Стриатум 4 страница

Аналогичным образом при пораже­нии в предметном уровне D пациент, спо­собный написать по заданию, например, цифру 8, но склонный к персеверации, может воспроизвести заданную цифру в виде целого клубка восьмерок по одному месту (персеверация в высших автоматиз­мах уровня действий) или в виде беско­нечной серии восьмерок: 8888... (пер­северация в смысловой схеме самого уровня D). Этот же больной на задание написать " сто двадцать" пишет 122222..., т.е. уже на втором звене верно начатого действия впадает в персеверацию после­днего из указанных типов, но другой па­циент на то же самое отвечает такой пер­северацией: 120120120... Несомненно, что переход в предыдущей паре наблюдений от штопоровидной персеверации кружка к нескончаемой серии безупречных круж­ков вполне аналогичен описанному сей­час переходу от 122222... к 120 120 120, и если там этот переход был связан с по­вышением персеверации на один уровне-вый этаж, то у нас есть все основания ожи­дать и здесь подобного же соотношения. Налицо более сложный и высокий тип персеверации, явно говорящий за то, что здесь затронута перешифровка, стоящая выше уровня D. То же, по-видимому, спра­ведливо и по отношению к больному, ко­торый задание написать 120 исполняет так " 10020", т.е. уже без персеверационных явлений обнаруживает разрушение в той области, где должна в норме совершаться арифмо-грамматическая перешифровка, и этим подтверждает действительное суще­ствование такой области.

В ответ на предложение нарисовать дом больной¹, персеверирующий в уровне D, изображает либо общепринятую схему до-

¹ Ряд приводимых здесь примеров больных автор заимствует из наблюдений А. Лурия, которому приносит живейшую благодарность.

мика много раз по одному месту, либо це­лую улицу схематических домиков. Но к какому уровню отнести персеверацию больного, который исполняет это задание, рисуя сперва крышу в виде буквы Д, а под ней — запутанный клубок линий, ясно об­наруживающий, однако, что за Д-образной крышей последовали сначала круговые, О-образные, а под конец — ломаные, М-об-разные линии? Это уже не схема дома в уровне D, а какая-то сложная смесь схема­тического рисунка, идеографического иероглифа и письменного обозначения " ДОМ", свидетельствующая о нарушении по меньшей мере в еще одном возвышаю­щемся над D уровне, в котором смыкают­ся между собой предметные схемы и рече­вые, письменные начертания. Ведь не­сомненно, что и исторически иероглифы египтян и китайцев возникли не в резуль­тате чисто интеллектуалистически проду­манной условной символики, а в порядке слитного, синкретического мышления бо­лее примитивного типа, которое в ту пору могло проявиться и в соответственных син­тетических графических координациях в норме, а в наше время всплывает тут и там в патологических случаях, как и еще мно­гие другие формы примитивного мышле­ния, а может быть, и моторики.

Все эти факты — и существование це­лостных двигательных актов, не уклады­вающихся в рамки уровня D, и многоярус­ные перешифровки, замечаемые в норме, и многоэтажные выпадения или персеве­рации, наблюдающиеся в патологии, — го­ворят в пользу существования по мень­шей мере еще одного уровня, доминирую­щего над уровнем действий D, а вероятнее, еще нескольких подобных уровней. Одна­ко недостаточность материала в этом на­правлении пока еще настолько ощутима, что единственно правильный выход для настоящего момента — объединить про-визорно все возможные здесь высшие уровни в одну группу Е, поскольку даже при этом условии их удастся охаракте­ризовать только в самых суммарных чер­тах. Для этой уровневой группы сейчас невозможно, как кажется, конкретизиро­вать ни ее ведущих афферентаций, ни кортикальной локализации (кроме толь­ко явно существенных для ее эффектори-ки лобных долей полушарий, в частности, полей 9 и 10 Brodmann).

Прежде всего нужно обосновать утвер­ждение, что в группе Е мы имеем дело действительно с координационными уров­нями, а не только с чисто психологичес­кими надстройками, т.е. что двигатель­ные акты, относящиеся к этой группе, не являются суммами движений, полностью управляемых и координируемых более низовыми уровнями и только сцепляемых между собой психологическими мотива­ми нового рода, а представляют собой на­стоящие целостные координации с особы­ми качествами. При всей недостаточности экспериментального материала и связан­ной с этим очень большой трудности найти достаточно веские обоснования для этого положения можно все-таки и сей­час высказать ряд аргументов в его пользу.

Первый аргумент вытекает из того по­нимания структуры актов уровня дей­ствий и функций премоторной системы, которые явились результатом приведен­ного выше анализа этого уровня. Этот ана­лиз доказал возможность координацион­ного управления двигательными процес­сами " сверху вниз", позволив установить, что высшие автоматизмы, встреченные нами там, не являются ни в какой мере суммами движений уровней В и С, а пред­ставляют собой совершенно особые коор­динационные комбинации, управляемые по специфическим директивам предметного уровня, через его собственный эффектор-ный выход — премоторные поля. Эти ав­томатизированные компоненты и фоны предметного уровня, эти " высшие автома­тизмы" текут в силу своей автоматизиро-ванности ниже порога сознания, всегда пребывающего в ведущем в данный мо­мент уровне. Совершенно естественно зак­лючить, что если мы встретимся с целост­ным предметным действием или цепью таких действий, текущими автома­тизирование и бессознательно и приводя­щими при этом к смысловому результату, возвышающемуся над возможностями са­мого предметного уровня, то перед нами будет проявление аналогичного координа­ционного процесса, локализованного на одну уровневую ступень выше процессов уровня действий. Такие факты дейст­вительно существуют. К ним прежде все­го следует причислить движения речи и письма.

Как уже было указано в предыдущем разделе, речедвигательный процесс пред­ставляет собой координацию, текущую на уровне действий, с техническими фонами во всех нижележащих уровнях. Это дока­зывается и близким клиническим срод­ством между моторными афазиями и ап-раксиями премоторной группы, и бли­зостью, локальной и иннервационной, между премоторными полями коры и ре-чедвигательным полем Вгоса, и схемно-топологическим характером построения речедвигательных отправлений, и наличи­ем в них черт, совершенно аналогичных почерку, — произношения или акцента, т.е. качественной манеры, не нарушающейся при изменениях метрической стороны речи (громкости, быстроты, высоты тона голо­са); доказывается, наконец, ясно выражен­ной монопольной смысловой связью их с предметом на некоторых ранних стадиях онтогенетического развития речи. Назы­вание предмета, так же как написание буквы или списывание слова, строится в уровне предметного действия D. Когда же мы встречаемся с этими полностью при­надлежащими предметному уровню коор-динациями в служебной, подчиненной, роли в бессознательном или автоматическом протекании и в таких цепных синтезах, которые в целом не могут быть мотивиро­ванными предметным уровнем, т.е. встре­чаемся со смысловой связной речью или таким же письмом, мы имеем очень мно­го оснований признать управляющие ими механизмы за особый координационный уровень в точном смысле этого слова. Ана­логия речедвигательного процесса с выс­шими автоматизмами действительно очень велика, и хотя подробное ее прослежива­ние выходит из рамок этой книги, но одну существенную ее черту необходимо ука­зать.

Выше было установлено, что движения, из которых построены автоматизмы уров­ня действий, несмотря на то, что координи­руются всегда в уровнях ниже его, тем не

менее представляют собой такие двигатель­ные формы и комбинации, которые не мог­ли бы возникнуть в своих низовых уров­нях сами по себе, без директивного управления свыше, за полным отсутстви­ем в этих уровнях мотивов к формирова­нию подобных двигательных отправлений. Точно так же, если в предметном уровне находятся достаточные мотивы к возник­новению речевого называния воспринима­емого конкретного предмета, то как для появления более высокоорганизованных семантических (словесных) форм (глаго­лы, числительные, союзы и т.д.), так и для появления высших грамматических форм (склонение, спряжение, синтаксическое построение речи) в предметном уровне мотивов нет и не может быть. Таким обра­зом, управление речью с того момента, как оно переходит от уровня D к более высо­кой уровневой группе Е, отнюдь не сводит­ся к сцеплению или нанизыванию уже имеющихся (фактически или потенциаль­но) в предметном уровне речевых форм, а создает на этом последнем уровне новые формы — и семантические, и граммати­ческие, столь же речедвигательные, как и наименования конкретно воспринимаемых предметов, столь же полно координацион­но связанные с уровнем D, но генетически совершенно чуждые ему¹.

К подобным же случаям возникнове­ния особых координации уровня действий, бессознательно протекающих под контро­лем более высокого уровня, следует отнес­ти некоторые формы координации музы­кального исполнения. Сюда нужно прежде всего причислить координации смычка. Выше, при разборе движений уровня про­странственного поля <...>, было указано, что этот уровень практически никак не участвует в построении движений смычко­вой руки. Зато уровень действий непосред­ственно связан с манипулированием этим своеобразным орудием, манипулированием, никак не сводимым ни к одной только хватке, ни к перемещению вещей в про-

¹ Одна интересная подробность характеризует отличие этих " сверхвысших" автоматизмов, про­ецирующихся из Е в D, от обыкновенных, являющихся проекциями из D в С и ниже. Выработка предметного автоматизма, т.е. автоматизационная передача координации из предметного уровня в уровень пространственного поля или в уровень синергии, сопровождается по разъясненным уже причинам превращением топологического движения в метричное. Действительно, автоматизмы предметного уровня всегда метричны, как известно всякому наблюдавшему их. Наоборот, автома­тизмы, которые мы назвали " сверхвысшими" (из Е и D), как речь, письмо, движения смычковой руки скрипача, могут при любой степени автоматизации сохранять топологический характер.

странстве. Если, несмотря на это, движения со смычком не были рассмотрены среди актов уровня действий, то именно потому, что эти движения ведутся не им, а выше его лежащей группой Е. Мотивы к тому, что­бы именно вот так водить волосами смыч­ка по жилам, натянутым на грифе, не мо­гут возникнуть на уровне смысловых предметных действий уже потому, что та­кое вождение лишено какого бы то ни было прямого смысла, связанного с вещью. Еще существеннее и самым тесным образом смыкается с нашим основным определени­ем координации то, что уровень D не име­ет в своем распоряжении средств для адек­ватной сензорной коррекции подобного движения: ни художественно ценный звук, ни тем более выразительная динамика зву­кового последования, определяемая целос­тной художественной концепцией испол­нителя, не содержатся в афферентационном синтезе предметного уровня, а между тем именно они и определяют собой управление всей совокупностью координационных коррекций скрипача или виолончелиста.

Итак, общая схема построения коорди­нации смычковой руки скрипача следую­щая:

Е — ведущий уровень, создающий мо­тив для двигательного акта и осуществля­ющий его основную смысловую коррек­цию — приведение звукового результата в соответствие с намерением.

D — манипулирование с предметом — " сверхвысший" автоматизированный на­вык.

С — не участвует.

В — основные синергии (вторичные фоны), реализующие " сверхвысший" авто­матизм уровня D.

А — специфическая хватка.

Неверно было бы думать, что для по­добных схем построения под ведущим контролем высшей уровневой группы Е фоновое участие уровня D является непре­менным условием. Для них существенно именно ведущее положение, занимаемое группой Е, а отнюдь не тот или иной фоно­вый состав. Например, движения руки пианиста строятся по следующей пример­ной схеме:

Е — ведущий уровень (см. сказанное о нем выше).

D — видимо, не участвует.

С — пространственные целевые, сило-

вые и меткие движения в пространствен­ном поле.

В — фоновые синергии: а) туше, свя­занного с позой тела и постановкой рук; б) фоновый компонент для уровня С.

Таким образом, во-первых, существо­вание автоматизмов, управляемых и мо-тивационно, и коррекционно из уровней, расположенных выше предметного и даже не всегда нуждающихся в его посредни­честве, явно свидетельствует о том, что эти верховные уровни не только создают осо­бые чисто психологические надстройки для мотивации движений, но и имеют на эти последние несомненное прямо коор­динационное влияние. Во-вторых, как было отмечено вначале, с этими верхов­ными уровнями связаны перешифровки и патологические персеверации, не умеща­ющиеся в более низких уровнях построе­ния. Это также убедительно говорит в пользу того, что перед нами настоящие уровни построения, имеющие свои особые координационные механизмы. Наконец, в-третьих, эта верховная группа Е имеет и свои качественно особые выпадения. Вы­падения этой группы Е приходится (в очень близкой аналогии с уровнем дей­ствий D) разбить на два класса. К пер­вому из них нужно отнести группу кли­нических расстройств, в свое время объединенных Monakow под названием асемических: сензорные афазию, алексию, асимболию, амузию и т.д., т.е. соответ­ственно утраты смысловой речи, чтения, запаса слов, способности к музыкальному восприятию и т.д. Все эти виды выпаде­ний объединяются одним общим призна­ком: потерей в той или иной области смысловых (уже не предметных) мотивов, и таким образом приближаются по ха­рактеру к выпадениям в афферентацион­ном поле по типу апраксий Липмана. Второй класс выпадении в уровневой группе Е дает характерный " лобный син­дром" с определяющей его разрозненнос­тью поведения, утерей связи между сде­ланным и тем, что предстоит сделать, распадом соответствия между ситуацией и действованием и т.д., т.е. синдром с эф-фекторным обликом выпадения. И те и другие выпадения вызываются поражени­ями головного мозга в отделах, отличаю­щихся по своей локализации от пораже­ний, дающих праксические расстройства,

и создают двигательные нарушения дру­гих типов по сравнению с апраксиями.

Таковы доводы, которые могут быть приведены в настоящее время в пользу самостоятельного существования системы Е как особый координационной группы.

Мы не решимся предпринимать какой-либо классификационной попытки двига­тельных актов в охарактеризованной вер­ховной уровневой группе. Помимо всего, здесь слишком велик риск впасть в ошиб­ку, относя к числу актов, координируемых этой уровневой группой, и движения, толь-

ко мотивируемые ею, но почти наверное строящиеся координационно полностью на нижележащих уровнях с D включительно. С полной уверенностью можно отнести к координациям верховной группы: 1) все разновидности речи и письменности (ус­тная речь, пальцевая речь глухонемых, мор-зирование, сигнализация флажками и т.п.; письмо от руки, машинопись, стенография, работа на буквопечатающем телеграфе и наборных машинах и т.п.) и 2) музыкаль­ное, театральное и хореографическое ис­полнение — поп multa, sed multum.