Я люблю тебя или я нуждаюсь в тебе?

Конечная точка развития независимости идеальна и поэтому недостижима. Ни одна мать никогда не сможет отказаться от чувства любви к своему взрослому ребенку; и ни один взрослый человек никогда не перестанет нуждаться в матери, оплакивая ее смерть, независимо от возраста, когда это случится. Накопленный материнский опыт и опыт отцов, преподавателей, священников, раввинов и психотерапевтов подтверждает, что никто и никогда окончательно не становится взрослым. Величайшие духовные лидеры признавались, что и у них в душе по-прежнему живет испуганный, нуждающийся в заботе ребенок. Проходя испытания, каждый человек тоскует по сочувствию того, кто держит за руку, помогает, обнимает и предлагает материнское тепло и поддержку. «Вовсе не независимость от сострадания и защиты отличает зрелую психику, а стремление к осознанию своей ответственности». Не отвыкший от матери взрослый, наоборот, все больше вынуждает окружающих людей становится для него Великой Матерью. Основной призыв заключается в следующем: «Пожалуйста, сделайте это для меня, ведь это так трудно!»

Манипулирующее поведение обусловлено искажением образа здорового ребенка. Ребенок нуждается в заботе, он раним и зависим, но если существуют здоровые отношения со взрослыми, ребенок не хочет ничего иного, кроме как стать сильнее: получить помощь, чтобы начать жить собственной жизнью. Стремление покинуть уютную колыбель, чтобы исследовать неизвестную территорию, является основным проявлением жизненной силы; это любовь к жизни, любовь к миру, которая вызывает желание взаимодействовать с ним и экспериментировать. Моменты регрессии, желания прикоснуться к домашнему очагу и почувствовать себя защищенными, будут случаться всякий раз, когда мы уязвимы. Взрослый человек знает, что постоянная безопасность – это иллюзия и ловушка. Наш миф о родительском доме страдает от недифференцированности разных проявлений любви. Ребенок, который говорит «Я люблю тебя, мамочка», выражает чувство, мало похожее на ту любовь, которую мы еще со времен древних греков определяем как выбор двух свободных личностей. Ребенок или взрослый, которому требуется опека, не может участвовать в том, что принято называть любовью. Объятия и поцелуи маленького ребенка, без сомнения, совершенно очаровательны. Нужно иметь черствое сердце, чтобы остаться равнодушным к детским проявлениям радости, настолько они живые и искренние. Но в глубине души мы также знаем, что в действительности ребенок выражает не любовь, а свою потребность: «Мама, пожалуйста, люби меня, накорми меня, защити меня. Никогда не покидай меня, и я всегда буду послушным и добрым». Как только родитель оставит эти обязанности, ребенок забудет вас так быстро, как ваша бывшая собака, если забота будет достаточно хорошей. Объятия и поцелуи будут адресованы новому опекуну.

В отличие от древних греков, мы используем только одно слово для всех видов любви. У греков было три таких слова:

1. Братская любовь (агапе) – это любовь между братьями/сестрами/друзьями; она также может пониматься как любовь к миру и человечеству или так, как ее понимали христиане – заповедь любить ближнего как самого себя.

2. Чувственная любовь (эрос) – страстный аспект любви, который обычно предполагает сексуальное влечение, привязанность и сильные переживания.

3. Филия означает предпочтение чего-либо: я люблю музыку, птиц, шоколад, книги, люблю готовить, ходить пешком.

У нас есть только одно слово для обозначения любви. Мы используем глагол «люблю», чтобы сказать: «Я люблю мою собаку, и она любит меня в ответ».

Использование единственного слова для выражения разнообразных переживаний создает проблему семантического характера, потому что всю первую часть нашей жизни мы пытаемся понять разницу между этими разными переживаниями, которые называются любовью. Если это понятие отражает то, что чувствует ребенок по отношению к матери, то любовь создает удивительный парадокс. Любви приходил бы конец, так как подросток не способен любить по причине своего неистового стремления к независимости и сепарации. Здесь существует противоречие. Оно заключается в том, что стремление подростка, несмотря на явный нарциссизм, постепенно приводит к достижению состояния, близкого к философскому идеалу свободы – уходу от потребности в гарантированной любви. Никто никогда не достигнет такого совершенства и, следовательно, «внутренний ребенок» и «внутренний подросток» внутри нас продолжают искать баланс между потребностью в независимости и потребностью в объединении.