Раздел II 10 страница

бым законам ассоциации. Можно разли­чать ассоциации по смежности (в прост­ранстве и времени) и ассоциации по сход­ству содержаний. Первые суть копии тех последовательностей, в которых были даны нам в опыте комплексы ощущений, вто­рые же могут быть сведены к первым. Именно, если некоторое представление А вызывает или внушает нам сходное с ним представление А¹, то сходство их состоит в частичном тождестве их содержаний.

А = a+b+c+d.

A^a+b+k+1.

Каждый из этих комплексов (а, Ь, с, d) и (a, b, k, 1), как уже имеющийся в нашем прежнем опыте, объединен ассоциацией смежности. Поэтому новое появление груп­пы (а, Ь, с, d) может через посредство при­знаков а и b вызвать и ассоциированные с ними по смежности признаки k и I¹.

Ассоциации представлений, вообще, объяснимы физиологически, поскольку физиологической основой представлений мы можем считать " следы", оставленные в коре полушарий соответственными ощу­щениями, связь же между этими " следа­ми" обусловлена особыми, в опыте возникающими ассоциативными путями проведения нервных токов.

Из этих элементов — ощущений разно­го рода и соответственных им представле­ний — слагается вся душевная жизнь, все ее состояния суть разные комплексы или ассоциации указанных элементов. Так, вос­приятие любой реальной вещи есть комп­лекс непосредственно данных ощущений, ассоциативно восполненный некоторыми представлениями. Память, вообще, есть совокупность представлений, ассоциативно возбуждаемых. Фантазия есть тоже свое­го рода память, но память, в которой пред­ставления комбинируются в новые комп­лексы под влиянием разных эмоций. Внимание есть господство в сознании опре­деленной группы представлений, причем прочие представления ими вытесняются или угнетаются. Всякое суждение можно рассматривать как ассоциационную связь представлений, между которыми сущест­вует сознание отношения (сходства, разли­чия и т.д.). Эмоции суть совокупности органических ощущений или соответствен-

ных им представлении, соединенные с созна­нием удовольствия или страдания. Поня­тия могут быть определены как ассоциа­ция слов с рядом сходных между собою представлений и т.д.

Что касается воли, то есть волевых дей­ствий и сознательных поступков, при кото­рых наши движения обусловлены нашими представлениями, то ее надо понимать как постепенно развивающееся в опыте усложне­ние простых рефлекторных актов, первона­чально бессознательных и прирожденных. Рефлекторное движение оставляет в созна­нии представление об этом движении, кото­рое ассоциируется с ощущением того раздра­жения, которое вызвало этот рефлекс. Таким образом, при повторении вновь того же раз­дражения возникает и представление или воспоминание о прежнем движении, то есть движение перестает быть слепым. Эти пред­ставления о движениях входят далее в раз­нообразные ассоциации со всей совокупнос­тью других представлений, и, таким образом, между ощущением или раздражением, с од­ной стороны, и движением — с другой, поме­щаются разнообразные опытные представле­ния, оказывающие влияние на характер и направление самих движений, что и состав­ляет сущность волевого акта, то есть дей­ствия, определяемого сознательными мотива­ми личного опыта.

Наконец, психическая личность пони­мается как комплекс психических явле­ний, наиболее устойчивый и постоянный среди смены других впечатлений. Он сла­гается, главным образом, из всегда сопут­ствующих нам ощущений нашего тела и собственных представлений. Единство это­го комплекса, конечно, весьма относитель­ное, так же как и других опытных комп­лексов, соответствующих представлениям прочих опытных вещей.

Такова общая схема учений ассоциа-ционной психологии, которую мы здесь наметили лишь в самых общих чертах ввиду ее общеизвестности, но которая у представителей этого направления, особен­но у Дж.С.Милля, Бена, Спенсера, Рибо, раз­работана самым широким и последова­тельным образом. Эта схема у Спенсера дополняется учением о наследственности, так что многие стадии в психической эво-

¹ Так рассуждает последовательный ассоцианизм (например, у Эббингауза). У других мы встречаем утверждение двух независимых видов ассоциаций, у Спенсера же — даже попытку свести ассоциации смежности к ассоциациям сходства (смежность в пространстве есть сходство мест).

люции переносятся из опыта данного индивидуума на опыт его предков. Кроме того, у того же Спенсера, а также у Цигена, Рибо, Экстра и других эта схема сливает­ся легко с основными учениями нервной физиологии, в частности с учением о ло­кализации разных психических явлений в отдельных участках большого мозга и о существовании между последними нервных проводников, развивающихся или делаю­щихся проводимыми лишь под влиянием опыта (ассоциационные системы волокон). Против этой-то ассоциационной и фи­зиологической психологии и произошел ныне тот поворот, или кризис, о котором мы сказали выше. Посмотрим теперь, что выставляет новая психология против ста­рого ассоцианизма, в чем она видит его недостатки и чем старается их возместить.

2. Психология В. Вундта

В. Вундт, главный основатель современ­ной экспериментальной психологии, внес существенные поправки и дополнения к ассоцианизму. Можно даже сказать, что вся его деятельность как психолога была, главным образом, борьбой против крайно­стей этой теории. И эта критика явилась тем более важной, что в основе ее лежат не какие-нибудь априорные соображения, а те факты, с которыми Вундт постоянно встречался в разнообразных формах пси­хологического эксперимента. Полное из­ложение его психологических учений слишком сложно, чтобы могло найти здесь место. Но мы должны вкратце охарактери­зовать, во-первых, его новое, расширенное понятие об ассоциации, во-вторых, его уче­ние об апперцепции как процессе, воспол­няющем ассоциацию.

Уже в первых своих экспериментальных работах, посвященных исследованию процес­сов чувственного восприятия (" Beitrage zur Theorie der Sinneswahrnehmungen", 1859— 1862), Вундт, в то время еще ассистент фи­зиологической лаборатории Г.Гельмгольца, пришел к выводу (близкому к воззрениям самого Гелъмголъца), что наше восприятие чувственных вещей есть очень сложный психологический процесс, отнюдь не состо­ящий только из ощущений и репродуциро­ванных представлений (воспоминаний быв­ших ощущений). Восприятия чувственных вещей, их перцепции, представляют слож-

ные психологические образования, в кото­рых участвуют особые синтезы ощущений, дающие в результате совсем новые каче­ства, в синтезируемых ощущениях еще не содержавшиеся. Впоследствии Вундт стал называть такие процессы вообще творчес­кими синтезами психики. Важнейшими продуктами такого психологического син­теза ощущений оказались пространственные перцепции, далее, перцепции временных ря­дов ощущений и др. Все они, по исследова­ниям Вундта, в качествах отдельных ощу­щений, нами получаемых, еще не содержатся, но, как сказано, возникают лишь в процессе психического синтеза этих качеств. Таким образом, была признана своеобразная пси­хическая деятельность уже в чувственных восприятиях, в которых ассоцианисты ви­дели только простые, пассивные ощущения. Именно эти процессы психического син­теза, эти связи, вносимые в ощущения и представления самой психикой, Вундт и на­звал ассоциациями, тогда как прежняя психология понимала под этим термином лишь временные последовательности в сме­не воспоминаний. Термин " ассоциация" получил, таким образом, у Вундта гораз­до более широкое значение, а временная последовательность воспоминаний оказа­лась лишь одним из частных случаев этих синтезов, притом не первичным, а уже вто­ричным; первичными же являются ассоци­ации между самими ощущениями. Ассо­циация означает у Вундта всякого рода психические синтезы, порождающие новые качества в комплексах как ощущений, так и представлений, как одновременных со­стояний, так и последовательных, как позна­вательных, так и эмоциональных психичес­ких явлений. Она для Вундта есть общее обозначение для всех вносимых от самого субъекта психических синтезов или связей между всякого рода душевными состояни­ями, в результате чего эти состояния обо­гащаются новыми качествами. Сюда под­ходит, следовательно, и все то, что Джемс ныне называет " переходными состояниями сознания", а Эббингауз — интуитивными со­знаниями отношений (сходства, различия, протяженности, временных отношений и т.д.). В этих синтезах, то есть сознаниях от­ношений или ассоциациях разного рода, обнаруживается, следовательно, особая пси­хическая переработка данных извне ощу­щений. Психическая жизнь, таким обра-

зом, перестала быть лишь отражением, пассивным воспроизведением внешней действительности, но получила, даже в прос­тых восприятиях, особую свою реальность, исследование закономерностей которой и является собственной задачей психологии. То, что в ассоцианизме было лишь внешней склейкой, внешним сложением, у Вундта оказалось жизненным психическим про­цессом.

Нет нужды здесь входить в подробное обсуждение отдельных видов этих синтезов, или ассоциаций у Вундта (слияние, ассими­ляция, компликация, воспризнание, вос­поминание), тем более что далеко не все ус­тановленные им формы, или виды, этих ассоциаций выдержали критику последую­щих исследований. К сказанному достаточ­но лишь прибавить, что тот случай ассо­циации, который прежняя психология считала основным и даже единственным, то есть ассоциация представлений по смежнос­ти, в психологии Вундта оказался, напротив, весьма сложным процессом. Если, например, вид знакомого вызывает в нас воспоминание его имени, то, по Вундту, дело не просто в том, что в прежнем опыте два впечатления (зри­тельное и слуховое) были одновременно вос­приняты, а ныне прямо одно вызывает другое, как смежное. Этот процесс репродукции предполагает то, что 1) в прошлом нашем опыте одновременные впечатления синтези­ровались в некоторое цельное восприятие предмета (в данном случае нашего знакомо­го), 2) при новой встрече получаемое впечат­ление незнакомого человека быстро меняет­ся благодаря отдельным чертам знакомого лица и вызывает неопределенное сначала, смутное чувство знакомости и 3) если это узнавание несколько задерживается почему-либо, если ассимиляция нового впечатления с прежним происходит не сразу, то возника­ет постепенная, последовательная ассимиля­ция, одним из моментов которой является имя лица. Иначе говоря, ассоциация смежно­сти есть задержанный процесс узнавания.

Второе существенное дополнение, кото­рое Вундт внес в психологию, есть его уче­ние об апперцепции и об апперцептивных соединениях представлений как особых

процессах, существующих наряду с ассо­циациями и ассоциативными сочетания­ми. Для чистого ассоцианизма, который рассматривал психическую жизнь как агломерат отдельных идей, лишь хроноло­гически сцепленных в ряды, всегда явля­лось крайне трудным объяснить, чем отли­чаются осмысленные связи представлений от их случайных ассоциаций. Для ассоци-аниста это различие было различием лишь по внешним результатам, а не психологи­ческим: осмысленной оказывается та ас­социация, которая соответствует внешней действительности, хотя по психологической природе она совершенно одинакова с лю­бой случайной связью. Такой симплицизм делал непонятным психологическое отли­чие суждений от простых ассоциаций, мышления от вихря бредовых идей, слу­чайного набора слов от осмысленной фра­зы, планомерного разрешения проблем от ряда бессвязных воспоминаний. Кроме того, ассоцианизм, обращая психическую жизнь в ряд наличных переживаний, лишь с на­тяжкой мог объяснить единство сознания. Сознание, понимаемое атомистически, об­ращалось в сумму переживаний, его един­ство оказывалось обусловленным лишь физиологическими причинами, от фактов мыслимых субъектом связей между его переживаниями независимым. Сознание оказывалось лишь общим отвлеченным термином, обозначающим сознаваемость всех отдельных переживаний как таковых, но само не составляло реального фактора психической жизни, не имело своей осо­бой структуры и функций и не могло поэ­тому оказывать какое-нибудь влияние на ход и характер этой жизни. И этот симп­лицизм прежней психологии тоже делал для нее непонятными некоторые очевид­ные факты, в которых ясно проявляются особая структура сознания, его реакции на содержание переживаний, в частности фак­ты внимания.

В восполнение этих недостатков Вундт и вводит в свою психологию, во-первых, осо­бую функцию сознания — апперцепцию, во-вторых, особые, обусловленные ею ап­перцептивные сочетания представлений¹.

¹ Должно заметить, что сначала, пока Вундт был еще более физиологом, чем психологом, поня­тие апперцепции употреблялось им в довольно неопределенной и сомнительной форме, весьма напоминающей старое учение об особых " способностях" — силах, со всеми его метафизическими несуразностями. Позднее он усиленно перерабатывал свои воззрения для устранения этого недо­статка. Мы имеем в виду, конечно, его современный взгляд.

Кроме появления и исчезновения чувство­ваний и представлений мы сознаем в себе, говорит Вундт, более или менее ясно про­цесс, который называем вниманием. Этот процесс состоит в том, что известное психи­ческое содержание из всех других присут­ствующих в сознании становится более яс­ным и отчетливым. Назовем фигурально область ясного сознания фиксационным его полем, или полем внимания. Вхожде­ние известного психического содержания в это поле внимания и есть апперцепция это­го содержания, тогда как простое появление его в сознании вообще есть лишь перцеп­ция, или, точнее, перцепирование. Содержа­ния апперцепируются, то есть привлекают наше внимание, прежде всего, теми чувст­вованиями, которыми они окрашены. Такие чувствования — удовольствия и неудо­вольствия, напряжения и возбуждения — проникают в фиксационную часть созна­ния раньше, чем соответственные им содер­жания представлений сливаются с чувство­ваниями удовольствия и неудовольствия, разрешения и успокоения, характеризую­щими самый процесс внимания, и опреде­ляют в совокупности состав представлений, заполняющих внимание. Охарактеризо­вать, то есть дать точный отчет в этих мо­тивах внимания, в каждом данном случае, точно указать характерные для каждого представления чувствования в большин­стве случаев мы совершенно не в силах по огромной их сложности. В ассоциативно воспроизводимых представлениях каждое следующее звено определяется однозначно предыдущим, в апперцептивных же после­довательностях есть, конечно, тоже причин­ная закономерность, но здесь участвует и влияет вся совокупность того, что было во­обще пережито данным индивидуумом, вся предшествующая история его развития, ко­торую в каждом частном случае со­вершенно невозможно точно проанализиро­вать. Апперцептивный процесс обусловлен всей индивидуальностью, в нем выражает­ся вся психическая личность.

Должно различать два вида, или типа, апперцепции: новое содержание или внезап­но для нас вступает в фиксационное поле сознания, или мы уже прежде этого вступле­ния сознаем мотивы нашего внимания, меж­ду собою конкурирующие. Первый случай можно назвать импульсивной (пассивной) апперцепцией, второй — волевой, активной.

Первая соответствует действиям по влече­нию, вторая — произвольным действиям, в которых борются разные мотивы. И Вундт тем легче мог сблизить понятия апперцеп­ции и воли, что для него и внешний волевой акт есть тоже, в сущности, не что иное, как апперцепция, именно апперцепция будуще­го действия или движения, за которой сле­дует само реальное движение. Эту свою эмо­циональную (аффективную) теорию воли Вундт противопоставляет интеллектуали-стическим объяснениям, в которых воля строится из представлений (например, мотор­ных, кинестетических). В основе воли лежат импульсивные чувствования или, точнее, ряды их, слитые в цельные комплексы. Такие комплексы импульсивных влечений Вундт называет аффектами. Воля, говорит он, не есть какая-нибудь первичная, и, однако, специфичная энергия сознания. Она не пер­вична, ибо состоит из таких же элементов чувствований и представлений, как и дру­гие факты в сознании. Но она специфична в том смысле, что соединения этих элементов в аффекты, влечения столь же своеобразны, как и соединения их в другие своеобразные, например, ассоциативные, сочетания. Иначе говоря, состав волевых процессов сложен, но этот состав — в смысле процесса — вполне типичен, своеобразен и несводим, например, к процессам ассоциации.

Ассоциативные сочетания представле­ний, как мы видели, суть пассивные пережи­вания. Они могут являться мотивами для воли, но сами слагаются без ее участия, авто­матически. Но есть другие сочетания пред­ставлений, которые возникают из процесса апперцепции, волевого по существу. Своеоб­разной чертой таких особых, апперцеп­тивных сочетаний является кроме их актив­ного характера то, что они тоже, как и сама апперцепция, обусловлены особыми сложны­ми чувствованиями, именно чувствованиями общего единства или общего смысла в ряде частей. Эти чувствования как бы витают над цельностью данного состава представле­ний, и им соответствуют особые цельные представления, представления цельного смысла (Gesammtvorstellungen). Возьмем ка­кой-нибудь ряд чисто ассоциационный (на­пример, бессвязный ряд слов, первых при­шедших в голову, — школа, сад, дом, твердый, мягкий, длинный, видеть и т.д.) и другой ряд в виде какой-нибудь осмысленной фразы (на­пример, из Гете: " Весна пришла во всей сво-

ей красе, ранняя гроза прогремела в горах и т.д.). Чем, спрашивается, различаются пси­хологически эти два ряда? Недостаточно про­сто сказать, что первый ряд есть случайный набор слов, а второй имеет сам по себе смысл. Ибо случайность первого лишь кажущаяся, его происхождение было закономерно обус­ловлено ассоциациями. Осмысленность же второго ряда может и отсутствовать, на­пример, для ребенка, который выучивает его просто на память. Притом и в этом втором ряде даже для понимающего его действуют тоже отчасти и ассоциативные связи. Но суть различия действительно в том, что для субъекта, понимающего вторую фразу, в ней есть кое-что, кроме ассоциаций. Именно у пи­сателя, когда он составлял ее, должно было заранее предшествовать отдельным ее сло­вам некоторое цельное общее представление, хотя бы еще и неопределенное. Это цельное и определило ход фразы. Для нас как чита­телей этой фразы этого цельного при нача­ле ее прочтения, правда, еще не имеется, мы имеем лишь устремленное на целое чувство ожидания. Но и это ожидание достаточно для того, чтобы восприятие постепенно выяс­няющихся для нас частей фразы направля­лось апперцептивно к получению этого цель­ного представления в конце прочтения фразы. В первом же ряде слов, чисто ассоциа­тивном, это общее сочетание вообще отсут­ствует. В нем нет общей связности мысли, он похож на кучу камней, из которых можно по­строить дом, но для этого нужен кроме кам­ней еще и общий план. Итак, суть осмыслен­ной фразы состоит в особом соединении многого в субъективное единство, в особое общее сочетание частей, которое характерно для апперцептивных связей в их отличии от ассоциативных.

Такие и подобные им апперцептивные сочетания представлений возникают, как сказано, под влиянием воли или внима­ния. Они в известном смысле основыва­ются на ассоциациях (поскольку и в пос­ледних уже даны разные отношения между представлениями), но, однако, не могут быть вполне сведены к этим последним, ибо в апперцептивных сочетаниях сами эти от­ношения становятся отдельными, самосто­ятельными содержаниями для сознания, стоящими наряду с содержаниями соотно­сящихся, или ассоциированных, представ­лений. Эти сознания отношений оказыва­ются, таким образом, выделенными в

сознании формами мысли, а представление для них — лишь материалом. Развитие таких форм и составляет всю высшую душевную жизнь, которая в обиходной психологии называется деятельностью рас­судка, фантазии и других способностей. Но все это, в сущности, лишь различные виды апперцептивных сочетаний.<...>

3. Психология У.Джемса

Другой психолог, воззрения которого оказали такое же сильное влияние на со­временную науку о душе, как и учения В.Вундта, есть УДжемс. Он, как и Вундт, является реформатором современной пси­хологии, и так же, как у Вундта, эта ре­форма направлена, главным образом, про­тив ассоцианизма, против психологии А.Бена и Г.Спенсера. Но если сила Вунд­та состоит в построении некоторой сис­темы новой психологии, в точном и пос­ледовательном проведении в ней основных начал, Джемс прежде всего повлиял на со­временную психологию необычайным мас­терством в описании отдельных групп психических фактов, во всей их жизнен­ности и непосредственности, помимо вся­ких теорий и искусственных построений. Он точно открыл современным психоло­гам глаза на эту своеобразную психичес­кую действительность, обратил нас к непосредственному опыту, показав все его неисчерпаемое богатство, которое было до тех пор закрыто теоретическими по­строениями. У многих после появления " Принципов психологии" Джемса (1890) точно спала какая-то повязка с глаз, и мы, так сказать, лицом к лицу встретились с этой непосредственной психической жиз­нью. Это влияние Джемса можно срав­нить со струей свежего воздуха, которая вдруг ворвалась через открытое окно в душную комнату, перепутывая бумаги на столе и внося в мертвенную тишину тео­рий хаос и яркость реальной жизни.

Главным предметом ассоциационной психологии всегда было выяснение сложно­го состава наших идей о внешнем мире. Она видела свою задачу в том, чтобы показать, как простые идеи, соединяясь друг с другом через ассоциацию, составляют все содержа­ние нашего знания о внешнем мире. А так как для эмпириста внешний мир есть лишь явление в сознании и совпадает со сферой

доступного нам опыта, то задача ассоциаци-онной психологии получила следующее зна­чение: показать, как из простых идей стро­ится для нас картина действительного мира или, если угодно, сам действительный мир как опытный объект. В противоположность этому Джемса интересует не сходство меж­ду нашими идеями и действительностью, а, напротив, своеобразие и отличие фактов со­знания от внешней действительности, пред­метом его психологических описаний яв­ляется психика в ее отличиях от внешней действительности, психические переживания как таковые, помимо их реальной значимости для познания окружающей нас действи­тельности. Он стоит в психологии на точке зрения дуализма: есть внешний материаль­ный мир, или окружающая нас среда, и есть своеобразная психическая жизнь в нас, обусловленная отчасти этой средой, но тем не менее существенно отличная от нее. Изу­чение этих отличий, этого своеобразия и есть прежде всего предмет психологии. Психо­логическая точка зрения состоит в том, что­бы видеть в наших идеях и вообще пережи­ваниях не то, что в них соответствует действительности, а то, что в них отлично от этой действительности, смотреть на них не как на показатели этой действительности, а именно как на наши душевные и субъек­тивные переживания во всей их конкретной и субъективной особенности. Психолога ин­тересует, как искажается действительность в ее субъективном переживании. Согласно с этим Джемс выдвигает соответствия психи­ки не с внешним миром, как ассоцианисты, а гораздо более с субъективными физиоло­гическими и биологическими особенностя­ми того организма, которому принадлежит данная психическая жизнь.

Психическая жизнь есть сплошной ряд последовательно переживаемых нами каче-ственностей, то, что Джемс фигурально назы­вает потоком сознания. Этим сравнением он прежде всего хочет обозначить ту особен-

ность психики, которую Вундт именует ак­туальностью души, то есть то, что душевные явления — ощущения, представления, мысли, желания, чувствования — суть не какие-ни­будь сохраняющиеся вещи, а лишь процессы, постоянно сменяющие друг друга состояния. Если даже тот же самый внешний предмет вторично нами воспринимается, то новое пе­реживание его не может никогда вполне быть сходным с предыдущим восприятием, ибо в каждое психическое переживание включено влияние всей предыдущей психической жиз­ни данного индивидуума, и, следовательно, психический поток никогда не представля­ет полного возвращения к пережитому, он есть всегда нечто, отчасти по крайней мере, новое, еще не бывшее. Уже это обстоятельство делает невозможным воззрение на психичес­кую жизнь как на перетасовки и ассоциации одних и тех же сохраняющихся идей, как то было в ассоциационной психологии. Ассоци-анизм ложно гипостазирует наши пережи­вания или представления, обращает их в вещи, тогда как в действительности они суть только процессы. Но этого мало. Как мы сказали, психическая жизнь есть постоянная смена качественностей. Это значит, что каж­дое переживание, как таковое, как психи­ческий факт, есть нечто простое, некоторое не­делимое качество. Любое восприятие, например, этого листа бумаги сложно в том смысле, что оно зависит от разных органов чувств: от глаза и его зрения, от кожи и ее осязания и т.п., но, как психический факт, в смысле его содержания, оно есть лишь неко­торая простая качественность, и, если бы я ни­чего не знал заранее о своем глазе и коже, не испытывал раньше по отдельности зритель­ных и осязательных качеств, я столь же мало мог бы отделить в восприятии листа белой бумаги осязательные элементы от зритель­ных, как не может во вкусе лимонада отде­лить кислоты от сладости тот, кто раньше не испытал по отдельности вкуса сахара и вку­са лимона¹.

¹ Это учение Джемса о чисто качественном составе наших переживаний и о неповторяемости их вполне усвоил в последнее время А.Бергсон, и его учение о " реальном времени" психической жизни есть лишь повторение воззрений Джемса. Но Бергсон основательно дополнил это учение Джемса тем, что признал в нашей психике еще другую сторону или другой аспект, обращенный к познанию внешнего мира с его повторяющимися качествами, с его количественными от­ношениями, с его математическим временем и т.д. Ибо если вместе с Джемсом признать лишь первый аспект, то совершенно необъяснимым будет то, как мы можем нашей лишь качествен­ной психикой познать мир количеств, да и сама психология, если психические явления суть лишь неповторяющиеся оригиналы, будет невозможна как наука: перед ней будет лишь беспредельное число совершенно несравнимых объектов, которых невозможно даже описать ввиду того, что каждый из них есть в полном смысле слова unicum.

Эта постоянная смена разных каче-ственностей, составляющая поток нашего сознания, представляет, однако, цельный и непрерывный ряд благодаря тому, что все эти качественности связаны между собой сознаниями отношений — пространствен­ных, временных сходств, различий и т.д. Эти сознания отношения Джемс называет переходными состояниями в том именно смысле, что они зависят и по своему возник­новению и по своему содержанию от связы­ваемых ими устойчивых состояний. Недо­статочное исследование этих переходных состояний есть, по его мнению, главный не­достаток ассоциационной психологии (уп­рек вряд ли верный, ибо, не говоря уже о Г.Спенсере, который посвятил много внима­ния этим переходным ощущениям отно­шений, мы находим у Д.Юма весьма разра­ботанную теорию этой стороны сознания). Наконец, характерной чертой нашего пото­ка сознания надо признать его селек­тивность, то есть то, что в нем всегда имеет место подбор или отбор известных состоя­ний и отклонение, угнетение других. Пси­хические содержания не все имеют для нас одинаковое значение, но один важнее, инте­реснее, ценнее для нас, а другие менее цен­ны, менее значительны. Первые выделяют­ся, вторые отступают на задний план, первые имеют для нас большую действи­тельность, вторые — меньшую. Сознание в этом смысле может быть сравнено с полем зрения, в котором лишь фиксируемая часть видится нами ясно, а остальное — смутно и неопределенно. Или мы можем сравнить его с положением человека, окруженного густым туманом, в котором выступают для него лишь ближайшие (более интересные) предметы, а более далекие (менее интерес­ные) постепенно и неопределенно уходят в туман, так что нельзя даже определить, где кончается граница их видимости и что находится на этом пределе. Этот селектив­ный характер потока сознания распростра­няет свое влияние решительно на все наши переживания и придает им тот глубоко своеобразный и субъективный оттенок, ко­торый резко отличает их от всякого внеш­него бытия, в котором все вещи имеют оди­наковую степень реальности.

Итак, для ассоциационной психологии отдельные представления являлись теми душевными атомами, из которых она слага­ла сознание как их сумму, для Джемса же

первичным фактом является поток созна­ния как некоторая психическая реальность, отдельные же переживания суть только мимолетные состояния этого живого про­цесса; для ассоциационной психологии все эти переживания существуют, так сказать, на одной плоскости, для Джемса же иные из них выдаются, как заметные вершины в об­щем потоке, а другие теряются в глубине и полумраке; для первой сознание есть диск­ретная множественность сложных образо­ваний, для второго оно есть сплошной ряд чистых качественностей; для первой отдель­ные представления внешним образом при­мыкают друг к другу, следуют лишь во вре­мени друг за другом, для Джемса же каждое следующее переживание, так сказать, впи­тывает в себя предыдущее, получает от пре­дыдущего особый оттенок, так что психика становится внутренним образом все содержательнее и индивидуально своеоб­разнее.

Столь же глубоко противоположны воз­зрения Джемса учениям ассоцианистов и во всех почти частных вопросах психоло­гии. Не входя здесь в слишком большие подробности, укажем еще лишь на два из этих вопросов, именно, на его отношение к теории психофизического параллелизма и к теории психической эволюции. Ассоци-ационная психология, видящая в психи­ческих закономерностях прежде всего ас­социацию смежности, склонялась всегда, уже с самого начала своего, к мысли, что психические закономерности имеют вто­ричный характер, представляют лишь от­ражение в сознании первичных закономер­ностей внешней природы. Она всегда была склонна рассматривать психическую жизнь лишь как эпифеномен реального мира, как отражение этого реального мира в зеркале сознания. А с тех пор, как она вступила в тесное общение с физиологией, что произошло у Спенсера, а затем было дальнейшим образом развито Т.Цигеном, Г.Эббингаузом и многими другими, в ней окончательно укрепился принцип, что по­следовательность психических явлений зависит от последовательности физиоло­гических явлений в мозге. Эти последние представляют реальные причинные связи, и психика на них никакого влияния ока­зать не может. Следовательно, и движения и действия человека и животных, рассмат­риваемые с физической стороны, представ-