и осекся, потому что Лена обратилась ко мне на кельтинге.

Нас обоих осенило.

«Джон».

«День рождения».

«Мы искали не в том месте!»

— Джон, а когда ты родился?

— А тебе-то что, смертный? И не старайся, я торты с кремом не люблю, — буркнул он, развалившись на кровати в ботинках и кидая об стенку неизменный мяч.

— Отвечай, — поддержала меня Лена.

— Двадцать второго декабря. По крайней мере, так заявил Абрахам. Но он мог соврать. Вряд ли мне к распашонке прикрепили записку с моими данными. Кроме того, Абрахаму на всех наплевать, — фыркнул он, оставив мяч в покое.

— Господи! — воскликнула Лив, листая календарь.

— Ты чего? — оживился Джон, подошел к столу и заглянул ей через плечо.

— Двадцать второе декабря — день зимнего солнцестояния. Самая длинная ночь.

— Верно, — кивнул Джон.

Он сел рядом с Лив, пытаясь притвориться, что ему ни капельки не интересно, но я-то понял, как его раздирает любопытство.

— А дальше? — небрежно спросил он.

— В древности кельты считали эту дату самым важным днем в календаре, — затараторила Лив. — Они верили в то, что в момент солнцестояния Колесо года на секунду перестает вращаться. Поэтому этот краткий период был посвящен очищению и перерождению…

Лив продолжала вещать, а я погрузился в размышления. Колесо года — Колесо судьбы — жертвоприношение. Ясно, что хотела сообщить мне Лилум в доме у миссис Инглиш. Двадцать второго декабря наступит новый порядок, но сначала потребуется жертва.

— Итан? Ты в порядке? — вернула меня к реальности Лена.

— Нет. У нас проблемы, — произнес я и обратился к Джону. — Если ты нас не обманываешь и действительно не ждешь, пока Абрахам с Сэрафиной вытащат тебя отсюда, то будь добр, отвечай.

— Послушай меня, смертный, — наклонился ко мне через стол Джон, — если ты думаешь, что я не могу сбежать из заколдованного кабинета, то ты еще глупее, чем я считал! Я остаюсь здесь, поскольку… — он мельком взглянул на Лив, — …мне некуда больше идти, — закончил он.

Опять темнит. Но знаки — песни, послания, даже бабушка Пру и Лилум — указывали на Джона Брида.

— Доставай свой блокнот. — Джон протянул Лив карандаш. — Расскажу все, что хотите.

И Джон поведал нам о том, как его растил Сайлас Равенвуд. По его описанию он смахивал на сержанта, который пытался выбить из Джона «неуставную дурь», а в свободное время заставлял его зубрить свою античародейскую доктрину. Странно, но мне даже стало жаль Джона. Лив сосредоточенно строчила на листках, записывая каждое его слово.

— То есть Сайлас явно ненавидит чародеев. Забавно, если учесть, что он дважды был женат на чародейках. И вдобавок вырастил и воспитал тебя, — улыбнулась она.

— Попробовала бы ты побеседовать с ним об этом, — с горечью в голосе рассмеялся Джон. — Между прочим, Абрахам с ним согласен. Он утверждает, что я — следующее поколение: более сильный, быстрый, невосприимчивый к солнечному свету и так далее. Для демона Абрахам питает чрезмерную склонность к пророчествам. Он верит, что непременно настанет конец света, всячески старается ускорить его приближение и стереть с лица земли низшую расу.

— Плохие новости для смертных, — устало отозвался я, потирая лоб.

— Я не вас имел в виду, — возразил Джон. — Люди — просто низшее звено пищевой цепочки. Абрахам подразумевал чародеев.

— Неужели он так презирает светлых? — поразилась Лив, засовывая карандаш за ухо.

— Нет! — замотал головой Джон. — Абрахам хочет избавиться ото всех и каждого с колдовскими способностями!

Лена пораженно уставилась на него.

— Но Сэрафина… — начала Лив.

— Ему нет до нее дела, — перебил ее Джон. — И до остальных тоже.

С некоторых пор меня мучила бессонница, но сегодня я даже не пытался уснуть. Мне хотелось забыть об Абрахаме Равенвуде, его зловещих планах и выкинуть из головы Лилум. Если, конечно, кто-нибудь не захочет принести себя в жертву. И я должен найти выход. Если я сейчас отключусь, то вряд ли увижу что-то, кроме кровавых рек, которые утром окажутся не менее реальными, чем Гэтлин. Я жаждал спрятаться от всего: от ночных кошмаров, вексов, инкубов и невыносимой реальности. Таким убежищем для меня всегда были книги.

Особенно одна. Она лежала не под кроватью, а в обувной коробке, стоявшей рядом с такими же, возле стены. В ней я хранил самые важные вещи, свой «золотой запас».

И вдруг я понял, что ошибаюсь.

На секунду меня будто парализовало. Мой взгляд метался взад-вперед по рядам ярких картонок, ожидая, что память меня не подведет. Однако у меня ничего не получалось. У меня затряслись руки: правая, которой я писал раньше, и левая, которая так напугала Эмму.

Где же нужная мне книга?

Со мной что-то не так, и дело не в чародеях, хранителях или порядке мироздания. Я менялся, с каждым днем теряя себя, и совершенно не понимал почему. Разбудив Люсиль, я бросился к коробкам и стал срывать с них крышки, вытряхивая на пол содержимое. На пол полетели пробки от бутылок, старые билеты на баскетбольные матчи, выцветшие фотографии мамы. Наконец, я открыл черный короб из-под кроссовок «Адидас» и обнаружил роман Джона Стейнбека «О мышах и людях».

Конечно, это не самая веселая история. Но я выбрал именно Стейнбека не случайно. Главный вопрос здесь состоял в следующем: как поступить — пожертвовать собой или другим ради спасения собственной шкуры. Я подумал, что если полистаю на сон грядущий, то, возможно, пойму, что делать. Но не успел я открыть истрепанный том, как понял, что сегодня ночью не только я прибегнул к помощи книги.

«Лена!»

Но она уже перевернула страницу.

Когда Сэрафине исполнилось девятнадцать, она родила прекрасную малышку. Ее появление стало неожиданностью для Сэрафины, и хотя она могла часами рассматривать родное милое личико, ее одолевали страхи. Сэрафина никогда не хотела иметь детей, ведь ее девочке предстояло жить в той же неизвестности, в которой пребывали все отпрыски рода Дюкейн. Ей не хотелось, чтобы и ее дочке пришлось бороться с Тьмой, которая терзала Сэрафину, подтачивая ее изнутри. До тех пор, пока ребенку не исполнится шестнадцать лет, Сэрафина решила называть ее Леной, потому что это имя означает «светлая». Может, таким образом она отвадит от дочери проклятье? Джон смеялся над ней, говоря, что только смертные столь суеверны и наивны.

Сэрафина практически потеряла надежду. Но внезапно, кроме Лены, в ее жизни неожиданно появился еще один человек. Однажды Сэрафина проходила мимо того самого угла, где год назад встретила Абрахама Равенвуда, и вновь увидела его. Похоже, он ждал ее и знал о борьбе, которая ежесекундно происходила в ее душе. А в этой схватке Сэрафина была обречена на поражение. Он помахал ей рукой, как старой знакомой.

— Вы чем-то обеспокоены, мисс Дюкейн? Что стряслось?

Белоснежная борода, трость — Абрахам напоминал ей ее собственного дедушку. Она очень скучала по родственникам, несмотря на то что те не желали ее видеть.

— Вряд ли, — ответила она.

— Все еще сражаешься с собой? А голоса становятся все громче?

Он говорил правду, но как он догадался? Инкубы не становятся темными, они — создания Тьмы от рождения!

— Случайно вызываешь пожары? — не унимался он. — Пробуждаешь огонь?

Сэрафина замерла. Он попал в точку! Время от времени ее захлестывали эмоции, которые действительно превращались в языки пламени. Сейчас она могла думать только о двух вещах: об огне и о Лене.

— Да, — прошептала она.

— Ты еще очень неопытна. Если хочешь, я научу тебя всему, что тебе нужно.

Сэрафина отвела взгляд. Он — темный чародей, демон! Абрахаму Равенвуду нельзя доверять — его непроницаемые глаза не оставляли в этом никаких сомнений.

— У тебя родился ребенок? Ты же не хочешь, чтобы она страдала? Ведь она должна иметь право объявить себя?

Сэрафина скрыла от Джона, что встречается с Абрахамом Равенвудом в туннелях — он бы ничего не понял и осудил ее. Для Джона мир делился на белое и черное, на Свет и Тьму. Он не представлял, что они могут существовать в одной душе. Но ведь у Сэрафины так и было! Она ненавидела ложь, но была вынуждена лгать ему — ради Лены. Абрахам показал ей нечто, о чем в ее семье никто даже не слышал — пророчество, связанное с проклятием.

И со спасением Лены.

— Уверен, что твои родственнички сильно бы удивились, — произнес Абрахам, держа в руке выцветший листок бумаги.

Он отчетливо прочитал слова, сулившие избавление:

«Хоть первой свет и не поможет, вторая выбор сделать сможет».

Сэрафина слушала его, затаив дыхание. Абрахам многозначительно помолчал и продолжал:

— Теперь понимаешь? Первая природная фея, родившаяся в семье Дюкейн, станет темной, фурией катаклизмов. Но у следующей будет выбор: она объявит себя!

— Зачем ты помогаешь мне? — вырвалось у Сэрафины.

— У меня тоже есть ребенок, — улыбнулся Абрахам. — Мальчик, ненамного старше Лены. Его растит твой отец. Родители бросили малыша из-за его уникальных способностей. У него особая судьба.

— Но я не хочу, чтобы моя дочь стала темной!

— А что есть Тьма? Твой ум отравлен светлыми чародеями. Свет и Тьма — две стороны одной монеты.

Сэрафина мысленно взмолилась, чтобы Абрахам говорил правду.

Еще Абрахам учил ее контролировать одолевавшие ее желания и голоса. Был лишь один способ избавиться от них: Сэрафина поджигала огромные кукурузные поля и деревья в лесу. Выпуская силу на свободу, она испытывала громадное облегчение. К тому же не причиняла никому вреда.

Но потом шепот возобновлялся. И все повторялось вновь.

Когда голоса отступали, она вспоминала о разговорах с Абрахамом.

«Светлые чародеи хуже смертных. Они завидуют нам, ибо сами не обладают подобным даром и заключают браки со смертными, чтобы ослабить нашу породу. Но порядок мироздания не позволит этому случиться».

Иногда ей казалось, что он прав: «Светлые чародеи отрицают Темный Огонь — источник силы».

Некоторые наставления она старалась забыть, загнать в самые дальние уголки сознания: «Если бы они могли, то уничтожили бы нас».

Я лежал на полу, заваленном перевернутыми обувными коробками, и таращился в потолок небесно-голубого цвета. Люсиль сидела у меня на груди, вылизывая лапку.

Внезапно я услышал Лену. Она обращалась ко мне на кельтинге:

«Она делала это ради меня. Она любила меня».

Я ничего ей не ответил.

В каждом видении мы видели, как Сэрафина все глубже погружается во мрак.

«Но она не смогла справиться с тем, что с ней происходило».

Неужели я стану оправдывать женщину, которая убила мою маму? Но Изабель и Сэрафина — не один и тот же человек. Сэрафина уничтожила себя, а позже погубила мою маму.

«Она не справилась с Абрахамом».

Лена занималась поиском виноватых, как и все мы. Я услышал шелест страниц.

«Эль, не трогай ее!»

«Не бойся, видения появляются не каждый раз, когда я касаюсь книги».

Арклайт тоже переносил меня в другой мир произвольно. А насколько часто Лена открывает книгу Сэрафины? Я как раз собирался спросить ее, но она опередила меня.

«Вот моя любимая строчка. Она исписала этой фразой несколько страниц: „Горе — лучший учитель, оно научило меня понимать, что было в вашем сердце“».

Чье сердце имела в виду Сэрафина?

Наверное, свое собственное.

24.11

ХАОС

День благодарения означает две вещи. Во-первых, к нам в гости приезжает тетя Кэролайн, а во-вторых, устраивается традиционное соревнование, в котором участвуют пироги Эммы. Причем у каждого из них была особая начинка: здесь вам и пекан, и яблоки, и тыква. Разумеется, Эмма всегда побеждала на фоне жесткой конкуренции и бурного обсуждения за праздничным столом.

В этом году я мечтал о Дне благодарения больше, чем когда-либо. Эмма совсем забросила духовку, и я подозревал, что и сегодня она взялась за стряпню во избежание подозрений. Но я надеялся на лучшее. Папа был не в больничной пижаме, а в выходном пиджаке, тетя Кэролайн и Мэриан играли в «Скраббл» с Сестрами, а из кухни доносились соблазнительные запахи. Мне удалось ненадолго забыть о саранче, жаре и о том, что бабушка Пру лежит в больнице. Однако я переживал из-за того, что память вообще-то меня подводит. А вдруг мне станет еще хуже?

Меня мог успокоить только один человек.

Подойдя к двери Эммы, я долго собирался с духом, прежде чем постучаться. Добиться от Эммы ответа на вопрос ничуть не легче, чем выдрать зуб у аллигатора. У нее всегда имелись секреты: без них ее так же сложно представить, как без драже с корицей, кроссвордов, передника и примет на все случаи жизни. Думаю, все ясновидящие немного странные. Но сейчас Эмма превзошла себя. Спряталась в своей спальне, когда ее пироги пеклись в духовке! Кроме того, отказалась делать лимонные меренги для дядюшки Эбнера… «Видимо, мне надо поторопиться», — подумал я и в ту же секунду услышал голос Эммы:

— Ты что здесь топчешься?

Я приоткрыл дверь, ожидая увидеть привычные ряды банок, наполненных всем, что только можно себе представить, от каменной соли до кладбищенской пыли. Толстые тома в кожаных переплетах и тетради с рецептами, не имеющими отношения к кулинарии. Комната Эммы напоминала мне аптеку, в недрах которой хранились тайные средства, способные исцелить любой недуг.

Но передо мной предстало нечто иное. Здесь царил дикий беспорядок, совсем как у меня наверху, после того, как я вывалил на пол содержимое двадцати обувных коробок. Вероятно, я застал Эмму в разгар поисков.

Бутылочки с ярлыками теснились на комоде. На полу и на кровати валялись книги и старые дневники с записями на галла, языке ее предков. Еще я заметил черные перья, ветки и кучку камней.

Эмма сидела на ковре.

— Что стряслось? — поинтересовался я, переступая через порог и протягивая ей руку, чтобы помочь встать.

— Ничего, — проворчала она. — Я навожу порядок. Тебе, кстати, тоже не мешало бы заняться адским местом, которое ты называешь своей комнатой! — заявила Эмма. — Хватит, пойдем, а то пироги подгорят!

Она оттолкнула меня, но я не сдавался.

— Что со мной не так? — выпалил я.

Эмма, не оборачиваясь, ответила:

— Тебе семнадцать лет! Полагаю, с тобой практически все «не так»!

— Ты о чем? О том, что я превратился в левшу, разлюбил шоколадное молоко и твою чудесную яичницу? Начал забывать, как зовут моих друзей?!

Эмма медленно обернулась и уставилась на меня горящими карими глазами. Похоже, она оценивала обстановку. Наконец, она набрала воздуха в легкие, словно решив выложить мне все начистоту, но вместо этого произнесла:

— Не понимаю, о чем ты! Но я спрошу у предков. Может, дело в жаре и в противных жуках! Теперь чародеям нелегко приходится.

Тут я не на шутку рассердился:

— Эмма, что тебе известно?

— «А я знаю, Искупитель мой жив», — вызывающе посмотрела она на меня.

Она процитировала строчку из псалма, который пели в церкви, когда я был маленький и кидался шариками из жеваной бумаги, чтобы не задремать.

— Эмма, перестань!

— «И мысль о том меня всегда утешит», — добавила она, погладив меня по спине.

— Эмма, прошу тебя!

Она продолжала распевать псалом, как безумная. Обычно люди ведут себя подобным образом, когда знают, что беды не избежать. Они считают, что другие ни о чем догадаются, а зря.

— «Он жив, смертию смерть поправ, Он жив, мой Царь и Бог…» — заливалась Эмма, выталкивая меня из комнаты. — Пора садиться за стол, а то бабушки проберутся на кухню и спалят дом! — провозгласила она, стремительно удаляясь от меня по коридору. — А ну-ка, побыстрее, а то еда остынет!

Наверное, скорее «Царь и Бог» ответит мне на мой вопрос… но уж точно не Эмма.

Вздохнув, я побрел за ней. Гости уже были здесь: Лена и Мэкон переговаривались в одном углу комнаты, а в другом Мэриан что-то обсуждала с тетей Кэролайн. Эмма громогласно раздавала приказы из кухни, где покоилась запеченная индейка. Бабушка Грейс, шаркая ногами и махая носовым платком, двинулась к стулу.

— Не заставляйте прекрасную птицу ждать, — приговаривала она. — Она умерла достойнейшей смертью, и мы должны оказать ей последние почести!

— Да ей же всадили в зад порцию картечи! — возмутилась бабушка Мерси и, оттолкнув сестру, уселась поближе к блюду с печеньем.

— Мерси Линн, только не начинай! Твое вегетарианство — первый шаг на пути к тому, чтобы стать падшей женщиной, которая не носит трусиков и не ходит на проповедь!

Лена села рядом с Мэриан, стараясь не расхохотаться. Даже Мэкон с трудом сохранял серьезный вид. Папа казался невозмутимым. Слушая перепалку бабушки Мерси и бабушки Грейс, я ощутил, как мне недостает бабушки Пру. Заняв свое место, я вдруг понял, что мне не хватает еще кое-кого, и спросил:

— А где Лив?

— Дома, — просто ответила Мэриан, бросив взгляд на Мэкона.

— Это не по-американски! Итан, а ты ее приглашал? — подлила масла в огонь бабушка Грейс.

— Во-первых, Лив не американка. Во-вторых — да, мэм, я звал ее на обед.

Я немного покривил душой. Если честно, я попросил об этом Мэриан.

— Вряд ли бы она чувствовала себя здесь уютно, — пояснила Мэриан, разглаживая на коленях салфетку.

Лена прикусила губу, испытывая чувство неловкости.

«Я виновата».

«Нет, я».

«Чувствую себя последней сволочью».

«Я тоже, Эль».

К счастью, этот момент в дверях появилась Эмма с кастрюлей, из которой валил пар. К нам прибыла ее коронная запеканка из зеленой фасоли. Разговоры тут же прекратились.

— Пора возблагодарить Господа нашего и начать трапезу, — заявила Эмма.

Папа, как всегда, отодвинул для нее стул.

Мы взялись за руки, и тетя Кэролайн, склонив голову, по традиции прочитала молитву благодарения.

Я чувствовал силу своей семьи. Подобное ощущение было у меня, когда я присоединился к чародейскому кругу. Сейчас с нами только Лена и Мэкон, но присутствие магии оказалось не менее явственным. Вибрации заполняли собой все, заглушая жужжание саранчи. Энергетическое поле гудело громче, чем инкубы, с душераздирающим криком разрывающие небо.

И вдруг я снова услышал ее. Вместо молитвы у меня в ушах зазвучала песня, и на миг я испугался, что у меня голова расколется.

В восемнадцать — смерть, восемнадцать лун,

Восемнадцать грядет — день рождения канун.

Здесь земля — наверху, небеса — под ногами,

Кто идет к нам с косой — догадаетесь сами.

В восемнадцать — смерть? Кто идет к нам с косой?

Тетя Кэролайн закончила молиться, а я был готов рухнуть на колени.

А позже победителем был объявлен ореховый пирог. Наевшись индейки, папа уснул, устроившись на диване между Сестрами. Обед считался оконченным, когда никто из нас уже не мог сидеть на жестких деревянных стульях.

Против обыкновения, я почти ничего не ел, мучаясь от чувства вины. Ведь Лив находилась глубоко под землей, одна-одинешенька.

В Англии не празднуют День благодарения! Ну и что?

«Я понимаю».

Лена в упор смотрела на меня.

«Эль, это не то, что ты думаешь!»

— А разве тебе известны мои мысли? — осведомилась Лена. — И тебе надо завернуть несколько кусков пирога и отнести Лив.

— Ты вправду так хочешь?

— Пока Ридли не наложила на нас Furor, я даже не представляла себе, что чувствует Лив, — смущенно отвернулась Лена. — Я знаю, каково это — не иметь друзей. А потерять их, наверное, еще тяжелее.

— То есть ты хочешь, чтобы я дружил с Лив? — недоверчиво переспросил я.

— Нет. Но я доверяю тебе, — с трудом выдавила она.

— Погоди, ты меня проверяешь? Ну, вроде тех тестов, которые девушки устраивают своим парням, чтобы те прокололись?

— Нет, — улыбнулась Лена, заворачивая в фольгу остатки орехового шедевра.

Не успели мы выйти за дверь, как нас застукала Эмма:

— И куда вы собрались?

— В Равенвуд. Пусть Лив попробует твой ореховый пирог.

Эмма попыталась наградить меня своим фирменным взглядом, но на сей раз у нее ничего не получилось.

— Значит, ты опять заберешься в туннели? — не сдавалась она.

— Я только проведаю Лив и вернусь! Обещаю!

— Ладно, — смирилась Эмма, потирая золотой кулон. — И никаких заклинаний, пожаров, вексов и прочих демонов! Слышишь меня, Итан Уот?

Я всегда слышу Эмму, даже когда она молчит.

Лена приоткрыла Внешнюю дверь, спрятанную под ковром в комнате Ридли. Мне до сих пор не верилось, что она разрешила мне спускаться к Лив. Хотя, с другой стороны, Лена знала, что ее молодой человек однажды собрался поцеловать другую девушку. Так что остальное за мной.

— Я буду здесь. Надо порыться в вещах Ридли, — сказала мне Лена напоследок.

Интересно, заходила ли она сюда после той ночи, когда мы обнаружили Джона? Лена очень переживает за Ридли, тем более что та теперь — совсем беспомощная обычная девчонка.

— Я быстро, — шепнул я, поцеловал ее и шагнул на ступеньки невидимой лестницы.

Спустя секунду я услышал знакомые интонации.

— Не думаю, что именно так на Юге празднуют День благодарения! Но по-моему, у нас с тобой — шикарные полуфабрикаты! — радостно щебетала Лив.

— Повезло тебе, — ответил другой голос. — Я тоже никогда не отмечал День благодарения. Абрахам и Сайлас не жаловали праздники, поэтому мне не с чем сравнивать.

Ну конечно, Джон! Кто же еще…

— И вы не отмечали Хэллоуин?! А Рождество?! А подарки на второй день рождества?! — засмеялась Лив, но я понял, что она спрашивает серьезно.

— Ничего из вышеперечисленного…

— Ужас какой…

— Ладно, что было, то прошло.

— Получается, это наш первый День благодарения, — радостно воскликнула она.

— Вместе, — добавил он.

Меня затошнило, словно я переел сэндвичей и выпечки Эммы. Я осторожно выглянул из-за угла. Джон и Лив расположились в кабинете, который устроил для нее Мэкон. На столе стояли две свечи и контейнер с замороженной индейкой. Кошмар! А мы наслаждались домашними деликатесами! Лив пыталась зажечь свечи зажигалкой Джона.

— У тебя руки дрожат, — заметил Джон.

— Совсем чуть-чуть. И тут сильный сквозняк, — оправдывалась она.

— Ты волнуешься, потому что мы остались вдвоем? — произнес Джон. — Не надо. Я ничего тебе не сделаю.

— Волнуюсь? Да с чего ты взял? — покраснела Лив.

Они долго смотрели друг на друга, а потом Лив вскрикнула и выронила зажигалку. Наверное, обожглась.

— Ты в порядке? — Джон накрыл ее пальчики своей лапищей.

— Надо подставить под холодную воду, — прикусила губу Лив.

— Подожди!

Лив недоуменно уставилась на него. Вскоре Джон убрал ладонь, и Лив пошевелила пальцами.

— Совсем не больно! — воскликнула она. — Даже не покраснели! Как тебе такое удается?

— Я же объяснял, — смутился Джон, — если я дотрагиваюсь до чародея, то невольно получаю его способности.

— То есть ты — тауматург! Целитель, как кузина Лены, Райан! И ты…

— Нет-нет, ее я не трогал. Наткнулся случайно на девицу, а она оказалась тауматургом.

Не знаю, шутит он или нет, но Лив вроде бы поверила ему.

— Удивительно, — продолжала восхищаться она.

— Вряд ли… Я — ошибка природы.

— Но в твоем случае она постаралась. Ты — особенный.

Она произнесла это как нечто само собой разумеющееся.

— Ага, поэтому от меня лучше держаться подальше, — усмехнулся он. — Иногда я даже не помню, что делал.

— В Англии мы называем такое состояние — «уйти в загул».

— Оливия, у меня загул длится несколько недель.

Меня бесило, что он называет ее по имени. О-ли-ви-я. Джон прямо-таки растягивал каждую гласную.

— С тобой постоянно это происходит? — полюбопытствовала Лив.

В ее вопросе прозвучал не только научный интерес, но и неподдельное сочувствие.

— Да, — кивнул он. — За исключением того времени, когда я торчал в арклайте. Хотя там было скучновато…

Я не выдержал, откашлялся и вошел в комнату:

— А если мы посадим тебя обратно?

Они явно не ожидали увидеть меня. Джон сразу помрачнел, и тот приветливый парень, который болтал с Лив, испарился.

— Итан, что ты здесь делаешь? — смутилась Лив.

— Принес тебе знаменитый ореховый пирог Эммы. Прости, я не хотел вам мешать, — соврал я.

— Что за глупости! — швырнула салфетку на стол Лив. — Мы собирались приступить к дегустации весьма сомнительной индейки.

— Милая, сегодня же наш первый День благодарения, — подмигнул ей Джон и нагло уставился на меня.

— Лив, можно тебя на секундочку? Мне нужна твоя помощь, — сказала я, игнорируя взгляды Джона.

— Договорились, проводник, — вздохнула она, вставая из-за стола.

Покидая комнату, я чувствовал на себе взгляд Джона.

Значит, «милая»…

Когда мы оказались на достаточном расстоянии от инкуба, я нетерпеливо спросил:

— Ты что творишь?

— Просто хочу поужинать, — покраснела она и отвернулась.

— Ладно, Лив! Почему ты с ним?

— Ты какую-то конкретную книгу ищешь? — проигнорировала меня Лив. — Я тебе за этим понадобилась?

Мы шли между стеллажей Lunae Libri, на стенах один за другим загорались факелы, освещая нам дорогу.

— Вообще-то я думал, что он предпочитает «Доритос».

— Верно. Но он решил составить мне дружескую компанию.

— Лив, он тебе не друг! — я загородил ей дорогу, и она остановилась.

— А кто? — раздраженно воскликнула она. — Давай, раз ты у нас специалист по отношениям!

— Я не знаю, кто он и что ему нужно! Держись от него подальше!

— А тебе-то что?

— Лив, ты могла хотя бы заглянуть к нам! Мэкон и Мэриан тоже хотели тебя видеть!

— Отлично! Но я почему-то не догадалась, что ты меня пригласил таким загадочным образом!

Я понимал, что она обижена. И что мне теперь делать?

— В смысле, мы все тебя ждали!

— И ты в первую очередь, не сомневаюсь! Клянусь своими синяками, которые остались после нашей драки с Леной!

— Вы сцепились из-за Furor! И поверь мне, ты за дело получила. Сама была хороша!

— Я знаю, что могла проведать тебя и остальных, — немного смягчилась она. — Но мне там не место. У меня уже нет своего дома. Как и у Джона. Может, смертные и инкубы в чем-то похожи…

— У тебя есть дом, Лив! И ты не обязана прятаться под землей, ты не чудовище, в отличие от… — возразил я и оборвал себя на полуслове.

«Итан?» — позвала меня Лена.

«Эль, я скоро».

«Не торопись».

Лена дала мне понять, что пока она не против моей беседы с Лив. Но как мне усмирить Лив?

— Итак, почему ты здесь? — снова начала наступление Лив. — Что у тебя за намерения?

— Держи, — заявил я, протягивая ей контейнер.

— Вкуснятина! — восхитилась она, снимая фольгу и отламывая кусочек пирога. — Как у тебя дела? — спросила она с набитым ртом.

Выпечка Эммы — проверенный путь к примирению.

— Что тебе известно о Колесе судьбы? — вырвалось у меня.

— Ну и вопросы у тебя, — изумилась она, радуясь перемене темы.

Бьюсь об заклад, сейчас она готова говорить о чем угодно, только не о своей личной жизни.

— А что такого?

— Я думаю о Колесе с тех пор, как мы с тобой обнаружили Temporis Porta.

Лив достала красный блокнот и открыла посередине. На листке было нарисовано три круга идеальной формы, со спицами, украшенными причудливыми орнаментами.

— Фрагмент узора на двери, который я запомнила.

— По-моему, все правильно… тут изображен чародейский шифр?

— Да, — подтвердила она. — Хотя я сомневаюсь, поскольку ты умудрился открыть портал за пару секунд. А вообще-то я нашла символ в библиотеке Мэкона.

— Ну и?..

— Бесконечный повторяющийся круг, — объяснила Лив. — Наверняка он и Колесо судьбы являются звеньями одной цепи.

— И Temporis Porta тоже?

— Вероятно. Но опять возникают сложности.

— Какие? — похолодел я.

Если Лив чего-то не понимает — это плохой знак.

— Дверь открылась сама, ты даже не дотрагивался до шифра. Если бы я не видела собственными глазами, ни за что бы не поверила.

Я вспомнил, как прижался лбом к грубой поверхности древесины.

— А меня не пропустили, — добавила Лив.

— И что? — спросил я.

К чему она клонит?

— Думаю, Колесо связано именно с тобой.

Я промолчал. А в голове у меня зазвучало предупреждение Эммы: «Рано или поздно Колесо судьбы сокрушит нас всех».

06.12