Тело есть бес-конечность мысли

Тело не перестает мыслиться, взвешиваться - при том непременном условии, что -ся, которое надле-

жит помыслить, - это -" ся", hoc " ipse", hoc теит", - не находится в " его" распоряжении, что оно доступно, только рас-полагаясь поперек всей ареальности, которая возвращает-ся лишь отдаляясь (не отдаляясь " от себя", раз такое " себя" нигде не дано, но взамен следовало бы сказать: " отдаляя-себя-прямо-на-себе"). Итак, тело не перестает совершать действия с возвратной частицей -ся: материя, масса, мякоть, зерно, щель, мол, молекула, торф, вздутие, фибра, сок, инвагинация, объем, падение, мясо, цементирующая связь, замес, кристальность, подергивание, развязка, ткань, пристанище, смятение, запах, вкус, резонанс, решимость, разум.

Оно об этом ничего не знает, оно не знает ни того, что оно есть это -ся, ни того, что именно оно делает, являясь этим -ся. Но здесь нет ничего ущербного, ибо тела не принадлежат к той сфере, где ставка делается на " знание" (и точно так же на " незнание", будь то в его мистерийной форме или же в форме прямой имманентной науки, проникнутой телом, - одним из тех осторожных понятий " ощущаться" (" s'eprouver"), как его излагают различные " философии жизни"). Опыт не есть ни знание, ни незнание. Опыт есть преодоление, краевой переход, непрерывный переход от одного края к другому на всем протяжении очерка, каким развертывается и ограничивается ареальность. Мысль также не принадлежит порядку знания.

Мысль есть бытие, когда оно давит на свои края, это бытие, подпираемое и согнутое своими пределами, сгиб и разгиб протяженности. Каждая мысль есть тело. (Вот почему под конец всякая система мысли распадается внутри самой себя, и остается только corpus мыслей.)

Каждая мысль есть (или же: в каждой мысли бытие есть - вот здесь-то Парменвд и заявляет: " бытие и мысль есть одно и то же63, подумайте теперь о том, что сама эта мысль Парменида есть то же, что и бытие, абсолютным образом, и что она " мыслит", следовательно, не что иное, как вот-бытие бытия, то есть она - то же самое, что это вот, она - груз бытия в качестве вот, то есть вдобавок она есть это место бытия или это место быть, и вы поймете, что мысль есть тело, наемное пространство (location) бытия, иначе говоря, еще одно существование). Мысль не говорит " hoc est", но мысль есть " hoc est", положение без предположения, показ. Нос est, со своей стороны, не является чем-то: это в точности онтологическая нечленораздельность мысль/тело. " Сие, все сие, каждое из сих, только сие есть - смысл". Нос est: заикание, икота64.

Тело, мысль есть бытие себя выказывающее, бы-тие-собственным-дейксисом и бытие-указатель-своего-свойства. " Нос est", высказанное бытием, - вот что такое мыслить. Но как сказывает бытие? Бытие не говорит, бытие не изливается в бестелесное значение. Бытие вот тут, оно есть место-пребыва-

ние некоего " тут", некоего тела. Проблема мышления (если называть это " проблемой") состоит в том, как сказывает тело.

(Конечно, тело сказывает также и в языке: для этого есть рот, язык, мускулы, колебания, частоты, а заодно и руки, клавиатуры, графы, различные следы, и все послания являются длинной цепочкой телесных грифов и прививок. Но речь идет именно о том, что, относясь к языку, касается уже не сообщения, но выписывания такового.)

Тело сказывает: оно не безмолвно, не немо, ведь это - языковые категории. Тело сказывает вне-язык (то есть то, что в языке выписывается). Тело сказывает таким способом, что, чуждое любому интервалу и любому повороту знака, оно возвещает абсолютно всё (оно абсолютно возвещается) и его весть оказывается преградой для самой себя, преградой абсолютной. Тело сказывает, оно сказывается, мешая самому себе как высказанному (и как высказыванию). Смысл отбрасывания-смысла.

Так взвешивайте же еще не сказанное слово, слово, не сорвавшееся с уст, находящееся все еще прямо на гортани, на языке и на зубах (которые дали бы ему в ту же секунду зазвучать, будь оно произнесено, сказано, - но его " все еще тут" не имеет будущего, оно навсегда останется все еще тут).

Слово выговоренное, а не сказанное, возвещенное, а не выговоренное, разоблачаемое, полагаемое,

скользкое, как слюна, само по себе слюна, ничтожное выделение, просачивание, внутренний орган. Слово проглоченное, а не сказанное, не умаленное, не взятое назад, но проглоченное в похищенный момент его произнесения, проглоченное в пред-вкушении слюны, едва пенистой, едва липкой, приметное растворение, пропитывание - без имманентности, присущей смачной пресности, - проглоченное, смываемое на самой грани своего произнесения. Несмотря на этимологию, этот вкус не есть вкушение и искушенность, как этот голос не есть ни язык, ни вокабула, ни вокализ, ни гласная. Следовательно, он похож на молчаливый диалог души с самой собой, но не есть ни диалог, ни монолог, а всего лишь протяжение души, схема без всякого значения - участок, мера, скандирование, ритм. Бытие как ритм тел - тела как ритм бытия. Мысль-в-теле есть ритмичность, опространствование, биение, задающее темп танца, шаг мира.

Rock: при такой каденции тела оказывается, что наш мир развернул настоящую ритмическую мир-ность, от джаза до рэпа и дальше, это толчея, роение, переполнение, общедоступность поз, электронная кожа, зонированная, омассовленная, так что при желании вполне можно говорить о шуме, ибо прежде всего речь идет и вправду о фоновом шуме, нарастающем тогда, когда формы уже больше не в ходу, когда они не имеют больше смысла (социального, здравого,

сентиментального, метафизического) и когда, напротив, предстоит переделать эстетики прямо на телах с их оголенными чувствами, лишенными привязок, ориентиров, принадлежности к культуре Запада, равно как насквозь переделать искусства в технэ творения тел. Да, шум: это как обратная сторона мысли, но также и как гул, несущийся из складок тел.