Кровообращение и дыхание 2 страница

¹ Термины " commerce, intercourse, engagement, communion with" используются для описания спе­цифического вида взаимодействия между поведенческим актом и окружающими условиями. Но для удобства мы будем использовать большей частью единственный термин " commerce with" — " обращение с".

В. Келер

НЕКОТОРЫЕ

ЗАДАЧИ

ГЕШТАЛЬТПСИХОЛОГИИ¹

В одной из своих статей Вертгеймер описал следующие наблюдения.

Вы смотрите на ряд точек (рис. 1), рас­стояния между которыми поочередно то больше, то меньше. Тот факт, что эти точ­ки самопроизвольно группируются по две, причем так, что меньшее из расстояний всегда находится внутри группы, а боль­шее — между группами, возможно, не осо­бенно впечатляет.

Рис. 1

Тогда вместо точек (рис. 2) возьмем ряд вертикальных параллельных прямых и несколько увеличим различие между двумя расстояниями.

Рис. 2

Эффект группировки здесь сильней. Насколько силен этот эффект, можно по­чувствовать, если попытаться сформиро­вать другие группы так, чтобы две линии с большим расстоянием между ними обра­зовали одну группу, а меньшее расстояние

было бы между двумя группами. Вы по­чувствуете, что это требует специального усилия. Увидеть одну такую группу, мо­жет быть, достаточно легко, но сгруппиро­вать весь ряд так, чтобы видеть все эти группы одновременно, мне, например, не по силам. Большинство людей никогда не смогут добиться, чтобы эти новые группы стали для них такими же ясными, устой­чивыми и оптически реальными, как пре­дыдущая группировка; и в первый же мо­мент расслабления или при наступлении усталости они видят спонтанно возникаю­щую первую группировку, как будто не­которые силы удерживают вместе пары близко расположенных линий.

Является ли расстояние решающим фактором само по себе?

Две точки или две параллельные ли­нии можно рассматривать как границы, заключающие между собой часть про­странства. В двух наших примерах это удается лучше тогда, когда они находятся ближе друг к другу и можно сформулиро­вать следующее утверждение: члены ряда, которые " лучше" ограничивают часть про­странства, лежащую между ними, при вос­приятии группируются вместе. Этот прин­цип объясняет тот факт, что параллельные линии образуют более устойчивые груп­пы, чем точки. Очевидно, они лучше, чем точки, ограничивают пространство между собой. Мы можем изменить наш послед­ний рисунок, добавив короткие горизон­тальные линии, так что большее простран­ство (между более удаленными линиями) покажется лучше ограниченным (рис. 3).

Рис. 3

Теперь легко видятся группы из более удаленных друг от друга линий с их гори­зонтальными добавлениями (даже тогда, когда открытое расстояние между этими добавлениями больше, чем меньшее рас­стояние между соседними линиями).

Но будем осторожны в выводах. Мо­жет быть, здесь действуют 2 различных принципа: принцип расстояния и прин­цип ограничения?

¹ История психологии. Тексты / Под ред. П.Я.Гальперина, А.Н.Ждан. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1992. С. 163—171.

На следующем рисунке все члены ряда точек удалены друг от друга на равные рас­стояния, но имеется определенная последо­вательность в изменении их свойств (в дан­ном случае цвета — рис. 4). Не имеет значения, какого рода это различие свойств. Даже в следующем случае (рис. 5) мы наблюдаем то же явление, а именно: члены ряда " одного качества" (каково бы оно ни было) образуют группы, и когда ка­чество меняется, мы видим новую группу. Можно убедиться в реальности этого явле­ния, пытаясь увидеть этот ряд в другой группировке. В большинстве случаев люди не могут увидеть этот ряд как прочно орга­низованную серию в любой другой матема­тически возможной группировке.

Рис.4

Рис. 5

Этим наши наблюдения не кончаются. Если снова взглянуть на ряд параллель­ных прямых, мы видим, что образование групп касается не только параллельных линий. Все пространство внутри группы, наполовину ограниченное ближайшими линиями, несмотря на то, что оно такое же белое, как и вся остальная бумага, отлича­ется от нее, воспринимается по-другому. Внутри группы есть впечатление " чего-то", мы можем сказать " здесь что-то есть", тог­да как между группами и вокруг рисунка впечатление " пустоты", там " ничего нет". Это различие, тщательно описанное Руби­ном, который назвал его различием " фи­гуры" и " фона", еще более удивительно тем, что вся группа с заключенным в ней бе­лым пространством, кажется " выступаю­щей вперед" по сравнению с окружающим фоном. В то же время можно заметить, что прямые, благодаря которым заключенная между ними область кажется твердой и

выступающей из фона, принадлежат этой области, они являются краями этой облас­ти, но не кажутся краями неопределенного фона между группами¹.

Можно еще много говорить даже о та­ком простом аспекте зрительного воспри­ятия. Я, однако, обращусь к наблюдениям другого плана.

На предыдущих рисунках группы пря­мых включали по 2 параллельных прямых каждая. Добавим третью прямую в сере­дину каждой группы (рис. 6). Как можно было предположить заранее, три прямые, близко расположенные друг к другу, объе­диняются в одну группу и эффект группи­ровки становится еще сильнее, чем ранее. Мы можем добавить еще две линии в каж­дую группу между тремя уже начерчен­ными прямыми (рис. 7).

Рис. 6

Рис. 7

Стабильность группировки увеличи­лась еще больше, и белое пространство внутри групп почти незаметно. Если про­должать эту процедуру и дальше, наши группы превратятся в черные прямоуголь­ники. Их будет три, и каждый, глядя на этот рисунок, увидит три темные фигуры. Такая постепенная процедура, в результа­те которой мы видим эти темные прямоу­гольники как " вещи", выступающие из фона, есть крайний случай группировки, которую мы наблюдали раньше. Это не геометрический трюизм. Это нечто не от­носящееся к геометрии. Тот факт, что од­нородно окрашенные поверхности или пят­на кажутся целыми, определенными

¹ Подобные законы обнаружены для формирования групп во временных рядах (См. Wertheimer, 1923; Koffka, 1922).

единицами, связан с особенностями наше­го зрения. Когда даны рядом предметы с одинаковыми свойствами, как правило, образуются группы. С увеличением плот­ности группы этот эффект увеличивается и достигает максимума и группы превра­щаются в сплошные окрашенные поверх­ности. (Поверхности эти могут иметь ты­сячи различных форм — от обычных прямоугольников, к которым мы привык­ли, до совершенно необычных форм вроде чернильных пятен или облаков с их при­чудливыми очертаниями).

Мы начали обсуждение с наблюдения группы, так как с помощью этого примера легче увидеть проблему. Конечно, единство черных прямоугольников ярче и устойчи­вее, чем единство наших первых точек и прямых; но мы так привыкли к факту, что однородно окрашенные поверхности, окру­женные поверхностью другого цвета, ка­жутся отдельными целыми, что не видим здесь проблемы. Многие наблюдения геш-тальтпсихологов таковы: они касаются фактов и явлений, настолько часто встре­чающихся в повседневной жизни, что мы не видим в них ничего удивительного.

Нам снова придется возвратиться не­много назад. Мы брали ряды точек или прямых линий и наблюдали, как они груп­пируются. Теперь известно, что в самих членах этих рядов заключена проблема, а именно явление, что они воспринимаются как целые единицы. Мы здесь имеем дело с образованиями разного порядка или ранга, например, прямыми линиями (I порядок) и их группами (II порядок). Если единица существует, она может быть частью боль­шей единицы или группы более высокого порядка.

Будучи целой единицей, непрерывная фигура имеет характер " фигуры", высту­пает как нечто твердое, выделяющееся из фона. Представьте себе, что мы заменили прямоугольник, раскрашенный черным, прямоугольным кусочком бумаги черно­го цвета того же размера и прижали к листу. Ничего как будто не изменилось. Этот кусок имеет тот же характер твердо­го целого. Представьте себе далее, что этот кусок бумаги начинает расти в направле-

нии, перпендикулярном своей поверхнос­ти. Он становится толще и наконец пре­вращается в предмет в пространстве. Опять никаких важных изменений. Но прило­жение наших наблюдений стало намного шире. Не только " вещь" выглядит как целое и нечто твердое, то же касается и групп, о которых говорилось вначале. У нас нет причин считать, что принципы группировки, о которых было сказано (и другие, о которых я не имел возможности упомянуть), теряют силу, когда мы перехо­дим от пятен и прямоугольников к трех­мерным вещам¹.

Наши наблюдения связаны с анализом поля. Мы имели дело с естественными и очевидными структурами поля. Непроиз­вольное и абстрактное мышление образу­ет в моем зрительном поле группы пятен или прямоугольников. Я вижу их не ме­нее реально, чем их цвет, черный, белый или красный. Пока мое зрительное поле остается неизменным, я почти не сомнева­юсь, что принадлежит к какой-нибудь еди­нице, а что — нет. Мы обнаружили, что в зрительном поле есть единицы различных порядков, например, группы, содержащие несколько точек, причем большая едини­ца содержит меньшие, которые труднее разделить, подобно тому как в физике мо­лекула как более крупная единица содер­жит атомы, меньшие единицы, составные части которых объединены крепче, чем составные части молекулы. Здесь нет ни­каких противоречий и сомнений относи­тельно объективных единиц. И так же как в физическом материале с бесспорными единицами и границами между этими еди­ницами, в зрительном поле произвольный мысленный анализ не в силах спорить с наблюдением. Восприятие разрушается, когда мы пытаемся установить искусст­венные границы, когда реальные единицы и границы между ними ясны. В этом глав­ная причина того, что я считаю понятие " ощущение" опасным. Оно скрывает тот факт, что в поле существуют видимые еди­ницы различного порядка. Ведь когда мы наивно представляем себе поле в терми­нах нереальных элементов различного цве­та и яркости, как будто они безразлично

¹ " Вещи" снова могут быть членами групп высших порядков. Вместо пятен мы можем взять ряд людей и наблюдать группировку. В архитектуре можно найти много подобных примеров (группы колонн, окон и т. д.).

заполняют пространство и т. д., от этого описания ускользают видимые, реально существующие целые единицы с их види­мыми границами.

Наибольшая опасность понятия " ощу­щение" состоит в том, что считается, будто эти элементы зависят от местных процес­сов в нервной системе, причем каждый из них в принципе определяется одним сти­мулом. Наши наблюдения полностью про­тиворечат этой " мозаичной" теории поля. Как могут местные процессы, которые не зависят друг от друга и никак не взаимо­действуют друг с другом, образовывать та­кое организованное целое? Как можно по­нять относительность границ между группами, если считать, что это только гра­ницы между маленькими кусочками мо­заики, — ведь мы видим границу, только когда кончается целая группа. Гипотеза маленьких независимых частей не может дать нам объяснение. Все понятия, нуж­ные для описания поля, не имеют отноше­ния к концепции независимых элементов. Более конкретно: нельзя выяснить, как формируются группы или единицы, рас­сматривая поочередно сначала одну точку, затем другую, т. е. рассматривая их неза­висимо друг от друга. Приблизиться к пониманию этих фактов можно, только принимая во внимание, как местные усло­вия на всем поле влияют друг на друга. Сам по себе белый цвет не делает белую линию, начерченную на черном фоне, ре­альной оптической единицей в поле; если нет фона другого цвета или яркости, мы не увидим линию. Именно отличие стиму­ляции фона от стимуляции внутри линии делает ее самостоятельной фигурой. То же самое касается единиц более высокого по­рядка: не независимые и абсолютные свой­ства одной линии, затем другой и т. д. объединяют их в одну группу, а то, что они одинаковы, отличны от фона и находят­ся так близко друг к другу. Все это пока­зывает нам решающую роль отношений, связей, а не частных свойств. И нельзя не учитывать роль фона. Ведь если есть опре­деленная группа, скажем, две параллель­ные прямые на расстоянии полсантиметра друг от друга, то достаточно нарисовать еще две прямые снаружи группы так, чтобы они были ближе к первым прямым, чем те друг к другу, чтобы первая группа разрушилась и образовались две новые группы из пря-

мых, которые сейчас находятся ближе друг к другу (рис. 8).

Рис. 8

Наша первая группа существует, толь­ко пока вокруг нее есть однородный белый фон. После изменений окружающего фона то, что было внутренней частью группы, стало границей между двумя группами. Отсюда можно сделать еще один вывод: характер " фигуры" и " фона" настолько зависит от образования единиц в поле, что эти единицы не могут быть выведены из суммы отдельных элементов; не могут быть выведены из них и " фигура" и " фон". Еще одно подтверждающее этот вывод наблю­дение: если мы изобразим две параллель­ные прямые, которые образуют группу, за­тем еще такую же пару, но значительно более удаленную от первой пары прямых, чем они друг от друга, и т. д., увеличивая ряд, то все группы в этом ряду станут бо­лее устойчивыми, чем каждая из них, взя­тая сама по себе. Даже таким образом проявляется влияние частей поля друг на друга.

Тот факт, что не изолированные свой­ства данных стимулов, а отношение этих свойств между собой (все множество сти­мулов) определяет образование единиц, заставляет предположить, что динамичес­кие взаимодействия в поле определяют, что становится единицей, что исключается из нее, что выступает как " фигура", что — как " фон". Сейчас немногие психологи отри­цают, что, выделяя в зрительном поле эти реальные единицы, мы должны описать адекватную последовательность процессов той части мозга, которая соответствует нашему полю зрения. Единицы, их более мелкие составные части, границы, разли­чия " фигуры" и " фона" описываются как психологические реальности <...>. Отме­тив, что относительное расстояние и соот­ношение качественных свойств являются основным фактором, определяющим обра­зование единиц, мы вспоминаем, что, долж­но быть, такие же факторы определяли бы

это, если бы эти эффекты были результа­том динамических взаимодействий в фи­зиологическом поле. Большинство физи­ческих и химических процессов, о которых мы знаем, зависит от взаимоотношения свойств и расстояния между материалом в пространстве. Различие стимуляции вызывает точки, линии, области различ­ных химических реакций в определенном пространственном соотношении на сетчат­ке. Если есть поперечные связи между продольными проводящими системами зрительного нерва где-нибудь в зритель­ной области нервной системы, то динами­ческие взаимодействия должны зависеть от качественных, пространственных и дру­гих соотношений качественных процессов, которые в данное время существуют в об­щем зрительном процессе, протекающем в мозгу. Неудивительно, что явления груп­пировки и т. д. зависят от их взаимоотно­шения.

С существованием реальных единиц и границ в зрительном поле ясно связан факт, что в этом поле есть " формы". Практичес­ки невозможно исключить их из нашего обсуждения, потому что эти единицы в зрительном поле всегда имеют формы¹. Вот почему в немецкой терминологии их на­зывают " Gestalten". Реальность форм в зрительном пространстве нельзя объяс­нить, считая, что зрительное поле состоит из независимых отдельных элементов. Если бы зрительное поле состояло из плотной, возможно, непрерывной мозаики этих эле­ментов, служащих материалом, не было бы никаких зрительных форм. Математичес­ки, конечно, они могли быть сгруппирова­ны вместе определенным образом, но это не соответствовало бы той реальности, с которой эти конкретные формы существу­ют с не меньшей достоверностью, чем цвет или яркость. Прежде всего математичес­ки мыслимо любое сочетание этих элемен­тов, тогда как в восприятии нам даны впол­не определенные формы при определенных условиях <...>. Если проанализировать те условия, от которых зависят реальные фор­мы, мы обнаружим, что это качественные и пространственные соотношения стимуля­ции. Естественно, так как эти единицы,

теперь хорошо известные, появляются в определенных формах, мы должны были предположить, что они являются функци­ей этих соотношений. Я помню из собствен­ного опыта, насколько трудно четко раз­личать совокупности стимулов, т. е. геометрическую конфигурацию их, и зри­тельные формы как реальность. На этой странице, конечно, есть черные точки как части букв, которые, если их рассматри­вать вместе, образуют такую зрительную форму (рис. 9).

Рис. 9

Видим ли мы эту форму как зритель­ную реальность?

Конечно, нет, так как много черных точек изображено между ними и вокруг них. Но если бы эти точки были красны­ми, все люди, не страдающие цветовой сле­потой или слепотой на формы из-за пора­жения мозга, увидели бы эту группу как форму.

Это справедливо не только для плос­ких форм, изображенных на листе бума­ги, но и для трехмерных вещей вокруг нас. Мне хотелось бы предупредить от заблуж­дения, что эти проблемы единиц и их форм имеют значение только для эсте­тики или других подобных вещей высо­кого уровня, но не связаны с повседнев­ной жизнью. На самом деле на любом объекте, на любом человеке можно про­демонстрировать эти принципы зритель­ного восприятия.

Мы пришли к физиологическому вы­воду: если в системе имеется динамичес­кое взаимодействие местных процессов, они будут влиять друг на друга и изменять друг друга до тех пор, пока не будет достигнуто равновесие путем определенного распре­деления этих процессов. Мы рассматрива­ли зрительное поле в состоянии покоя, т. е. наблюдали психологическую картину в условиях равновесия в соответствующих процессах головного мозга. В физике дос­таточно примеров того, как процесс, начав­шийся в системе при определенных усло-

¹ Я не думаю, что слово " configuration" адекватно передает смысл немецкого " Gestalt". Слово " configuration" означает, что элементы собраны вместе в определенном порядке, а мы должны избежать этой функционалистской идеи.

виях, смещает равновесие системы в ко­роткое время. Время, за которое достига­ется равновесие зрительных процессов, видимо, тоже невелико. Если мы предъяв­ляем стимулы внезапно, например, при помощи проекции, мы видим поле, его гра­ницы и их формы постоянными, неподвиж­ными.

В состоянии равновесия поле ни в коем случае не является " мертвым". Вза­имные напряжения в фазе образования поля (которые, разумеется, взаимозависи­мы) не исчезают, когда устанавливается равновесие. Просто они (и соответствую­щие процессы) имеют такую интенсив­ность и напряжение, что взаимно уравно­вешивают друг друга. Местные процессы в состоянии равновесия — это определен­ное количество энергии, распределенное в поле. Физиологическая теория должна разрешить две различные проблемы, ко­торые относятся к описанным свойствам зрительного поля. Эти свойства, включа­ющие зависимость местного процесса от соотношения стимуляции широко вокруг, включающие далее образование единиц, их форм и т. д., кажутся почти удиви­тельными и часто считаются результатом действия сверхъестественных душевных сил. Первая задача, следовательно, состо­ит в том, чтобы показать, что подобные свойства вовсе не сверхъестественны в физическом мире. Таким образом, вста­ет более общая задача — продемонстри­ровать соответствующий тип процессов в точной науке, особенно если можно пока­зать, что в зрительном отделе нервной системы при определенных условиях, ве­роятно, происходят процессы общего типа. После этого встает другая задача — най­ти процессы того специфического типа, которые лежат в основе образования зри­тельного поля. Эта вторая задача, учиты­вая недостаточность наших физиологичес­ких знаний, гораздо труднее. Мы делаем только первые шаги к решению этой про­блемы, но одно замечание можно сделать уже сейчас. Вследствие неодинаковой сти­муляции в различных участках сетчат-

ки, в различных участках зрительной коры происходят различные химические реакции и, таким образом, появляется раз­личный химический материал в кристал­лической и коллоидной формах. Если эти неодинаковые участки находятся в фун­кциональной связи, то, конечно, между ними не может быть равновесия. Когда участки с неодинаковыми свойствами имеют общую границу, в системе есть " свободная энергия". В этом контуре дол­жен быть основной источник энергии для динамического взаимодействия. То же самое будет в физике или физической химии при соответствующих условиях <...>.

Наше предположение дает физиологи­ческий коррелят для формы как зритель­ной реальности. С позиции независимых элементарных процессов такой коррелят найти нельзя. Эта мозаика не содержит никаких реальных форм или, если хотите, содержит все возможные формы, но ни од­ной реальной. Очевидно, коррелятом ре­альной формы может быть только такой процесс, который нельзя разделить на не­зависимые элементы. К тому же равнове­сие процесса, которое, как мы допускаем, лежит в основе зрительного поля, есть рас­пределение напряжения и процессов в про­странстве¹, которые сохраняются как одно целое. Поэтому мы сделали нашей рабо­чей гипотезой предположение, что во всех случаях это распределение является фи­зиологическим коррелятом простран­ственных свойств зрения, особенно формы. Так как наша концепция физиологичес­ких единиц относительна, то, считая, что любое резкое уменьшение связей динами­ческого взаимодействия в границах опре­деленного участка приводит к тому, что внутренняя область этого участка стано­вится реальной единицей, мы можем без противоречия рассматривать весь зритель­ный процесс как одно целое в данный мо­мент и утверждать формирование специ­фических (более близко связанных) единиц с их формами в зависимости от пространственного соотношения стимулов.

¹ Понятие пространства требует специального рассмотрения, поскольку в мозгу оно не может быть измерено в см, см², см³ <...>.

Г.Фолькельт

[ЦЕЛОСТНЫЕ ФЕНОМЕНЫ В ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ДЕТЕЙ]¹

За последние годы мы продолжали в различных направлениях и по отдельным частям проблемы те опыты изучения дет­ского графического выражения простых одноцветных и многоцветных плоских фигур и тел, изложение которых с иллю­страциями нами было дано в 1925 г. на Мюнхенском психологическом конгрес­се. Все с новых сторон и все настойчивее обнаруживалось, что маленький ребенок воспроизводит плоские фигуры целостнее, чем взрослый, причем на ранних ступе­нях это воспроизведение сплошь, а на пос­ледующих — во многих отношениях це­лостнее того воспроизведения, которое имеет место у взрослого человека. Исклю­чением могут служить разве только те

случаи, когда взрослый в своем изобра­жении стремится к сочетанию известных свойств и способов воздействия вещей в ярко выраженном экспрессионистичес­ком направлении. Графическое выраже­ние маленького ребенка действительно в некоторых основных чертах родственно эк­спрессионизму: как маленький ребенок, так и экспрессионист стремятся не столько к изображению исключительно внешне-оптических проявлений вещей, сколько к воспроизведению их целостной сущности, а следовательно также и к вос­произведению оборотной стороны или оп­тически совершенно не воспринимаемых свойств вещи. Сверх того они стремятся дать выражение полному взаимопротиво­поставлению (" Auseinandersetzung" — вы­ражение Д. Шмарзова) между самой сущ­ностью вещи и ее наблюдателем.

Единственно характерным и показа­тельным для новейшей психологии явля­ется то, что она, при описании всех пере­живаний, значительно сильнее, чем это делалось раньше, выделяет их целостные черты. Она заранее не стремится к описа­нию первоначально изолированных сово­купностей и их отдельных целостных черт и не переходит, под их влиянием, к ярко выраженному, отнюдь не целостному рас­членению на так называемые " элементар­ные содержания" (Elementarinhalte), как это раньше зачастую имело место².

В противовес этому наше теперешнее психологическое исследование много силь­нее и в высшей степени сознательно (зача­стую опять-таки слишком односторонне!)

¹ Фолъкелът Г. Экспериментальная психология дошкольника. М.; Л.: Гос. изд-во, 1930. С. 113— 119.

² Необходимость анализировать как раньше, так и теперь сохраняет свое значение и до тех пор сохранит его, пока будет существовать психология. Однако существуют два направления в анали­зе: одно стремится в сторону возможно более целостных черт, другое — в сторону возможно менее целостных, т. е. таких моментов, которые по возможности не могут быть подвергнуты дальнейше­му анализу. Прежде первое из этих двух направлений сильно пренебрегалось за счет второго, т. е. необходимость анализировать понималась весьма односторонне и сужалась до элементарного ана­лиза (Elementaranalyse), иначе говоря, до изолирования так называемых элементов. При этом обычно совершенно упускался из виду целостный анализ, т.е. тот анализ, который стремится к описатель­ному выделению целостных свойств. Это изменение в выборе предпочитаемого направления, по которому должно идти расчленение, иногда неправильно понимается как отказ так называемой целостной психологии от анализа вообще. На самом же деле эта психология, во-первых, при описа­нии целостных качеств всегда до известной степени аналитична, так как все описания, даже наибо­лее направленные на целостное, всегда учитывают, выделяют и обозначают направление некото­рых определенных черт этих совокупностей, подвергающихся описанию; во-вторых, она безусловно признает виды анализа, направленные на нецелостные моменты, поскольку они верны, и безусловно не сможет длительно игнорировать такого рода расчленение. Правда, психология, направленная

направлено в сторону целостного изуче­ния. Это новое направление в исследовании¹ сыграло важную и эффективную роль для психологии как взрослого, так и ребенка. Однако настойчивее и убедительнее, чем в отношении сознания взрослого, психические целые в их своеобразии и доминирующем значении находят свое доказательство в из­вестных проявлениях психической жизни ребенка. По крайней мере, для человека, в данном деле стоящего несколько в сторо­не, эта большая убедительность на детском материале несомненна.

К самым веским доказательствам дан­ного факта я отношу выражение в рисун­ке маленьких детей известных обоб­щающих примитивных целостностей, а следовательно и целостных качеств, на сво­еобразное строение которых уже указыва­ли многочисленные другие примеры, с ко­торыми мы имели дело в рамках данного сообщения. Что же касается выражения простых изображений двух или трех из­мерений на рисунках маленьких детей, то в этом отношении я должен отослать к психологическим описаниям и иллюст­рациям, опубликованным раньше².

Из них, например, видно, что весьма час­то цилиндр изображается не как сумма или соединение кожуха и поверхностей срезов, а как сверху, снизу и кругом своеобразно ок­ругленное целое, в виде одного единого в выс­шей степени целостного овала. Или, напри­мер, когда ребенок изображает куб в виде квадрата, а это зачастую имеет место, квад­рат этот часто означает не одну отдельно взя­тую поверхность всего куба, как обычно прежде предполагалось, а сжатое выражение многосторонней или даже всесторонней квадратности куба.

Дальнейшей основной чертой ранних детских рисунков, сделанных по простым планиметрическим или стереометричес­ким образцам, является следующее: под­лежащие передаче формы двух или трех измерений находят свое выражение не в соответствии с объектом (и притом это­го соответствия здесь нет ни в духе пони­мания взрослых, ни в духе понимания де­тей), а главным образом в соответствии с тем воздействием, которое они оказы­вают на наблюдателя. Это значит, что предмет не изображается в его изолиро­ванном вещественном бытии. Ребенок вообще не передает нечто ему противосто­ящее, отделенное от него той пропастью, которая существует между нами, взрослы­ми, и " предметами", и которая действи­тельно делает эти предметы чем-то " про­тивопоставленным" по отношению к нам. Напротив, ребенок часто выражает в рисунке преимущественно способ воз­действия предмета на него самого, так как для него предмет многообразно сплетен с его наблюдателем и образует с ним тес­ный комплекс. Здесь мы видим многочис­ленные, весьма своеобразные целостности, в ярко выраженном виде встречающиеся лишь в детских переживаниях. Эти це­лостности охватывают в переживании ребенка, с одной стороны, его психическо-телесную примитивность, а с другой сто­роны, самую вещь. В них часто решаю­щее господство над целым принадлежит взаимодействующим связям между обо­ими полюсами, между ребенком и вещью. Это господство заходит так далеко, что нередко вещественность едва прогляды­вает из-под действенности отношения ребенка к вещи³. Наибольшее же воздей-

преимущественно на целостности, учит еще и тому, что самая суть анализа должна быть основа­тельно передумана (der Sinn aller Analyse grundlich umzudenken 1st): ни то направление в анализе, которого придерживались раньше, ни то — за которое стоят теперь, никогда не растворяет данное психическое целое в его частях или даже в его кусках, напротив оба, и даже тот элементарный анализ, который отчетливо стремится к возможно более неразложимым конечным формам, не в состоянии добиться ничего другого, кроме выделения известных черт или моментов, присущих первоначальным психическим совокупностям. И в этом отношении прижат целого неуязвим.