Жратва на бензоколонке

Когда мы вернулись после медового месяца домой, Верона переехала ко мне на виллу Розенгартен. Это выглядело так: она одолжила у меня чёрный " Ягуар", смоталась несколько раз на свою квартиру в Эймсбюттель и вернулась со стопкой одежды и утюгом под мышкой. Это был переезд, который можно было бы назвать просто долгим визитом.

А потом между нами выросла другая проблема. Лозунг фрау Фельдбуш гласил: " Никогда без макияжа! " Даже когда мы шли погладить лошадей, которые стояли в саду в сотне метров от дома, она на несколько часов пропадала в ванной. Если мы собирались вечером пойти в кино, и я где-то после полудня говорил: " Запомни, начинается в восемь! ", она отвечала: " Да, супер! " и вытаскивала бигуди. А когда я в полвосьмого стучал в дверь ванной, чтобы осторожно напомнить: " Верона, нам пора потихоньку выходить", из недр ванной доносилось: " Да-да! Я уже иду! " Четверть десятого - и Верона при полном параде появлялась на лестнице. Я раздражённо кричал: " Забудь об этом! Фильм уже сто лет как закончился! ", но её это не выводило из равновесия: " Ничего страшного, Дитер! Я знаю на Репербане ночной кинозал, там крутят фильмы до полпервого ночи, если хочешь! " А я: " Ну да, круто, только там идёт не тот фильм, который я хотел посмотреть".

Или когда я предлагал: " Не пойти ли нам вечером куда-нибудь поужинать? Я мог бы заказать столик на полдевятого! " - и в полночь она была готова. Я был удручён. Собираться пойти куда-нибудь с Вероной - всё равно, что наступить ботинком на жевачку, не двинешься ни назад, ни вперёд. " Слышишь, ресторан уже несколько часов, как закрыт, нет необходимости идти туда" - заявлял я. А от Вероны доносилось: " Наплевать, поехали на бензоколонку. Закажем там бифштексы и какао! " когда я только познакомился с Вероной, она всегда раздобывала еду на заправке. Никаких супермаркетов она не знала. Для неё они были такой же экзотической страной, как Папуа-Новая Гвинея. Зато она всегда знала, какие продукты можно купить на " Esso" или " Shell". Вот только я любил лапшу, а не копчёную колбасу. Я ненавидел эти отходы, спрессованные пополам с жиром.

Я был измотан, страдал нарушениями сна и начал терять вес. Даже Наддель, которая ожидала, что я вернусь из свадебного путешествия загорелым, была в шоке: " Как ты выглядишь? Я думала, ты вернёшься загорелым, счастливым и отдохнувшим, а ты на десять лет постарел! Погляди на себя в зеркало: эта женщина превращает тебя в развалину! " Надя была единственным человеком, которому я мог бы рассказать, как в действительности обстоят наши с Вероной дела. Но я тогда этого ещё не понимал.

Моя мать была горько разочарована, когда я представил ей свою новую супругу: " Мама, это Верона - Верона, это мама! " Через 20 минут она отвела меня в сторонку и спросила ошеломлённо: " Что это ещё за баба? Она не принесёт тебе ничего кроме горя. Может, ты думаешь, что она станет заботиться о тебе? Думаешь, что она будет с тобой и в радости и в горе? Думаешь, что если ты вдруг заболеешь гриппом, и тебя будет рвать, эта женщина будет убирать блевотину? " Но я защищал её: " Нет, я не верю, что она будет это делать, но мне всё равно, она мне нравится! " Я сказал Вероне: " Все люди, которых я знаю, против тебя. Моя семья, мои друзья, мои деловые партнёры - все меня предостерегают". И что же ответила Верона? " Да, они просто не хотят, чтобы тебе досталась такая клёвая женщина". Этому я верил или, по крайней мере, хотел верить.

Чмок-чмок.

Мой внутренний мир медленно, но верно рушился. Теперь добавился ещё и стресс, связанный с моими детьми. Иногда Верона говорила: " Они такие милые! ", а потом посылала их всех оптом в задницу. Если я, к примеру, обещал Марку, Марвину и Мерелин заехать за ними в 10 часов к маме, Верона решала, что пора бы повздорить. Если я говорил: " Слушай, мне пора идти, подожди меня. Я должен съездить туда и забрать детей", она угрожала: " Когда ты вернёшься, меня здесь не будет. Я должна сейчас поговорить с тобой". Я умолял: " Давай продолжим потом. Когда я заберу детей". Заканчивалось это тем, что все трое до трёх часов дня ждали меня в саду у своего дома и плакали, потому что не могли понять, куда подевался папа, и это разбивало моё сердце.

Потом мы впятером ехали поплескаться в открытом бассейне в Хиттфельде: " Эй, вот я тебя сейчас утоплю! " И Верона была большим ребёнком, она участвовала в каждой выходке, в каждой безумной глупости. И когда все трое снова открывались ей, потому что новая папина жена казалась им такой клёвой, конечно же, незадолго до этого её вызывали люди из фотоагентства: " Слушай, Верона, ты нам нужна, мы как раз теперь устраиваем кастинг! " Она тут же бросала все дела, а Марк, Марвин и Мерилин не могли понять, почему тётя, которая была так добра к ним и играла с ними, исчезла, не попрощавшись.

Верона и её карьера! Об этом можно было бы написать целую главу. Ещё у неё была собака, Пепино, мальтезианец, который был безумно влюблён в неё, и которого она всё время тискала. Для неё он был на первом месте, превыше целого человечества, как она мне объясняла. " Разве он не мил? " - восторгалась она. Неоднократно случалось, что Пепино мешал на съёмках, и кто-то сказал: " Фрау Фельдбуш, Вы не должны впредь брать с собой собаку! " И тым-тырырым, однажды Пепино исчез, и его мисочка осиротела.

С родителями Вероны я так и не познакомился, зато постоянно слышал об этом подозрительном югославе, Алане Мидзике, её бывшем. Верона подолгу болтала с ним по телефону, что заставляло меня ревновать. " Слушай, Дитер, мы с ним знакомы уже 7 лет" - успокаивала меня Верона - " это всего лишь дружба, и к тому же он, вроде как, мой менеджер" - объясняла мне она. И ещё мне было дозволено познакомиться с Соней, её узкогрудой закадычной подружкой. Соня была полной противоположностью Вероне: блондинка с короткой стрижкой, что-то вроде рабыни Вероны. " Слушай, мы не могли бы как-нибудь пригласить её? " - спрашивала моя жена. " Ясное дело, почему бы и нет? " - говорил я.

Хотя я слышал забавные истории об обеих: об их общем магазине одежды, который одновременно был её квартирой. Об этой квартире, в которой была только спальня. Об этой спальне, в которой стояла только одна кровать. И в этой кровати они, по слухам, лежали вместе.

Из-за этого я рассматривал Соню, как инородное тело. Внешне я вёл себя мило, что давалось мне без труда, я ведь всё равно едва виделся с ней. Она весь день шлялась вместе с Вероной. Обе шли своей дорогой, вечером я лежал без сна в постели, ожидая свою жену, тогда как она сидела у Сони на краешке кровати в комнате для гостей и болтала обо всякой ерунде. " Я знаю одну такую, которая кое-с кем знакома, так тот самый видел, как они обе тискались" - рассказывал мне приятель. Это меня доконало. Ситуация обострилась однажды утром, когда Соня со своими намазанными гелем волосами сидела на новом диване, который я только что купил. Она елозила затылком по обивке, я видел только гель, только красное, только пятна, которыми покрылся диван. " Слушай, убирайся отсюда со своими жирными волосам! " - заревел я на неё. Соня снова уехала.

Кунжут и мак.

У Вероны было полно разных встреч вне дома: " Итак, у меня сегодня эта встреча, а потом ещё эта, но мы можем встретиться в 22 часа там-то и там-то! " - говорила она, отправляясь в поездку. Собственно, брак я представлял себе совсем не так. Я говорил ей: " Слушай, поехали вместе в Хиттфельд, я покажу тебе супермаркет, там продаётся крабовый салат, который я очень люблю, и рыбный салат. А булочки я беру с кунжутом и с маком. Но кунжут и мак только по субботам и воскресеньям. По будням я люблю мюсли и фризский чай, а к ним свежевыжатый апельсиновый сок. И, кроме того, я люблю " Профессорино", он стоит в холодильнике рядом с йогуртами". Я думал, мне нужно только слегка подтолкнуть её, я хотел, чтобы она за мной поухаживала, чтобы позаботилась обо мне - а какой мужчина этого не хочет? У меня в кухне стоял огромный холодильник, в котором со времён Наддель царило одиночество: один помидор, или просто вода, и десять бутылок шампанского, долгие годы я страдал от этого. Мне представлялся холодильник, который можно открыть и причмокнуть: " Ммм..." и " Ох! ", из которого на меня вываливалась бы гора вкуснятины. Но это была мечта, а в действительности от нас с Вероной только искры летели, как от двух кремней. Я был для Вероны своего рода Барри Герёльхеймером, который по средам, голодный, выползал из своей пещеры и смотрел, что Сельма для него приготовила: " Верона, у меня урчит в животе, я хочу чего-нибудь поесть! " - кричал я Вероне, но она нагло возражала: " Если тебе надо поесть - поезжай в Хиттфельд к итальянцам, там уж ты еду раздобудешь! "

Что касается прогноза этих отношений, мне, собственно, с самого начала надо было бы носить на рукаве жёлтую повязку в чёрный горошек. Верона, как было по её произвольной программе в постели, была диаметральной противоположностью всем моим представлениям о ней. Хотите - верьте, хотите - нет, но все мои подруги до сих пор меня любят, а с такими бабами, как Верона, я до того знаком не был. Она похожа на " чёрную вдову", которая после спаривания пожирает самца. Но я был слеп, да и адвокат уверяла меня, что ничего страшного не случится.

С самого начала капуста и то, как её тратить, стала взрывоопасной темой, грохот взрывов не умолкал не на минуту: " Я же всё-таки твоя жена" - упорствовала Верона - " и вполне нормально, что я могу пользоваться твоей золотой карточкой и доверенностью на пользование твоим счётом. Должна же я на что-то жить, неужто мне каждый день просить тебя об одной марке, чтобы я могла попить кофе? " Верона, как всегда, преувеличивала. Да вот только на моём счету лежало слишком много денег, и я никому на этой планете не дал бы доверенности, уж конечно не Вероне Фельдбуш, которой совсем не доверял. Мне хотелось быть бережливым, так что я сказал: " Когда тебе понадобятся деньги - спроси меня, я дам тебе на домашнее хозяйство". Верона впала в бешенство: " А одеваться мне прикажешь в мешки для мусора? " Ей нужно было как минимум 6 000 в месяц, она хотела машину, хотела это, то и вот это. Я сказал: " Но Верона, смотри, перед дверьми стоит пять машин, металлик, красная, белая и две чёрных, можешь ездить на любой, золотце. Вот, пожалуйста, здесь висят ключи, бери какую хочешь." А Верона, как малое дитя, возражала: " Нет, я хочу свою собственную машину". Верона не была бы Вероной, если бы не отыскала лазейку, где можно прошмыгнуть: пришёл я однажды домой и увидел на столе золотую кредитную карточку Гамбургской Сберегательной Кассы, выписанную на имя Вероны Болен. Ясненько, если ты жена Болена, то всюду сможешь получить кредит, возможно, даже безлимитный.

Вальди Калашник.

Если Верона не была занята макияжем и не пропадала на кастинге, она применяла всю свою энергию для того, чтобы убрать из моей жизни Наддель и другие пережитки прошлого. При этом она злилась так, как только может злиться женщина. В своём излюбленном стиле маленькой девочки она подкапывалась к Вальди, моему садовнику, настоящее его имя Вальдемар Калашник, он поляк по национальности, с густыми висячими усами как у Леха Валесы. Подкапывалась, пока у бедного мужика слюнки не потекли. В конце концов, он доверчиво рассказал ей, что у него было кое-что с Наддель. Я помню, как будто это случилось сегодня: я был внизу в подвале, где вынужденно храню свою коллекцию из тысячи самых отвратительных пиджаков и спортивных костюмов в мире, как вдруг передо мной предстала Верона, и сочувственно усмехнулась: " Слушай, я только что поговорила с твоим садовником. И ты ещё вечно рассказываешь мне, как верна была тебе Наддель..."

Вальди был для меня тогда своего рода доверенным лицом, который всё делал и всё знал. Он отвозил Надю к парикмахеру, а меня на концерты. Я был в шоке. И сразу мне вспомнилось, как я часто приходил, а они оба стояли, закрывшись на замок, в кухне. И вдруг всплыло воспоминание о моём пребывании два года тому назад в клинике профессора Гуланда. Я лежал ночью на больничной койке и пытался пробиться к Наддель. Забавно, но я не мог дозвониться. Как и до дорогого Вальди. Один мой приятель как-то раз заметил изумлённо: " Слушай, что за странные отношения между Наддель и Вальди! По-моему, это просто смешно, какой же это садовник! " Но я, как всегда, запротестовал: " Дитер, прекращай, лучше погляди на него, на этого Вальди! "

Представить, что между ними что-то было, - нет, это превосходило возможности моего воображения. Я позвонил Наддель, и она объяснила, что они всего лишь тискались. Я взялся за Вальди, и он признался, что хотел сделать Наддель предложение. Я выставил его за дверь. Я стоял как побитый, боролся со слезами и снова и снова думал: " Я дал бы руку и в огонь положил, что Наддель меня никогда не предаст.

Леди, бреющая ноги.

Однажды утром, Верона как раз была в ванной и брила ноги (через дверь слышалось " крррррр"), я разговаривал по телефону со своим нотариусом в Гамбурге. " Я недавно женился... Можем ли мы заключить контракт задним числом? " - интересовался я. " Приводите Вашу даму" - ответил он.

Я как идиот давил на Верону: " Слушай... этот контракт... я должен... давай..." Но вот чего я предположить не мог - она неожиданно согласилась.

За те 3 часа, что мы сидели у нотариуса, Верона проплакала примерно 180 минут. Едва я предложил: " Смотри, мы сделаем так: за каждый год, что мы проживём вместе, ты получишь 200 000 марок", как она принялась хныкать, что всё это ничего общего с любовью не имеет, это как оплата. И вместо этого она со своей вероновой логикой предложила: " А что, если я получу полмиллиона, всё равно, сколько времени мы проживём вместе? Потому что, если я живу вместе с тобой, ты же знаешь, это не из-за денег. А тогда я никак не смогу получить больше". " Но это же вздор, Верона! " - возразил я - " Я не могу написать, что, дескать, настоящим Верона Фельдбуш получает пятьсот тысяч марок". А она снова взвыла. Тем временем моя адвокат справилась со своим домашним заданием и выяснила, сколько стоит в Германии год, в который супруги живут порознь, и вспомнила, что мы без этого чёртова контракта жили всё равно, что не вместе. И именно в этом году я зарабатывал гигантские суммы. Я прислонился спиной к стене и произнёс: " О'кей, давай, всё равно! Я подпишу это! Она получит 500 000 марок в тот день, когда мы разведёмся. Бух! Всё! "

И с того часа нашла коса на камень. Ради приличия Верона подождала ещё денёк, пока мы не повздорили, и по телефону сообщила мне: " Запомни, я сыта по горло! Ты просто дерьмо! Я видеть тебя больше не желаю! Я подаю на развод! " Был вечер, я вернулся домой из студии, она и впрямь собирала свои вещи. Я был вне себя, мой брак рухнул, рухнуло всё, о чём я мечтал. В отчаянии я позвонил Наде: " Знаешь, Верона уехала, всё кончено, ты не могла бы зайти ко мне, я так одинок, просто не знаю, что мне делать! "

Надя пришла, и начала меня утешать: "...всё не так уж плохо, всё будет в порядке", потом мы легли на кровать, я был измучен. Я думал обо всём на свете, только не о сексе. Надя утешала меня, просто была рядом, немного приласкала меня, дала мне близости и тепла. Я лежал истерзанный и думал только: ой-ой-ой и ох-ох-ох и что же будет дальше? В конце концов, мы оба заснули в одной постели.

Треск и грохот в ногах кровати заставили нас подпрыгнуть: Верона, взбешённая, стояла посреди спальни. Ситуация более чем глупая: я в трусах, Наддель в бюстгальтере и облегающих шортиках и Верона, единственная из нас хоть во что-то одетая: " Пусть эта баба сейчас же отсюда исчезнет! " - кричала она. " Ничего не было, Верона, Наддель пришла, чтобы утешить меня, " - пытался я усмирить её - " ты же сказала, что всё кончено... а у меня нет больше ни единого друга, которому я мог бы позвонить... а Наддель - мой единственный друг..." Мы наконец-то оделись и вышли втроём на кухню, точнее говоря, мы собирались пойти. Потому что по пути Вероне подвернулась под руку античная ваза, которую она ухватила и с размаху швырнула через перила. А когда ваза упала вниз, мрамор разлетелся на тысячу кусочков. Ущерб на 20 000 марок, примерно так.

В конце концов, мы всё-таки попали в кухню, где Верона наконец-то вдоволь набушевалась, набросившись на меня. Там лежала телефонная трубка, огромный агрегат размером со штангу, им она меня и стукнула не то два, не то три раза по голове. Потом ногтями, огромными, как зубья садовых грабель, вцепилась мне в лицо слева, так, что потекла кровь. Наддель стояла рядом и пыталась помочь мне, тогда Верона развернулась к ней: " А ты сейчас же уберёшься отсюда, старая сука, тебе здесь нечего делать, нам с Дитером нужно поговорить". Её голос срывался, делался пронзительней: " Вон отсюда! Вон отсюда! Иначе кое-что произойдёт! " Она схватила зажигалку и пригрозила: " Я подожгу машины! Я подожгу машины! " В панике я сказал Наде: " Слушай, Наддель, мне очень жаль. Лучше вызови такси и поезжай к себе домой. Мне нужно уладить дела с Вероной".

Я пытался успокоить Верону, говорил, будто мне жаль. Будто я рад, что она снова здесь. Что и она должна меня понять. Через 3 часа она уехала к себе домой, а я остался наедине с самим собой. Через день я фотографировался для журнала " Pop Rocky". " Эй, Дитер, что с твоей щекой, она совсем разодрана! " - удивился какой-то дурак по имени Опитц из редакции журнала. " О, да... мм... дело было так..! " - я что-то солгал, а потом фотографировался в профиль справа.

В отчаянии я позвонил из машины по мобильному Вероне: " Слушай, я сейчас еду на скорости 200 км/ч к мосту через Эльбу, чтобы вместе с машиной рухнуть за ограждение в воду! " Но это известие оставило её равнодушной: " Езжай, если хочешь! "

Я безумно грустил, плакал, такой чёрствости я не ожидал. Она была так жестка, так холодна. Она могла включать и выключать свои чувства. Такого я не испытывал никогда в жизни. Любая другая женщина взяла бы несчастного за руку и сказала: " Пойдём, я очень сожалею", но Верона была тверда, как камень.

На следующий день я позвонил ей вновь. На этот раз на проводе была другая фрау Фельдбуш, милая, любящая. Слова, которые слетали с её уст, были густыми и сладкими, как карамельный пудинг: " Давай попытаемся ещё раз, Дитер... У нас должно всё получиться, мой дорогой! " Теперь-то я знаю, Верона страдает нарушениями в поведении, она шизофреничка, своего рода франкенштейновская помесь матушки Беймер, которая любого рада прижать к груди, и Алисы Шварцер. Никогда не знаешь, какая из этих двух личностей здоровается с тобой в дверях. Проблема в том, что в любовных отношениях сильнее тот, кто меньше чувствует, так было и с нами. Верона - это такой человек, который любит только себя. Она хитрюга: " Как ты думаешь, что будет, если я расскажу репортёрам, что ты импотент? А как тебе, если я растрезвоню в газеты, что ты лапаешь свою дочь? " Она была мастерицей угрожать, знала тысячу способов, как привести человека в отчаяние.

Горячая линия папарацци.

Может, это и абсурдно, но настало время, когда мы решили попытаться в самый последний раз спасти наши отношения. Мы встречались там и тут, на бензоколонках, и удивительным образом всегда вокруг нас крутились фотографы. Только теперь я понимаю, что Верона установила " горячую линию" для папарацци, чтобы они не перетруждались, разыскивая нас. И назавтра я улыбался со страниц газеты: " Болен снова крутится вокруг Вероны". Я хотел избежать шумихи и предложил: " Давай уедем! " Позвонил в " Луфтганзу": " Куда можно уехать подальше? " и заказал билеты на Бали, две недели в роскошном отеле с кучей всяких услуг, всё это обошлось в 20 000 марок.

В Club Med мы не успели даже выйти из ванной и завернуться в полотенца, как снова разыгрался спектакль. Я решил, что с меня довольно её болтовни, и что мне лучше вернуться домой. Все ценные вещи - деньги, документы, билеты, взятое напрокат фотооборудование за десять тысяч - я сдал на хранение в сейф отеля. Но когда я открыл ячейку - фокус-покус - все вещи словно в воздухе растворились. " Верона, где мои вещи? " - бушевал я. А Верона: " Я их закопала! " Я: " Верона, чёрт тебя побери! Это же бессмысленно, я хочу сейчас же уехать, верни моё барахло. Иначе я позову полицию! " Верона хохотала до упаду: " Иди в полицию и скажи, что твоя жена украла у тебя деньги, да вся полиция обмочится со смеху! " Мы спорили целую ночь, в конце концов, она пошла на уступки, побежала на пляж и выкопала из песка мои деньги и паспорт. " Ты совсем рехнулась, закапывать в песке? А если бы кто-нибудь нашёл? " - рычал я на неё, из-за чего мы вновь поспорили: Верона взяла сумку с фотоаппаратурой, швырнула на пол номера сперва фотоаппарат, принялась потом за камеру, Nicon со вспышкой и двадцатью объективами, которую она раза три ударила о стену, так что камерой потом можно было бы снимать из-за угла.

Но было полно ситуаций, когда я смеялся над ней. Так случилось на вечеринке " Come Together", около уличного бассейна, это нечто, похожее на сбор гостей перед званым обедом, когда все стоят в гостиной с шампанским в руке. Все болтали: " блаблабла", в самой серёдке Верона, как голливудская звезда, при парадном макияже, в вечернем платье, таком длинном, что подолом она подметала кафель на полу. Никто не обращал на неё никакого внимания, просто невероятная вещь для женщины, которая на ралли с Михаелем Шумахером едет в противоположную сторону, ведь она show-girl, а в правильном направлении и без того движется много народу. Она внезапно завизжала в мою сторону: " Дитеееееер! Держи меняяяяя! " и как была, при полном параде - с бокалом, макияжем и платьем-метлой прыгнула в бассейн.