Глава 7. Когда у меня появилась уверенность, что генами можно манипулировать, как посевным горохом, я рассказал им свою идею

Когда у меня появилась уверенность, что генами можно манипулировать, как посевным горохом, я рассказал им свою идею. Это был день поздравлений, мне стукнуло тридцать. Когда все поприутихли, рассевшись в кружок и отдышавшись, я сделал попытку привлечь их внимание первой фразой.

— Мне кажется, — сказал я, — что пришло время и нам позабавиться генами…

Фраза сорвалась с губ неожиданно и не произвела на них никакого впечатления. Они внимательно выслушали мой победоносный план по борьбе со старостью и целиком и полностью приняли его. Наконец я предъявил самый главный довод:

— Мы вскоре сможем продлить жизнь не только отдельных клеток, мышек или собак, но и самого человека…

— Вылитый Мендель, — сказал Шурик.

Любитель удовольствий и весельчак, он не упускал возможности над кем-либо подшутить, предоставляя себе полную свободу в выборе объекта насмешек.

По сути никто не возражал мне, и это было отрадно. Даже Ушков, всегдашний оппонент и противник любых новых начинаний, не произнес ни слова против. Инне тоже идея нравилась.

— Ух, ты! — воскликнула она, — все это здорово, здорово! Вы представляете, в какие кущи мы можем забраться?!

— Ты, значит, считаешь, что нам удастся запихнуть эти гены в клетки? — спросил Кирилл.

Мне уже можно было молчать, двигатель был запущен. Можно было точно сказать, что они ухватили главное. Я был благодарен и Инне, почувствовавшей запах победы и своевременно пришедшей мне на помощь. Вечером мы снова собрались в лаборатории, чтобы праздновать мой день рождения. Я пришел, как всегда, с опозданием.

— Поздравляю, — сказала мне Аня, как только я переступил порог, — вот…

Даже в этом полумраке я видел, как загорелись ее щеки, когда она вручила мне красную розу.

— Анечка, Аня… Спасибо, милая…

Это было все, что сказал я в ответ. Я, конечно, был тронут, тронут… Я поцеловал ее в жаркие щеки и вздохнул с облегчением, когда вошедший вслед за мной Баринов что-то выкрикнул, мол, смотрите, смотрите!.. Все вокруг сияло чистотой, пол был тщательно вымыт, на эмалированных лотках блестела лабораторная посуда, блестели влюбленные в меня глаза Ани… Так мне, во всяком случае, показалось: у меня закружилась голова, и я вынужден был сесть на табурет. Я даже причесался зачем-то и застегнул пуговицу на шведке. В те минуты я готов был бросить не один камень в того, кто сказал бы мне, что Аня вскоре покинет страну и станет известной парижской танцовщицей. Вот эта милая Аня?! Никогда!

— А Жора тебя поздравил? — спросила Ната.

Жора звонил из Москвы рано утром. Были и телеграммы, открытки, все помнили, — все, кто меня знал.

— Кто такой Жора? — тихо спросила Аня у Инны. Чтобы скрыть свою робость, она стала салфеткой вытирать до блеска вымытый мерный стакан.

— Жора — это Жора, — так же тихо ответила ей Инна, — это... наш общий друг. Он в Москве…

Я слышал этот разговор краем уха, и мне нечего было добавить: друг! Лучше не скажешь. А сегодня вряд ли кто станет отрицать его значение.

— Он и в самом деле великий человек? — спрашивает Лена.

— Хм!..

Лена редко спрашивает. Только в тех случаях, когда хочет удостовериться. Например, в величии Жоры. «Он и в самом деле великий человек?». Хм! А ведь она права — величие на дороге не валяется. Лена права. Жора — великий человек! Это не я сказал, мир твердит. И от этого уже не отмахнешься.