Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Анти- и контр-терроризм






 

Террористы вызывают встречную реакцию великих и не только держав, заставляют задуматься о новой системе международной безопасности, провоцируя сотрудничество в выработке стратегии против новой угрозы – с другой.

Разбирая тему противодействия терроризму, следует разделить ее на два основных вопроса – какова должна быть комплексная стратегия борьбы с этим явлением и кто именно будет этим заниматься.

Начнем со стратегии. На тотальную войну надо отвечать тотальной войной, в которой следует использовать все элементы общества, включая гражданские \негосударственные объединения. Вести эту войну надлежит сразу по нескольким направлениям или нескольким уровням, которые мы перечислим в порядке убывания масштаба - стратегии к тактике.

Уничтожение основы проблемы встречается редко и обычно происходит в совсем чрезвычайной ситуации, как правило на полномасштабной, объявленной войне, будучи оправдано общей обстановкой военного времени: вне войны эти методы совершенно негуманны с точки зрения принятых сейчас норм. (кстати, лозунг «войны с террором», особенно в устах Буша или Путина, направлен именно на легитимизацию общественным мнением тех методов, которые пока кажутся ему спорными).

Крайний вариант этого пути - «Спалить все на фиг и залить бетоном». Немецкий способ от зондеркоманд, печально знакомый нам по Белоруссии и сводящийся к геноциду нецивилизованного противника. Сюда же – тактика американцев во Вьетнаме, которые вообще уничтожали врага вместе с его природной средой (что напалм, что диоксин или agent orange).

Более мягкий вариант того же метода сводится к тому, что нередко делал императорский Рим, когда все население проблемного региона перемещалось и затем расселялось, но не в одном месте, а дисперсно и в дружественном режиму окружении с тем, чтобы они не могли собираться больше трех, не могли говорить на родном языке и постепенно растворились бы среди не притесняющих их соседей.. Собственно, с некоторыми оговорками его применяло и советское правительство, переселяя проблемные народы, которые оно считало потенциальным рассадником шпионов и партизан.

Можно уничтожать и духовную основу проблемы, ликвидируя предпосылки, толкающие людей на путь террора, или выиграв «войну за умы»: распался СССР, и где теперь леваки как серьезная сила? Там, где причины терроризма коренятся в бедности и неустроенности, иногда бывает куда удобнее ликвидировать бедность.

Здесь интересен опыт Филиппин, когда изменившаяся государственная политика в отношении мусульманских регионов, направленная на ликвидацию экономического и социального разрыва между севером и югом страны, поспособствовала тому, что большинство террористов сели за стол переговоров и сейчас его применяют только полукриминальные структуры, интересы которых не являются чисто идейно-политическими (подобное, как говорят, хотели сделать авторы Хасавьюрта, но недоучли местной специфики).

Нечто подобное сейчас с превеликим скрипом пытаются сделать в Афганистане. Задача состоит не только в том, чтобы ликвидировать отряды, верные дяде Бене и К, но и создать ситуацию, при которой у них не было бы возможности вернуться назад на подготовленную базу. А для этого – надо направить процесс воссоздания государственности так, чтобы он развивался НЕ по старым паттернам, иначе во власти произойдет не перемена к демократии, а просто замена одного негодяя на другого.

Направление наиболее кропотливо и растянуто во времени, но в случае успеха дает наиполнейший эффект.

Нередко к этой группе относят чисто дипломатический способ решения проблемы, будь то частичные уступки или натравливание разных групп партизан друг на друга. Сюда же тактика «разделяй и властвуй»., хотя наиболее правильным подвидом этой стратегии будет способность предвидеть вероятное возникновение чреватой терроризмом конфликтной ситуации и, как сказал один генерал, «вовремя вылить воду из вражеского бассейна».

Затем идет контр-терроризм, - это новый термин, под которым понимают меры, направленные на уничтожение вражеской инфраструктуры, перехват стратегической инициативы и предотвращение активных действий со стороны противника. Сюда входит как ликвидация тайников с оружием, так и нейтрализация информаторов, организация превентивных атак, применение собственных коммандос с похожей подготовкой и прочие варианты «наступательного боя», включая превентивные удары по базам врага (естественно, после предварительной их разработки).

 

Как правило, вышеописанные действия идут рука об руку с тем, что я называю «созданием неблагоприятной окружающей среды», делающей невозможным само возникновение терроризма как серьезной угрозы: как и наркоторговля, терроризм есть явление чутко лелеемое, требующее заботы и поддержки. И никакие партизаны, никакие террористы не могут выжить (не то что воевать) на локализованном театре военных действий.

Хорошим примером такой стратегии является «боливийский метод», благодаря которому, вроде бы, поймали Че Гевару. Вначале мы внимательно наблюдаем из кустов вокруг деревни, четко отслеживая, из каких домов партизанам носят еду, а потом внезапно берем всех сочувствующих и по сути блокируем их каналы связи и снабжения. В результате проглолодавшиеся борцы за свободу начинают грабить местное население, которое в итоге или само поднимает их на вилы, или выдает властям. Естественно, способ рассчитан на регионы, где в отличие от трех способов выше поддержка населением партизан не такая всеобщая.

Там, где представление партизан о ценности отдельной жизни примерно эквивалентно представлению тех, кто с ними борется, нередко работает «Английский способ», примененный ими в период англо-бурской войны, когда впервые изобрели концентрационные лагеря для гражданского населения. Скрупулезные британцы переписывали всех обитателей того или иного региона включая женщин и детей, после чего было широко объявлено, что за каждого убитого там солдата армии Ее Величества будут убиты первые 10 заложников из списка вне зависимости от пола и возраста, за офицера – 100, за генерала – тысяча... Партизанская война прекратилась достаточно быстро. Этого способа во многом придерживаются и власти Израиля, срывающие бульдозерами дома террористов и хоронящие смертников на неосвященной земле.

Впрочем, для того, чтобы лишить террористов или партизан поддержки большинства местного населения, можно использовать не только кнут, но и пряник. Взорванный в собственной спальне белорусский гауляйтер Кубе был так опасен именно тем, что в отличие от упертых арийцев он пытался грамотно работать с населением, открывая больницы и школы.

Сюда же – и своего рода «вьетнамизация», при которой за партизанами гоняются в основном лоялисты из местных. Можно вспомнить и корейские «молодежные корпуса», и западноукраинских «ястребков», и эскадроны смерти, и «кадыровский» спецназ Чеченской Республики.

 

На создание неблагоприятной для террористов окружающей среды работает и общая интенсификация информационно-разведывательной деятельности, направленная на обеспечение инфраструктурного превосходства. Например, ответом на сращивание терроризма с этими видами международных угроз является развитие интеграции с ведомствами, занимающимися криминалом, нелегальной миграцией и тп, в особенности соединение ранее разрозненных баз данных. То же самое должно делаться и на межгосударственном уровне, так как ни одна страна не обладает всем комплексом сил и возможностей для глобального уничтожения этого явления.

Борьба должна проводиться и в «плоскости Закона». В первую очередь это выработка юридического определения терроризма и введение его в законодательную практику. Затем - вынесение его в отдельную статью УК (что есть далеко не во всех странах), или введение специальных судов. В перспективе – избавление о двойных стандартов и создание единого законодательного пространства.

Сюда же - жесткие наказания за «сопутствующие преступления» вроде ношения\хранения огнестрельного оружия (в Малайзии даже патрон может стать поводом для смертной казни). Кстати, нередко помогает и против обычной преступности, так как в Чили террористом считается не только обладающий политической мотивацией, но и любой преступник, применивший взрывчатку или автоматическое оружие. Отметим и разрабатываемую систему комплексной защиты транспортных (и морских, и воздушных) коммуникаций.

Только затем следует Анти-терроризм как уничтожение террористов в «оборонительном бою», случившемся после их атаки, включая охрану объектов, обеспечение физической защиты физического лица от вероятного нападения, захват автобуса с заложниками или все варианты засады.

К нему близка Профилактика как борьба с вероятными последствиями, в том числе проработка планов оказания помощи на после взрыва (в этом смысле Америке очень помог 1993 год – не будь взрыва в Оклахома-сити, в 9-11 счет жертв был бы на порядок больше). А у нас потери заложников во время Норд-Оста были во многом вызваны именно недостаточной организованностью во время эвакуации пострадавших от газа, вследствие чего не все получили медпомощь вовремя.

Наконец, Ликвидация последствий того, что случилось, в том числе и психологических. Кстати, именно к ним я отнес бы организацию блокпостов и прочие явные демонстрации рвения силовиков. Реального проку от них крайне мало, но рядовые граждане видят, что полиция не зря ест свой хлеб.

Конечно, универсальное лекарство отсутствует, и выработка локальной тактики должна строиться на доскональном учете местной эндемики, но в той или иной мере каждое из вышеописанных направлений должно быть задействовано.

Крайне важным направлением является информационная война, преследующая две основные цели. Первой является негативизация образа террориста как предотвращение непременного отождествления террориста с борцом за свободу, каковым страдают наши левозащитники. Впрочем, излишняя демонизация (то, что делают с дядей Беней западные СМИ) не менее способствует и героизации образа террориста, и соответствующей его тактике, ориентированной на Зрелище, в котором этот герой играет главную роль.

Вторая цель - прекращение «трансляции ужаса». Террористы хотят паблисити – они его не получат! Блокирование информации об их действиях в СМИ или демонстрация постфактум могут стать хорошим подспорьем в борьбе.

Сейчас в думе вроде бы обсуждается указ о чем-то подобном, и я надеюсь, что речь там пойдет не о засекречивании любой информации, связанной с терактами, а об изменении информационной политики с тем, чтобы материалы СМИ в меньшей степени помогали террористам запугивать аудиторию.

Правильный указ на эту тему очень важен, равно как и это направление вообще. Не будем далеко ходить за примерами и вспомним Чечню– я просто поражен масштабом проигрыша информационного фронта. При том, что на некоторых «экстремальных» сайтах видеозаписей пыток, изнасилований и казней русских солдат лежит достаточное количество (лично я насмотрелся, но линк не дам), адекватной статистики преступлений сепаратистов не было найдено ни на одном англоязычном сайте – в лучшем случае на фоне критики действий федералов имеются замечания, что борцы за свободу, конечно, тоже не совсем без крови, но все же... Сравнительной статистики, которая бы просто позволила сравнить, кто сколько убил, или показать масштабы «ползучей этнической чистки», проведенной в первые годы чеченской независимости, не было найдено совсем.

Интересно, дело в заказанной позиции журналистов, которым хвалить власть моветон, или косности военных, не понимающих значения общественной поддержки войны в условиях демократии? Ведь тот же Афганистан в этом смысле освещался куда как правильнее.

Вообще, обратим внимание на особенности освещения в прессе борьбы с терроризмом, снова начав с одиозного примера, когда во время Норд-Оста репортер одного из центральных каналов начал вести «прямой репортаж из подземного коридора, по которому через пять минут спецназ сейчас пойдет на штурм». То, что террористы тоже могут смотреть ТВ, отчего-то не пришло ему в голову.

Есть и более интересное противоречие: люди хотят знать правду, но показанная в СМИ или в кино достоверная информация является пособием для будущих террористов для учёта ошибок предшественников и оптимального обхода средств противодействия террору и освобождению заложников. С другой стороны, дефицит достоверной информации неизбежно порождает искажение истины, в том числе - " нагнетание атмосферы", особенно в сочетании с вредной привычкой демократической прессы принимать молчание властей за сокрытие очередной страшной тайны.

Мнение западных специалистов по этому вопросу сводится к следующему. Во время куда менее удачной операции по освобождению заложников в Тегеране тон работающих с прессой был таков: случилось то-то и то-то, были совершены такие-то ошибки, но об остальных деталях операции мы не можем сказать ничего подтверждающего или опровергающего и не будем их обсуждать. К этим деталям относилась та тактическая информация, раскрытие которой через прессу могло быть расценено как раскрытие профессиональных секретов. Конечно, выбор между молчанием и вероятным разглашением тайн в рамках свободы слова неприятен, но по мнению означенных лиц, в такой ситуации лучше не говорить ничего.

Я добавил бы и то, что деятельность СМИ по навязыванию массам определенных стереотипов может быть более сложной. Не отсюда ли вошедшая в моду в американском кино «стрельба по-голливудски», которая выглядит очень стильно, но сопряжена со специальной подготовкой и при попытке ее применить создает начинающему стрелку больше проблем?

 

Теперь об исполнителях. Распространенный миф говорит о том, что применение военной силы является решающим аргументом, но классическая армия против террористов бессильна. Во-первых, стандартная солдатская подготовка НЕ предназначена для операций такого рода. Армия большого государства (мы не берем банановые республики с иной лестницей приоритетов угроз), как правило рассчитана на ведение не малой, а конвенционной войны, и привыкла к существованию определенного, локализованного ТВД. Для победы ей нужен противник не размытый во времени и пространстве.

Во-вторых, большинство проблем связанных с терроризмом, относятся к категории послевоенных и решаются не военной силой, а солдаты привыкли воевать (еще раз добавлю – в большой, а не малой войне), и когда они (особенно молодежь) не заняты делом, они начинают ездить на танках за водкой, строить блокпосты как способ зарабатывания денег на взятках за проход, трахать местное население и негативно влиять на общий имидж миротворцев. Кроме того, именно они потом страдают больше всего от шахидов и К.

Подобное происходит сейчас в Ираке (не забудем про Posse Comitatus Act, который запрещает применение армии США для решения внутренних проблем), и почти точно те же слова я ранее слышал про Чечню.

Поэтому структура, аналогичная довоенной японской жандармерии или американской военной полиции (МР) подходит для выполнения миротворческих операций гораздо лучше. С одной стороны, они остаются военной организацией с соответствующей подготовкой и техникой, с другой, в отличие от армии, они обучены иметь дело с гражданскими и в состоянии не только охранять конвои или разгонять демонстрации, но и вести расследование по отношению как к военным так гражданским. В США в ее юрисдикции находятся и охрана периметра военной базы, и служебные собаки, и таможенная служба, а в случае чего они могут выполнять анти – и контр-террористические операции.

Однако такая структура есть далеко не везде. В Российской Армии аналог МР занимается скорее расследованием преступлений только среди военных, а ОМОН относится скорее к тому, что по-английски называется riot police, не имеет большей части функций МР и подчиняется не тому министерству.

Пока/если такой структуры нет, можно пробовать «запустить в лес своих партизан». Это делали немцы (ягдкоманды), это сейчас пытаемся делать мы в Чечне. Воюет не регулярная армия, а мобильные антитеррористические группы спецназа, подготовленные не хуже партизан, но гораздо лучше оснащенные технически, а с учетом достижений современной науки еще и информационно. Неспецподготовленная часть армии при этом блокирует лес. Метод хорошо работает, когда лес партизан является относительно знакомым ландшафтом для спецназа (то есть, джунгли не для зеленых беретов а для латиноамериканских тигреро).

Второй миф связан с гипотетическим всеведением власти. Следует помнить, что возможности служб безопасности предотвратить теракт ограничены. И (исключая случаи преступной халатности или провокации) то, что он все же случился, не может быть поставлено им в прямую вину. Правильная статистика сводится не к тому, сколько терактов случилось, а сколько из планируемых удалось предотвратить (в Израиле, насколько мне известно, этот процент равен 90%).

Силовики имеют дело уже с последствиями терроризма как явления. Ни спецназ, ни милиция, просто патрулируя город, проверяя документы, высматривая подозрительных людей, предотвратить теракты не могут. Большинство подобных мер, включая организацию блокпостов, рассчитано на оборону от случайной угрозы и оказание психологического воздействия – устрашение колеблющихся будущих террористов и демонстрация напуганному обывателю того, что силовики работают (настоящей-то работы обычно не видно!).

Те, кто сам вовлечен в антитеррористическую деятельность, хорошо понимают, насколько сложно перехватить шахидку, когда она уже покинула базу и выходит на цель. В 95% перехват осуществляется до стадии, когда террорист выходит " на дело" в боевой готовности и в первую очередь за счет внедренной агентуры.

С агентурой, кстати, нередко возникают проблемы. Во-первых, в обществе, которое не охвачено эпидемией благородного доносительства и воспринимает сигнал властям как позорное стукачество, вероятность получения информации от случайного свидетеля невысока. Во-вторых, засылка информатора в такое специфическое сообщество, которым обычно является террористическая организация, сопряжена с изрядным числом проблем, связанных не только с межкультурной коммуникацией. А если речь идет о маленькой изолированной группе, то информации о ее действиях просто неоткуда «утечь».

Третий миф связан с тем, что для нас все сделает государство. Нам стоит не бросаться после трагедии с криками " куда смотрели власти? ", а пытаться действовать самим. Пока же реакция масс идет как бы волнами – после теракта случается очередной пик массовой бдительности с кучей сигналов властям о подозрительных лицах и добровольным патрулированием подъездов, но проходит 2-3 месяца, эффекта не видно, ничего не случается, и энтузиазм гаснет – до следующего теракта.

 






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.