Недееспособность власти

Сегодня, анализируя постфактум это время, видно, что мало

кто из них понимал тогда главное - в этой революции менялись не

формы власти, переламывалась вся прошлая российская жизнь, ее

духовные, нравственные, ценностные устои. Революция поставила

перед интеллигенцией массу вопросов, они решались на ходу, и

ответы чаще всего были неверными - довлели новомодные ценности

и идеалы, очень далекие от российской действительности тех лет.

Страна проходила испытание безвластием, но ее политические

лидеры оставались рабами революционной фразы, хотя еще А. де

Токвиль предупреждал: " Свобода тем страшнее, чем она новее. На-

род, никогда не слыхавший, чтоб перед ним рассуждали о госу-

дарственных делах, верит первому встречному народному орато-

ру" 573 0. За бесконечными речами и шумными аплодисментами никто из

них, кажется, так и не усмотрел потаенного страшного портрета

времени - из него уходила культура, совесть, честь, сострада-

ние. Традиционная для массового религиозного сознания России

восприимчивость к нравственности - в ее бытовом, общежитейском

смысле - пошла прахом в кострах военных и классовых битв. Нас-

тупало время торжествующего русского нигилизма, о котором

В.В.Розанов писал, что у него две постоянные сквозные идеи: " до

нас ничего важного не было" и " мы построим все сначала" 574 0.

Страна нуждалась в срочной реорганизации общественной жиз-

ни, всех ее институтов, однако неуверенное в своей легитимности

правительство оттягивало время, опираясь на успех популярных

лидеров и митинговых ораторов. Проводимые демократические пре-

образования - запрещение " Союза русского народа", отмена смерт-

ной казни и т.д. - не затронули принципиальных основ социальной

и экономической жизни. И это закономерно - до июльских событий

каждый шаг правительства контролировался Исполкомом Совета ра-

бочих и солдатских депутатов. И есть правда в словах кн. Г. Е.

Львова, что " правительство - власть без силы, а СРД - сила без

власти".

Сознание масс было пропитано авторитарным мышлением, обер-

нувшимся в эти революционные месяцы кровавой анархической воль-

ницей. В мае 1917 г., задумываясь о судьбе арестованной царской

семьи, но, в действительности, размышляя в более широком кон-

тексте, А.Блок провидчески писал: " трагедия еще не началась:

она или вовсе не начнется, или будет ужасна, когда они встанут

лицом к лицу с разъяренным народом (не скажу с " большевиками",

потому что это неверное название; это - группа, действующая на

поверхности, за ней скрывается многое, что еще не прояви-

лось)" 575 0. Эту тяжкую правду жизни не поняла, не захотела понять

ни крупная буржуазия, ни либеральная интеллигенция, ни их поли-

тические партии.

В любезных сердцу интеллигентного россиянина бесконечных

разговорах, на бурных митингах, в множестве спешно создаваемых

комиссиях и общественных комитетах как-то само собой отошло на

самый дальний план даже не понимание, а чувствование ужаса

бездны, на краю которой очутилась страна. Там, внизу, ширилось

массовое народное требование справедливости, которое имело са-

мый широкий спектр толкований - от примитивной уравнительности

до гарантий самоуправления, требований мира, земли, хлеба. Мощ-

ные рабочие демонстрации были сначала выражением воли, а затем

- благодаря непрерывной и успешной агитации левых партий, и,

прежде всего, большевиков - переросли в угрожающую демонстрацию

силы. Взрывная радость первых дней и недель революции постепен-

но сменялась нетерпимостью, ожесточением и озлоблением народа.

Не будем рядиться в тогу запоздалых ревнителей общественной

нравственности. Даже В. В.Розанов признавал: " Демократия имеет

под собою одно п р а в о (...) хотя, правда оно очень огромно

(...), проистекающее из г о л о д а (...). О, это такое чудо-

вищное право: из него проистекает убийство, грабежи, вопль к

небу и ко всем концам земли" 576 0.

Это поистине " чудовищное" и страшное право из российской

действительности не выкинешь. Перефразируя В.Хлебникова, ска-

жем: " Горе политикам, взявшим неверный угол сердца" в это судь-

боносное для страны время. Увы, все четыре сменивших друг друга

правительства потому и остались навечно " временными", что буду-

чи неопытными, близорукими политиками, взяли " неверный угол" к

народу. Народ по-прежнему признавался объектом мечтательных

поклонений, но кровавая пугачевщина народных масс страшила. Не

случайно А.Р.Кугель в июле 1917 г. писал: " Как проиграна демок-

ратическая ставка на народ, оказавшийся " взбунтовавшимся ра-

бом", безумною и слепою яростью ненавидящим все, что в России

есть просвещенного и культурного, так проиграна ставка на " де-

мократизацию искусства".

Подсолнух - вот орхидея современного театра. Куда девалась

русская интеллигенция?

Одних уж нет, ибо перебиты на полях Галиции - выстрелами в

спину, которыми их угощали взбунтовавшиеся солдаты. Другие -

влачат жалкое существование, будучи нищи в буквальном смысле

слова.

И театр они воздвигали по образу и подобию своему – убогий до гадости, цинический до скандала, грязный, как угол Обводного канала" 577 0.

Справедливо, что в годы военного безвременья, распада им-

перии, мощной приливной волны коммерциализации художественной

жизни, театр растерялся: старые привычные ориентиры он расте-

рял, новых - еще не нашел. Однако в своих лучших проявлениях

русский театр первого десятилетия ХХ века не был ни " убогим",

ни " циническим", ни " грязным". Наоборот, его творческий поиск,

его художественные достижения стояли, как минимум, вровень с

лучшими европейскими образцами, а иногда и задавали тон в миро-

вом сценическом искусстве. Широкое разнообразие театральных те-

чений, великолепный букет режиссеров, навсегда вписавших свое

имя в историю искусства, выдающиеся артисты балета, оперы, опе-

ретты, удивительное созвездие разнообразных драматических та-

лантов, целая когорта замечательных художников. Разве можно на-

зывать все это " убогим"?

... Между тем события в столицах развивались своей не сов-

сем ожиданной чередой. На следующий день после митинга худо-

жественной общественности в Михайловском дворце, отвергнутая на

нем идея министерства стала потихоньку, явочным бюрократическим

порядком, воплощаться в жизнь: по предложению Ф.А.Головина " ко-

миссия Горького" была преобразована в " Особое совещание по де-

лам искусств". В его состав дополнительно был включен П.М.Мака-

ров и кооптированы И.Я.Билибин, Э.И.Гржебин, И.Э.Грабарь,

А.А.Зилоти, Е.Е.Лансере, Т.И.Нарбут, В.А.Щуко и А.В.Щусев. Со-

вет рабочих и солдатских депутатов признал " Совещание" состоя-

щей " при Совете комиссией" и ввел в его состав П.М.Неведомско-

го, Н.Д.Соколова и А.В.Тихонова. Председателем " Совещания" ос-

тался М.Горький.

Лелеемая Ф.А.Головиным мечта начинала приобретать весьма

зримые очертания. Поэтому " Союз деятелей искусств" (СДИ), орга-

низованный 21 марта на общем собрании федерации деятелей ис-

кусства " Свобода искусству", повел решительную борьбу с ново-

рожденным " Особым совещанием". На имя Временного Правительства

стали поступать обращения, письма, телеграммы и петиции протес-

та. Вскоре СДИ мог праздновать победу - 19 апреля " Особое сове-

щание", " огорченное, - как заявил М.В.Добужинский, - недовери-

ем, незаслужено ему высказанным рядом организаций", 578 0 прекрати-

ло свою деятельность. Но то была пиррова победа: буквально че-

рез месяц с небольшим - 28 апреля - при Ф.А.Головине образуется

новая организация - " Совет по делам искусств", состав которого

- 38 человек - формируется уже не выборно, самими художниками,

а личным комиссарским назначением 579 0. Вполне допустимо, что

именно это послужило причиной отказа - в конце мая - М.Горького

от обязанностей Председателя " Совета по делам искусств", хотя в

заявлении прессе он никак не прокомментировал свое решение.

Итак, на первом этапе развернувшейся борьбы попытка созда-

ния министерства не удалась, хотя бы формально. Нужно отметить,

что особого идейного единства по этому поводу между творческими

единомышленниками не было. Так, С.Маковский резко и аргументи-

ровано возражал: " Учредить министерство искусств не так хитро.

Юридически и практически это вполне осуществимо (люди действи-

тельно, найдутся)... но что, если от этого произойдет не поль-

за, а вред для искусства, что, если это именно то, чего н е н а

д о делать, дабы уберечь искусство от рутины и патентованного

безвкусия, что, если государственная опека в широких размерах

не создаст " великолепия, достойного самых славных страниц прош-

лого", а только помешает развиться частной и общественной ини-

циативе, во сто крат, быть может, более призванной в наши дни к

художественному творчеству? (...)

Надо же смотреть правде в глаза. Централизация художест-

венного управления не удалась культурнейшей из европейских де-

мократий [имеется в виду Франция - Г.Д.]. Что же будет у нас?

Какой бы партией ни была призвана новая власть на Руси, что

сможет она дать искусству? (...) Не диктаторствовать должна

власть, а - не мешать, поддерживать и защищать по мере возмож-

ности и разумения" 580 0.