Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Искусственный интеллект 22 страница






Этот процесс первоначально возника­ет в той же системе объективных отно­шений, в которой происходит переход предметного содержания деятельности в ее продукт. Но для того чтобы процесс этот реализовался, недостаточно, чтобы продукт деятельности, впитавший ее в себя, предстал перед субъектом своими ве­щественными свойствами; должна про-

1 См.: История марксистской диалектики. М., 1971. С. 181— 184.

2 См.: Рубинштейн С. Л. Бытие и сознание. М., 1957. С. 34; Лекторский BJL Проблема субъекта и объекта в классической и современной буржуазной философии. М., 1965; Брушлинский А.В. О некоторых методах моделирования в психологии // Методологические и теоретические пробле­мы психологии. М., 1969. С. 148—254.

3 См.: Леонтьев А.Н. Образ и модель // Вопросы психологии. 1970. № 2.

изойти такая его трансформация, в ре­зультате которой он мог бы выступить как познаваемый субъектом, т.е. идеаль­но. Трансформация эта происходит по­средством функционирования языка, яв­ляющегося продуктом и средством общения между собой участников произ­водства. Язык несет в своих значениях (понятиях) то или другое предметное со­держание, но содержание, полностью ос­вобожденное от своей вещественности. Так, пища является, конечно, веществен­ным предметом, значение же слова " пища" не содержит в себе ни грамма пищевого вещества. При этом и сам язык тоже имеет свое вещественное существование, свою материю; однако язык, взятый по отношению к означаемой реальности, яв­ляется лишь формой ее бытия, как и те вещественные мозговые процессы индиви­дов, которые реализуют ее осознание1^..^

2. Чувственная ткань сознания

Развитое сознание индивидов характе­ризуется своей психологической много­мерностью.

В явлениях сознания мы обнаружива­ем прежде всего их чувственную ткань. Эта ткань и образует чувственный состав конкретных образов реальности, актуаль­но воспринимаемой или всплывающей в памяти, относимой к будущему или даже только воображаемой. Образы эти разли­чаются по своей модальности, чувственно­му тону, степени ясности, большей или меньшей устойчивости и т. д. Обо всем этом написаны многие тысячи страниц. Однако эмпирическая психология посто­янно обходила важнейший с точки зрения проблемы сознания вопрос: о той особой функции, которую выполняют в сознании его чувственные элементы. Точнее, этот вопрос растворялся в косвенных пробле­мах, таких, как проблема осмысленности восприятия или проблема роли речи (язы­ка) в обобщении чувственных данных.

Особая функция чувственных образов сознания состоит в том, что они придают

реальность сознательной картине мира, от­крывающейся субъекту. Что, иначе гово­ря, именно благодаря чувственному содер­жанию сознания мир выступает для субъекта как существующий не в созна­нии, а вне его сознания — как объектив­ное " поле" и объект его деятельности.

Это утверждение может показаться парадоксальным, потому что исследования чувственных явлений издавна исходили из позиций, приводивших, наоборот, к идее об их " чистой субъективности", " иероглифич-ности". Соответственно, чувственное содер­жание образов представлялось не как осу­ществляющее непосредственную связь сознания с внешним миром2, а, скорее, как отгораживающее от него.

В послегельмгольцевский период экс­периментальное изучение процессов пер­цепции ознаменовалось огромными успе­хами, так что психология восприятия наводнена сейчас великим множеством разнообразных фактов и частных гипотез. Но вот что удивительно: несмотря на эти успехи, теоретическая позиция Г. Гельм-гольца осталась непоколебленной.

Правда, в большинстве психологичес­ких работ она присутствует невидимо, за кулисами. Лишь немногие обсуждают ее серьезно и открыто, как, например, Р. Гре­гори — автор самых, пожалуй, увлекатель­ных современных книг о зрительном вос­приятии3.

Сила позиции Г. Гельмгольца в том, что, изучая физиологию зрения, он понял невозможность вывести образы предметов непосредственно из ощущений, отождест­вить их с теми " узорами", которые све­товые лучи рисуют на сетчатке глаза. В рамках понятийного строя естествозна­ния того времени решение проблемы, предложенное Г. Гельмгольцем (а имен­но, что к работе органов чувств необходи­мо присоединяется работа мозга, строяще­го по сенсорным намекам гипотезы о предметной действительности), было един­ственно возможным.

Дело в том, что предметные образы со­знания мыслились как некоторые психи­ческие вещи, зависящие от других вещей, составляющих их внешнюю причину.

1 См.: Ильенков Э.В. Идеальное // Философская энциклопедия. М., 1962. Т. 2.

2 См.: Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 18. С. 46.

3 См.: Грегори Р. Разумный глаз. М., 1972.

Иначе говоря, анализ шел в плоскости дво­якой абстракции, которая выражалась, с одной стороны, в изъятии сенсорных про­цессов из системе деятельности субъекта, а с другой — в изъятии чувственных об­разов из системы человеческого сознания. Сама идея системности объекта научного познания оставалась неразработанной.

В отличие от подхода, рассматривающе­го явления в их изолированности, систем­ный анализ сознания требует исследовать " образующие" сознания в их внутренних отношениях, порождаемых развитием форм связи субъекта с действительностью, и, значит, прежде всего со стороны той функции, которую каждое из них выполня­ет в процессах презентирования (представ-ленности) субъекту картины мира.

Чувственные содержания, взятые в си­стеме сознания, не открывают прямо сво­ей функции, субъективно она выражает­ся лишь косвенно — в безотчетном переживании " чувства реальности". Одна­ко она тотчас обнаруживает себя, как только возникает нарушение или извра­щение рецепции внешних воздействий. Так как свидетельствующие об этом фак­ты имеют для психологии сознания прин­ципиальное значение, то я приведу неко­торые из них.

Очень яркое проявление функции чув­ственных образов в сознании реального мира мы наблюдали в исследовании вос­становления предметных действий у ране­ных минеров, полностью ослепших и одно­временно потерявших кисти обеих рук. Так как у них была произведена восстано­вительная хирургическая операция, свя­занная с массивным смещением мягких тканей предплечий, то они утрачивали также и возможность осязательного вос­приятия предметов руками (явление асим-болии). Оказалось, что при невозможнос­ти зрительного контроля эта функция у них не восстанавливалась, соответственно у них не восстанавливались и предметные ручные движения. В результате через не-

сколько месяцев после ранения у больных появлялись необычные жалобы: несмотря на ничем не затрудненное речевое обще­ние с окружающими и при полной сохран­ности умственных процессов, внешний пред­метный мир постепенно становился для них " исчезающим". Хотя словесные понятия (значения слов) сохраняли у них свои ло­гические связи, они, однако, постепенно утрачивали свою предметную отнесен­ность. Возникала поистине трагическая картина разрушения у больных чувства реальности. " Я обо всем как читал, а не видел... Вещи от меня все дальше" — так описывает свое состояние один из ослеп­ших ампутантов. Он жалуется, что когда с ним здороваются, " то как будто и челове­ка нет" 1.

Сходные явления потери чувства реаль­ности наблюдаются и у нормальных испы­туемых в условиях искусственной инвер­сии зрительных впечатлений. Еще в конце прошлого столетия М. Страттон в своих классических опытах с ношением специ­альных очков, переворачивающих изобра­жение на сетчатке, отмечал, что при этом возникает переживание нереальности вос­принимаемого мира2.

Требовалось понять суть тех качествен­ных перестроек зрительного образа, кото­рые открываются субъекту в виде пережи­вания нереальности зрительной картины. В дальнейшем были обнаружены такие особенности инвертированного зрения, как трудность идентификации знакомых пред­метов3 и особенно человеческих лиц4, его аконстантность5 и т. п.

Отсутствие прямой отнесенности инвер­тированного зрительного образа к объек­тивному предметному миру свидетельству­ет о том, что на уровне рефлектирующего сознания субъект способен дифференциро­вать восприятие реального мира и свое внутреннее феноменальное поле. Первое представлено сознательными " значимыми" образами, второе — собственно чувствен­ной тканью. Иначе говоря, чувственная

1 Леонтьев А. Н., Запорожец А. В. Восстановление движений. М., 1945. С. 75.

2 См. Stratton M. Some preliminary experiments in vision without inversion of the retinal image // Psychological Review. 1897. № 4.

3 cm. Gaffron M. Perceptual experience: an analysis of its relation to the external world through internal processings // Psychology: A Study of a Science. 1963. Vol. 4.

4 cm. Yin E. Looking an upside-down face // Journal of Experimental Psychology. 1969. Vol. 81 (1).

5 См.: Логвиненко А. Д., Сталин В. В. Восприятие инверсии поля зрения // Эргономика: Труды ВНИИТЭ. М., 1973. Вып. 6.

ткань образа может быть представлена в сознании двояко: либо как то, в чем су­ществует для субъекта предметное содер­жание (и это составляет обычное, " нормаль­ное" явление), либо сама по себе. В отличие от нормальных случаев, когда чувственная ткань и предметное содержание слиты меж­ду собой, их несовпадение обнаруживается либо в результате специально направлен­ной интроспекции1, либо в специальных экспериментальных условиях, особенно от­четливо в опытах с длительной адаптаци­ей к инвертированному зрению2. Сразу после надевания инвертирующих призм субъекту презентируется лишь чувствен­ная ткань зрительного образа, лишенная предметного содержания. Дело в том, что при восприятии мира через меняющие про­екцию оптические устройства видимые образы трансформируются в сторону их наибольшего правдоподобия; другими сло­вами, при адаптации к оптическим иска­жениям происходит не просто иное " деко­дирование" проекционного образа, а сложный процесс построения воспринима­емого предметного содержания, имеющего определенную предметную логику, отлич­ную от " проекционной логики" сетчаточ-ного образа. Поэтому невозможность вос­приятия предметного содержания в начале эксперимента с инверсией связана с тем, что в сознании субъекта образ представ­лен лишь его чувственной тканью. В даль­нейшем же перцептивная адаптация со­вершается как своеобразный процесс восстановления предметного содержания зрительного образа в его инвертированной чувственной ткани3.

Возможность дифференцирования фе­номенального поля и предметных " значи­мых" образов, по-видимому, составляет осо­бенность только человеческого сознания, благодаря которой человек освобождается от рабства чувственных впечатлений, ког­да они извращаются случайными услови-

ями восприятия. Любопытны в этой связи эксперименты с обезьянами, которым на­девали очки, инвертирующие сетчаточный образ; оказалось, что, в отличие от челове­ка, у обезьян это полностью разрушает их поведение и они впадают на длительный срок в состояние инактивности4.<...>

3. Значение как проблема психологии сознания

<...> У человека чувственные образы приобретают новое качество, а именно свою означенность. Значения и являются важ­нейшими " образующими" человеческого сознания.

Как известно, выпадение у человека даже главных сенсорных систем — зре­ния и слуха — не уничтожает сознания. Даже у слепоглухонемых детей в резуль­тате овладения ими специфически челове­ческими операциями предметного дей­ствия и языком (что, понятно, может происходить лишь в условиях специаль­ного воспитания) формируется нормаль­ное сознание, отличающееся от сознания видящих и слышащих людей только сво­ей крайне бедной чувственной тканью5. Другое дело, когда в силу тех или иных обстоятельств " гоминизация" деятельнос­ти и общения не происходит. В этом слу­чае, несмотря на полную сохранность сен-сомоторной сферы, сознание не возникает. Это явление (назовем его феноменом Кас­пара Гаузера) сейчас широко известно.

Итак, значения преломляют мир в созна­нии человека. Хотя носителем значений является язык, но язык не демиург значе­ний. За языковыми значениями скрывают­ся общественно выработанные способы (опе­рации) действия, в процессе которых люди изменяют и познают объективную реаль­ность. Иначе говоря, в значениях представ­лена преобразованная и свернутая в мате-

1 Это дало основание ввести понятие " видимое поле" в отличие от понятия " видимый мир" // Gibson J. J. Perception of the Visual World. Boston, 1950.

2 См.: Логвиненко А. Д. Инвертированное зрение и зрительный образ // Вопросы психологии. 1974. № 5.

3 См.: Логвиненко А. Д. Перцептивная деятельность при инверсии сетчаточного образа // Вос­приятие и деятельность. М., 1975.

4 См. Foley J. В. An experimental investigation of the visual field in the Resus monkey // Journal of Genetic Psychology. 1940. № 56.

5 См.: Мещеряков А. И. Слепоглухонемые дети. М., 1974; Гургенидзе Г. С., Ильенков Э. В. Выда­ющееся достижение советской науки // Вопросы философии. 1975. № 6.

рии языка идеальная форма существования предметного мира, его свойств, связей и от­ношений, раскрытых совокупной обще­ственной практикой. Поэтому значения сами по себе, т. е. в абстракции от их функ­ционирования в индивидуальном сознании, столь же " не психологичны", как и та обще­ственно познанная реальность, которая ле­жит за ними1.

Значения составляют предмет изуче­ния в лингвистике, семиотике, логике. Вместе с тем в качестве одной из " обра­зующих" индивидуальное сознание они необходимо входят в круг проблем пси­хологии. Главная трудность психологичес­кой проблемы значения состоит в том, что в ней воспроизводятся все те противоре­чия, на которые наталкивается более широкая проблема соотношения логичес­кого и психологического в мышлении, ло­гике и психологии понятия.

В рамках субъективно-эмпирической психологии эта проблема решалась в том смысле, что понятия (словесные значения) являются психологическим продуктом — продуктом ассоциирования и генерализа­ции впечатлений в сознании индивидуаль­ного субъекта, результаты которых закреп­ляются за словами. Эта точка зрения нашла, как известно, свое выражение не только в психологии, но и в концепциях, психологизирующих логику.

Другая альтернатива заключается в признании, что понятия и операции с по­нятиями управляются объективными ло­гическими законами; что психология имеет дело только с отклонениями от этих зако­нов, которые наблюдаются в примитивном мышлении, в условиях патологии или при сильных эмоциях; что, наконец, в задачу психологии входит изучение онтогенети­ческого развития понятий и мышления. Исследование этого процесса и заняло в психологии мышления главное место. До­статочно указать на труды Ж. Пиаже, Л.С. Выготского и на многочисленные со­ветские и зарубежные работы по психоло­гии обучения.

Исследования формирования у детей понятий и логических (умственных) опе-

рации внесли очень важный вклад в на­уку. Было показано, что понятия отнюдь не формируются в голове ребенка по типу образования чувственных генетических образов, а представляют собой результат процесса присвоения " готовых", историчес­ки выработанных значений и что процесс этот происходит в деятельности ребенка, в условиях общения с окружающими людь­ми. Обучаясь выполнению тех или иных действий, он овладевает соответствующи­ми операциями, которые в их сжатой, иде­ализированной форме и представлены в значении.

Само собой разумеется, что первона­чально процесс овладения значениями про­исходит во внешней деятельности ребенка с вещественными предметами и в симпрак-сическом общении. На ранних стадиях ребенок усваивает конкретные, непосред­ственно предметно отнесенные значения; впоследствии ребенок овладевает также и собственно логическими операциями, но тоже в их внешней, экстериоризированной форме — ведь иначе они вообще не могут быть коммуницированы. Интериоризуясь, они образуют отвлеченные значения, по­нятия, а их движение составляет внутрен­нюю умственную деятельность, деятель­ность " в плане сознания".

Этот процесс подробно изучался послед­ние годы П. Я. Гальпериным, который выдвинул стройную теорию, названную им " теорией поэтапного формирования ум­ственных действий и понятий"; одновре­менно им развивалась концепция об ори­ентировочной основе действий, о ее особенностях и о соответствующих ей ти­пах обучения2.

Теоретическая и практическая продук­тивность этих и идущих вслед за ними многочисленных исследований является бесспорной. Вместе с тем проблема, кото­рой они посвящены, была с самого начала жестко ограничена; это проблема целенап­равленного, " не стихийного" формирования умственных процессов по извне заданным " матрицам" — " параметрам". Соответствен­но, анализ сосредоточился на выполнении заданных действий; что же касается их

1 В данном контексте нет необходимости жестко различать понятия и словесные значения, логические операции и операции значения.

2 См.: Гальперин П. Я. Развитие исследований по формированию умственных действий // Пси­хологическая наука в СССР. М., 1959. Т. 1; его же. Психология мышления и учение о поэтапном формировании умственных действий // Исследования мышления в советской психологии. М., 1966.

порождения, т. е. процесса целеобразова-ния и мотивации деятельности (в данном случае учебной), которую они реализуют, то это осталось за пределами прямого ис­следования. Понятно, что при этом усло­вии нет никакой необходимости различать в системе деятельности собственно дей­ствия и способы их выполнения, не возни­кает необходимости системного анализа индивидуального сознания.

Сознание как форма психического от­ражения, однако, не может быть сведено к функционированию усвоенных извне зна­чений, которые, развертываясь, управляют внешней и внутренней деятельностью субъекта. Значения и свернутые в них опе­рации сами по себе, т. е. в своей абстрак­ции от внутренних отношений системы деятельности и сознания, вовсе не являют­ся предметом психологии. Они становят­ся им, лишь будучи взяты в этих отноше­ниях, в движении их системы.

Это вытекает из самой природы пси­хического. Как уже говорилось, психичес­кое отражение возникает в результате раздвоения жизненных процессов субъек­та на процессы, осуществляющие его пря­мые биотические отношения, и " сигналь­ные" процессы, которые опосредствуют их; развитие внутренних отношений, порож­даемых этим раздвоением, и находит свое выражение в развитии структуры дея­тельности, а на этой основе — также в развитии форм психического отражения. В дальнейшем, на уровне человека, проис­ходит такая трансформация этих форм, которая приводит к тому, что, фиксиру­ясь в языке (языках), они приобретают квазисамостоятельное существование в ка­честве объективных идеальных явлений. При этом они постоянно воспроизводят­ся процессами, совершающимися в голо­вах конкретных индивидов. Последнее и составляет внутренний " механизм" их передачи от поколения к поколению и условие их обогащения посредством ин­дивидуальных вкладов.

Здесь мы вплотную подходим к про­блеме, которая является настоящим кам­нем преткновения для психологического анализа сознания. Это проблема особенно­стей функционирования знаний, понятий, мысленных моделей, с одной стороны, в си-

стеме отношений общества, в обществен­ном сознании, а с другой — в деятельности индивида, реализующей его общественные связи, в его сознании.

Как уже говорилось, сознание обязано своим возникновением происходящему в труде выделению действий, познаватель­ные результаты которых абстрагируются от живой целостности человеческой дея­тельности и идеализируются в форме язы­ковых значений. Коммуницируясь, они становятся достоянием сознания индиви­дов. При этом они отнюдь не утрачива­ют своей абстрагированности; они несут в себе способы, предметные условия и ре­зультаты действий, независимо от субъек­тивной мотивации деятельности людей, в которой они формируются. На ранних этапах, когда еще сохраняется общность мотивов деятельности участников коллек­тивного труда, значения как явления ин­дивидуального сознания находятся в от­ношениях прямой адекватности. Это отношение, однако, не сохраняется. Оно разлагается вместе с разложением перво­начальных отношений индивидов к мате­риальным условиям и средствам произ­водства, возникновением общественного разделения труда и частной собственнос­ти1. В результате общественно выработан­ные значения начинают жить в сознании индивидов как бы двойной жизнью. Рож­дается еще одно внутреннее отношение, еще одно движение значений в системе индивидуального сознания.

Это особое внутреннее отношение про­являет себя в самых простых психологи­ческих фактах. Так, например, все учащи­еся постарше, конечно, отлично понимают значение экзаменационной отметки и вы­текающих из нее следствий. Тем не менее отметка может выступить для сознания каждого из них существенно по-разному: скажем, как шаг (или препятствие) на пути к избранной профессии, или как способ утверждения себя в глазах окружающих, или как-нибудь иначе. Вот это-то обстоя­тельство и ставит психологию перед необ­ходимостью различать сознаваемое объек­тивное значение и его значение для субъекта. Чтобы избежать удвоения тер­минов, я предпочитаю говорить в послед­нем случае о личностном смысле. Тогда

1 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч.. Т. 46. Ч. 1. С. 17—48.

приведенный пример может быть выражен так: значение отметки способно приобре­тать в сознании учащихся разный лично­стный смысл.

Хотя предложенное мною понимание соотношения понятий значения и смысла было неоднократно пояснено, оно все же нередко интерпретируется совершенно не­правильно. По-видимому, нужно вернуть­ся к анализу понятия личностного смысла еще раз.

Прежде всего несколько слов об объ­ективных условиях, приводящих к диф­ференциации в индивидуальном сознании значений и смыслов. В своей известной ста­тье, посвященной критике А. Вагнера, Маркс отмечает, что присваиваемые людь­ми предметы внешнего мира первоначаль­но словесно обозначались ими как сред­ства удовлетворения их потребностей, как то, что является для них " благами". "...Они приписывают предмету характер полезности, как будто присущий самому предмету" 1, — говорит Маркс. Эта мысль оттеняет очень важную черту сознания на ранних этапах развития, а именно, что пред­меты отражаются в языке и сознании слит­но с конкретизованными (опредмеченны-ми) в них потребностями людей. Однако в дальнейшем эта слитность разрушается. Неизбежность ее разрушения заложена в объективных противоречиях товарного производства, которое порождает противо­положность конкретного и абстрактного труда, ведет к отчуждению человеческой деятельности.

Эта проблема неизбежно возникает пе­ред анализом, понимающим всю ограни­ченность представления о том, что значе­ния в индивидуальном сознании являются лишь более или менее полными и совер­шенными проекциями " надындивидуаль­ных" значений, существующих в данном обществе. Она отнюдь не снимается и ссыл­ками на тот факт, что значения преломля­ются конкретными особенностями инди­вида, его прежним опытом, своеобразием его установок, темперамента и т.д.

Проблема, о которой идет речь, возни­кает из реальной двойственности суще­ствования значений для субъекта. Послед­няя состоит в том, что значения выступают перед субъектом и в своем независимом

существовании — в качестве объектов его сознания и вместе с тем в качестве спосо­бов и " механизма" осознания, т. е. функ­ционируя в процессах, презентирующих объективную действительность. В этом функционировании значения необходимо вступают во внутренние отношения, кото­рые связывают их с другими " образующи­ми" индивидуального сознания; в этих внутренних отношениях они единственно и обретают свою психологическую харак­теристику.

Выразим это иначе. Когда в психичес­кое отражение мира индивидуальным субъектом вливаются идеализированные в значениях продукты общественно-исто­рической практики, то они приобретают новые системные качества. Раскрытие этих качеств и составляет одну из задач психо­логической науки.

Наиболее трудный пункт создается здесь тем. что значения ведут двойную жизнь. Они производятся обществом и имеют свою историю в развитии языка, в развитии форм общественного сознания; в них выражается движение человеческой науки и ее познавательных средств, а так­же идеологических представлений обще­ства — религиозных, философских, поли­тических. В этом объективном своем бытии они подчиняются общественно-ис­торическим законам и вместе с тем внут­ренней логике своего развития.

При всем неисчерпаемом богатстве, при всей многосторонности этой жизни значений (подумать только — все науки занимаются ею!) в ней остается полнос­тью скрытой другая их жизнь, другое их движение — их функционирование в про­цессах деятельности и сознания конкрет­ных индивидов, хотя посредством этих процессов они только и могут существо­вать.

В этой второй своей жизни значения индивидуализируются и " субъективиру­ются", но лишь в том смысле, что непос­редственно их движение в системе отно­шений общества в них уже не содержится; они вступают в иную систему отношений, в иное движение. Но вот что замечатель­но: они при этом отнюдь не утрачивают своей общественно-исторической природы, своей объективности.

1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 378. 394

Одна из сторон движения значений в сознании конкретных индивидов состоит в том " возвращении" их к чувственной пред­метности мира, о котором шла речь выше. В то время как в своей абстрактности, в своей " надындивидуальности" значения безразличны к формам чувственности, в которых мир открывается конкретному субъекту (можно сказать, что сами по себе значения лишены чувственности), их функ­ционирование в осуществлении его реаль­ных жизненных связей необходимо предпо­лагает их отнесенность к чувственным впечатлениям. Конечно, чувственно-пред­метная отнесенность значений в сознании субъекта может быть не прямой, она может реализоваться через как угодно сложные цепи свернутых в них мыслительных опе­раций, особенно когда значения отражают действительность, которая выступает лишь в своих отдаленных косвенных формах. Но в нормальных случаях эта отнесенность всегда существует и исчезает только в продуктах их движения, в их экстериори-зациях.

Другая сторона движения значений в системе индивидуального сознания состо­ит в особой их субъективности, которая выражается в приобретаемой ими пристра­стности. Сторона эта, однако, открывает себя лишь при анализе внутренних отно­шений, связывающих значения с еще од­ной " образующей" сознания — личност­ным смыслом.

4. Личностный смысл

Психология издавна описывала субъек­тивность, пристрастность человеческого сознания. Ее проявления видели в избира­тельности внимания, в эмоциональной ок­рашенности представлений, в зависимости познавательных процессов от потребностей и влечений. В свое время Г. Лейбниц вы­разил эту зависимость в известном афо­ризме: "...если бы геометрия так же про­тиворечила нашим страстям и нашим интересам, как нравственность, то мы бы также спорили против нее и нарушали ее вопреки всем доказательствам Эвклида и Архимеда..." 1.

Трудности заключались в психологи­ческом объяснении пристрастности созна-

ния. Явления сознания казались имеющи­ми двойную детерминацию — внешнюю и внутреннюю. Соответственно, они тракто­вались как якобы принадлежащие к двум разным сферам психики: сфере познава­тельных процессов и сфере потребностей, аффективности. Проблема соотношения этих сфер — решалась ли она в духе раци­оналистических концепций или в духе психологии глубинных переживаний — неизменно интерпретировалась с антропо­логической точки зрения, с точки зрения взаимодействия разных по своей природе факторов-сил.

Однако действительная природа как бы двойственности явлений индивидуально­го сознания лежит не в их подчиненности этим независимым факторам.

Не будем вдаваться здесь в те особен­ности, которые отличают в этом отноше­нии различные общественно-экономичес­кие формации. Для общей теории индивидуального сознания главное состо­ит в том, что деятельность конкретных ин­дивидов всегда остается " втиснутой" (insere) в наличные формы проявления этих объективных противоположностей, которые и находят свое косвенное фено­менальное выражение в их сознании, в его особом внутреннем движении.

Деятельность человека исторически не меняет своего общего строения, своей " мак­роструктуры". На всех этапах историческо­го развития она осуществляется сознатель­ными действиями, в которых совершается переход целей в объективные продукты, и подчиняется побуждающим ее мотивам. Что радикально меняется, так это характер отно­шений, связывающих между собой цели и мотивы деятельности.

Эти отношения и являются психологи­чески решающими. Дело в том, что для само­го субъекта осознание и достижение им кон­кретных целей, овладение средствами и операциями действия есть способ утвержде­ния его жизни, удовлетворения и развития его материальных и духовных потребностей, опредмеченных и трансформированных в мотивах его деятельности. Безразлично, осоз­наются или не осознаются субъектом моти­вы, сигнализируют ли они о себе в форме переживаний интереса, желания или страс­ти; их функция, взятая со стороны сознания,






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.