Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава 4. Погоня




Утихли истерические женские крики, отсверлили свистки милиции, двесанитарные машины увезли: одна -- обезглавленное тело и отрезанную голову вморг, другая -- раненную осколками стекла красавицу вожатую, дворники вбелых фартуках убрали осколки стекол и засыпали песком кровавые лужи, а ИванНиколаевич как упал на скамейку, не добежав до турникета, так и остался наней. Несколько раз он пытался подняться, но ноги его не слушались -- сБездомным приключилось что-то вроде паралича. Поэт бросился бежать к турникету, как только услыхал первый вопль, ивидел, как голова подскакивала на мостовой. От этого он до того обезумел, что, упавши на скамью, укусил себя за руку до крови. Про сумасшедшего немцаон, конечно, забыл и старался понять только одно, как это может быть, чтовот только что он говорил с Берлиозом, а через минуту -- голова... Взволнованные люди пробегали мимо поэта по аллее, что-то восклицая, ноИван Николаевич их слов не воспринимал. Однако неожиданно возле него столкнулись две женщины, и одна из них, востроносая и простоволосая, закричала над самым ухом поэта другой женщинетак: -- Аннушка, наша Аннушка! С садовой! Это ее работа! Взяла она в бакалееподсолнечного масла, да литровку-то о вертушку и разбей! Всю юбкуизгадила... Уж она ругалась, ругалась! А он-то, бедный, стало быть, поскользнулся да и поехал на рельсы... Из всего выкрикнутого женщиной в расстроенный мозг Ивана Николевичавцепилось одно слово: " Аннушка"... -- Аннушка... Аннушка?.. -- забормотал поэт, тревожно озираясь, --позвольте, позвольте... К слову " Аннушка" привязались слова " подсолнечное масло", а затемпочему-то " Понтий Пилат". Пилата поэт отринул и стал вязать цепочку, начинаясо слова " Аннушка". И цепочка эта связалась очень быстро и тотчас привела ксумасшедшему профессору. Виноват! Да ведь он же сказал, что заседание не состоится, потому чтоАннушка разлила масло. И, будьте любезны, оно не состоится! Этого мало: онпрямо сказал, что Берлиозу отрежет голову женщина?! Да, да, да! Ведь вожатаябыла женщина?! Что же это такое? А? Не оставалось даже зерна сомнения в том, что таинственный консультантточно знал заранее всю картину ужасной смерти Берлиоза. Тут две мыслипронизали мозг поэта. Первая: " Он отнюдь не сумасшедший! Все это глупости! ", и вторая: " Уж не подстроил ли он это сам?! " Но, позвольте спросить, каким образом?! -- Э, нет! Это мы узнаем! Сделав над собой великое усилие, Иван Николаевич поднялся со скамьи ибросился назад, туда, где разговаривал с профессором. И оказалось, что тот, к счастью, еще не ушел. На Бронной уже зажглись фонари, а над Патриаршими светила золотая луна, и в лунном, всегда обманчивом, свете Ивану Николаевичу показалось, что тотстоит, держа под мышкою не трость, а шпагу. Отставной втируша-регент сидел на том самом месте, где сидел ещенедавно сам Иван Николаевич. Теперь регент нацепил себе на нос явно ненужное пенсне, в котором одного стекла вовсе не было, а другое треснуло. Отэтого клетчатый гражданин стал еще гаже, чем был тогда, когда указывалБерлиозу путь на рельсы. С холодеющим сердцем Иван приблизился к профессору и, взглянув ему влицо, убедился в том, что никаких признаков сумасшествия нет и не было. -- Сознавайтесь, кто вы такой? -- глухо спросил Иван. Иностранец насупился, глянул так, как будто впервые видит поэта, иответил неприязненно: -- Не понимай... русский говорить... -- Они не понимают! -- ввязался со скамейки регент, хотя его никто и непросил объяснять слова иностранца. -- Не притворяйтесь! -- грозно сказал Иван и почувствовал холод подложечкой, -- вы только что прекрасно говорили по-русски. Вы не немец и непрофессор! Вы -- убийца и шпион! Документы! -- яростно крикнул Иван. Загадочный профессор брезгливо скривил и без того кривой рот и пожалплечами. -- Гражданин! -- опять встрял мерзкий регент, -- вы что же это волнуетеинтуриста? За это с вас строжайше спросится! -- а подозрительный профессорсделал надменное лицо, повернулся и пошел от Ивана прочь. Иван почувствовал, что теряется. Задыхаясь, он обратился к регенту: -- Эй, гражданин, помогите задержать преступника! Вы обязаны этосделать! Регент чрезвычайно оживился, вскочил и заорал: -- Где твой преступник? Где он? Иностранный преступник? -- глазарегента радостно заиграли, -- этот? Ежели он преступник, то первым долгомследует кричать: " Караул! " А то он уйдет. А ну, давайте вместе! Разом! -- итут регент разинул пасть. Растерявшийся Иван послушался шуткаря-регента и крикнул " караул! ", арегент его надул, ничего не крикнул. Одинокий, хриплый крик Ивана хороших результатов не принес. Двекаких-то девицы шарахнулись от него в сторону, и он услышал слово " пьяный". -- А, так ты с ним заодно? -- впадая в гнев, прокричал Иван, -- ты чтоже это, глумишься надо мной? Пусти! Иван кинулся вправо, и регент -- тоже вправо! Иван -- влево, и тотмерзавец туда же. -- Ты нарочно под ногами путаешься? -- зверея, закричал Иван, -- я тебясамого предам в руки милиции! Иван сделал попытку ухватить негодяя за рукав, но промахнулся и ровноничего не поймал. Регент как сквозь землю провалился. Иван ахнул, глянул вдаль и увидел ненавистного неизвестного. Тот былуже у выхода в Патриарший переулок, и притом не один. Более чем сомнительныйрегент успел присоединиться к нему. Но это еще не все: третьим в этойкомпании оказался неизвестно откуда взявшийся кот, громадный, как боров, черный, как сажа или грач, и с отчаянными кавалерийскими усами. Тройкадвинулась в Патриарший, причем кот тронулся на задних лапах. Иван устремился за злодеями вслед и тотчас убедился, что догнать ихбудет очень трудно. Тройка мигом проскочила по переулку и оказалась на Cпиридоновке.Сколько Иван не прибавлял шагу, расстояние между преследуемыми и им ничутьне сокращалось. И не успел поэт опомниться, как после тихой Cпиридоновкиочутился у Никитских ворот, где положение его ухудшилось. Тут уж былатолчея, Иван налетел на кой-кого из прохожих, был обруган. Злодейская жешайка к тому же здесь решила применить излюбленный бандитский прием --уходить врассыпную. Регент с великой ловкостью на ходу ввинтился в автобус, летящий кАрбатской площади, и ускользнул. Потеряв одного из преследуемых, Ивансосредоточил свое внимание на коте и видел, как этот странный кот подошел кподножке моторного вагона " А", стоящего на остановке, нагло отсадилвзвизгнувшую женщину, уцепился за поручень и даже сделал попытку всучитькондукторше гривенник через открытое по случаю духоты окно. Поведение кота настолько поразило Ивана, что он в неподвижности застылу бакалейного магазина на углу и тут вторично, но гораздо сильнее, былпоражен поведением кондукторши. Та, лишь только увидела кота, лезущего втрамвай, со злобой, от которой даже тряслась, закричала: -- Котам нельзя! С котами нельзя! Брысь! Слезай, а то милицию позову! Ни кондукторшу, ни пассажиров не поразила самая суть дела: не то, чтокот лезет в трамвай, в чем было бы еще полбеды, а то, что он собираетсяплатить! Кот оказался не только платежеспособным, но и дисциплинированнымзверем. При первом же окрике кондукторши он прекратил наступление, снялся сподножки и сел на остановке, потирая гривенником усы. Но лишь кондукторшарванула веревку и трамвай тронулся, кот поступил как всякий, кого изгоняютиз трамвая, но которому все-таки ехать-то надо. Пропустив мимо себя все тривагона, кот вскочил на заднюю дугу последнего, лапой вцепился в какую-токишку, выходящую из стенки, и укатил, сэкономив, таким образом, гривенник. Занявшись паскудным котом, Иван едва не потерял самого главного из трех-- профессора. Но, по счастью, тот не успел улизнуть. Иван увидел серыйберет в гуще в начале Большой Никитской, или Герцена. В мгновение ока Иван исам оказался там. Однако удачи не было. Поэт и шагу прибавлял, и рысцойначинал бежать, толкая прохожих, и ни на сантиметр не приблизился кпрофессору. Как ни был расстроен Иван, все же его поражала та сверхъестественнаяскорость, с которой происходила погоня. И двадцати секунд не прошло, какпосле Никитских ворот Иван Николаевич был уже ослеплен огнями на Арбатскойплощади. Еще несколько секунд, и вот какой-то темный переулок спокосившимися тротуарами, где Иван Николаевич грохнулся и разбил колено.Опять освещенная магистраль -- улица Кропоткина, потом переулок, потомОстоженка и еще переулок, унылый, гадкий и скупо освещенный. И вот здесь-тоИван Николаевич окончательно потерял того, кто был ему так нужен. Профессорисчез. Иван Николаевич смутился, но ненадолго, потому что вдруг сообразил, чтопрофессор непременно должен оказаться в доме N 13 и обязательно в квартире47. Ворвавшись в подъезд, Иван Николаевич взлетел на второй этаж, немедленно нашел эту квартиру и позвонил нетерпеливо. Ждать пришлосьнедолго: открыла Ивану дверь какая-то девочка лет пяти и, ни о чем несправляясь у пришедшего, немедленно ушла куда-то. В громадной, до крайности запущенной передней, слабо освещенноймалюсенькой угольной лампочкой под высоким, черным от грязи потолком, настене висел велосипед без шин, стоял громадный ларь, обитый железом, а наполке над вешалкой лежала зимняя шапка, и длинные ее уши свешивались вниз.За одной из дверей гулкий мужской голос в радиоаппарате сердито кричалчто-то стихами. Иван Николаевич ничуть не растерялся в незнакомой обстановке и прямоустремился в коридор, рассуждая так: " Он, конечно, спрятался в ванной". Вкоридоре было темно. Потыкавшись в стены, Иван увидел слабенькую полоскусвета внизу под дверью, нашарил ручку и несильно рванул ее. Крючок отскочил, и Иван оказался именно в ванной и подумал о том, что ему повезло. Однако повезло не так уж, как бы нужно было! На Ивана пахнуло влажным, теплом и, при свете углей, тлеющих в колонке, он разглядел большие корыта, висящие на стене, и ванну, всю в черных страшных пятнах от сбитой эмали. Таквот, в этой ванне стояла голая гражданка, вся в мыле и с мочалкой в руках.Она близоруко прищурилась на ворвавшегося Ивана и, очевидно, обознавшись вадском освещении, сказала тихо и весело: -- Кирюшка! Бросьте трепаться! Что вы, с ума сошли?.. Федор Иванычсейчас вернется. Вон отсюда сейчас же! -- и махнула на Ивана мочалкой. Недоразумение было налицо, и повинен в нем был, конечно, ИванНиколаевич. Но признаться в этом он не пожелал и, воскликнув укоризненно: " Ах, развратница!.." -- тут же зачем-то очутился на кухне. В ней никого неоказалось, и на плите в полумраке стояло безмолвно около десятка потухшихпримусов. Один лунный луч, просочившись сквозь пыльное, годами не вытираемоеокно, скупо освещал тот угол, где в пыли и паутине висела забытая икона, из-за киота которой высовывались концы двух венчальных свечей. Под большойиконой висела пришпиленная маленькая -- бумажная. Никому не известно, какая тут мысль овладела Иваном, но только, преждечем выбежать на черный ход, он присвоил одну из этих свечей, а также ибумажную иконку. Вместе с этими предметами он покинул неизвестную квартиру, что-то бормоча, конфузясь при мысли о том, что он только что пережил вванной, невольно стараясь угадать, кто бы был этот наглый Кирюшка и не емули принадлежит противная шапка с ушами. В пустынном безотрадном переулке поэт оглянулся, ища беглеца, но тогонигде не было. Тогда Иван твердо сказал самому себе: -- Ну конечно, он на Москве-реке! Вперед! Следовало бы, пожалуй, спросить Ивана Николаевича, почему он полагает, что профессор именно на Москве-реке, а не где-нибудь в другом месте. Да горев том, что спросить-то было некому. Омерзительный переулок был совершеннопуст. Через самое короткое время можно было увидеть Ивана Николаевича награнитных ступенях амфитеатра Москвы-реки. Сняв с себя одежду, Иван поручил ее какому-то приятному бородачу, курящему самокрутку возле рваной белой толстовки и расшнурованных стоптанныхботинок. Помахав руками, чтобы остыть, Иван ласточкой кинулся в воду. Духперехватило у него, до того была холодна вода, и мелькнула даже мысль, чтоне удастся, пожалуй, выскочить на поверхность. Однако выскочить удалось, и, отдуваясь и фыркая, с круглыми от ужаса глазами, Иван Николаевич началплавать в пахнущей нефтью черной воде меж изломанных зигзагов береговыхфонарей. Когда мокрый Иван приплясал по ступеням к тому месту, где осталось подохраной бородача его платье, выяснилось, что похищено не только второе, но ипервый, то есть сам бородач. Точно на том месте, где была груда платья, остались полосатые кальсоны, рваная толстовка, свеча, иконка и коробкаспичек. Погрозив в бессильной злобе кому-то вдаль кулаком, Иван облачился вто, что было оставлено. Тут его стали беспокоить два соображения: первое, это то, что исчезлоудостоверение МАССОЛИТа, с которым он никогда не расставался, и, второе, удастся ли ему в таком виде беспрепятственно пройти по Москве? Все-таки вкальсонах... Правда, кому какое дело, а все же не случилось бы какой-нибудьпридирки или задержки. Иван оборвал пуговицы с кальсон там, где те застегивались у щиколотки, в расчете на то, что, может быть, в таком виде они сойдут за летние брюки, забрал иконку, свечу и спички и тронулся, сказав самому себе: -- К Грибоедову! Вне всяких сомнений, он там. Город уже жил вечерней жизнью. В пыли пролетали, бряцая цепями, грузовики, на платформах коих, на мешках, раскинувшись животами кверху, лежали какие-то мужчины. Все окна были открыты. В каждом из этих окон горелогонь под оранжевым абажуром, и из всех окон, из всех дверей, из всехподворотен, с крыш и чердаков, из подвалов и дворов вырывался хриплый ревполонеза из оперы " Евгений Онегин". Опасения Ивана Николаевича полностью оправдались: прохожие обращали нанего внимание и оборачивались. Вследствие этого он решил покинуть большиеулицы и пробираться переулочками, где не так назойливы люди, где меньшешансов, что пристанут к босому человеку, изводя его расспросами о кальсонах, которые упорно не пожелали стать похожими на брюки. Иван так и сделал и углубился в таинственную сеть Арбатских переулков иначал пробираться под стенками, пугливо косясь, ежеминутно оглядываясь, повременам прячась в подъездах и избегая перекрестков со светофорами, шикарныхдверей посольских особняков. И на всем его трудном пути невыразимо почему-то мучил вездесущийоркестр, под аккомпанемент которого тяжелый бас пел о своей любви к Татьяне.

Данная страница нарушает авторские права?





© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.