Контратака

Я понимал, что веду себя глупо, но не мог удержаться. В конце концов, просто надо было сбросить накопившееся напряжение и раздражение. Весь этот дурацкий поход! Какого беса мы вообще подписались сюда идти? Не такие уж большие деньги! Конечно, изначально дело выглядело самым обычным, так, приятная прогулка. Но во что это все вылилось! Черт, черт!

И я опять обрушил на дверь несколько ударов, не замечая боли в кулаках.

Стоящие снаружи охранники смотрели на меня, отчего я злился еще больше. Как можно было так попасться! Надо было бежать еще на улице! Дать в челюсть одному, по куполу другому… вцепиться зубами им в горло…

Второй охранник, который помоложе, нажал что-то на двери, и его голос донесся из динамика над моей головой:

– Стекло бронированное, только руки разобьешь. Ложись поспи лучше.

– Поспи?! – заорал я, поднимая голову и пытаясь разглядеть, где тут микрофон, если он есть. – Пока я сплю, они всех тут вырежут! Вас не жалко, но они убьют Пригоршню!

И напоследок пнул дверь. После чего отошел вглубь камеры и сел, задумавшись.

Охранники потоптались немного возле камеры и разошлись. Тот, что постарше, вернулся в свой коридор, и я видел сквозь заднюю стенку его смутную тень, равномерно бродящую туда-сюда. Второй ходил между рядами ячеек. Проходя мимо моей камеры, он каждый раз бросал любопытный взгляд внутрь.

Какое-то время я предавался сожалению и гневу, но затем сумел взять себя в руки. Эмоциями делу не поможешь, надо выбираться.

Изнутри стеклянная ячейка была покатой, без углов. Размер – примерно три метра длина и два ширина. Высотой метра два с хвостиком, до потолка можно рукой дотронуться. Все стены прозрачные, правда, толстое стекло все искажало. Из одной стены выступает длинный ящик того же материала – вместо кровати. Полый внутри – вроде прикрытой стеклянной панелью ванны. Больше ничего – только над дверью динамик, возле вентиляционного выхода. Даже лампы никакой нет, свет проникал из коридоров по обе стороны камеры. Выход вентиляции перекрыт мелкосетчатой решеткой, за решеткой мигали зеленым какие-то датчики. Вентиляция едва слышно гудела, гоняя воздух. Судя по тому, сколько охранник щелкал, подача воздуха была компьютеризирована, можно регулировать с наружного пульта температуру, влажность, силу потока…

И все. Я даже не был уверен, что они могут меня слышать. Да если и могут – что это даст?

Пока я тут прохлаждаюсь, Шнобель с предателем уточняют детали, а Валерьян с наемниками чистит стволы и снаряжает магазины. Теперь понятно, почему почти все они вооружены пистолетами или укороченными стволами – для драки в ограниченных пространствах.

Нужно что-то предпринять! Но нельзя выбраться сразу, иначе дадут сигнал тревоги, меня начнут искать, поднимется суматоха… Бежать надо после пересменки, в четыре утра. Тогда Брежнев постарается не объявлять общую тревогу, обойтись минимальными силами… Только как, как бежать?!

В который раз я озирал камеру, не находя, за что зацепиться, и каждый раз взгляд, обежав помещение, возвращался к мигающим огонькам за решеткой вентиляции. Решетка пластиковая, выставить ее не проблема, но толку? Труба узкая, к тому же частично перекрыта со стороны камеры блоком управления – провода, плата, решетка для регулировки потока…

Снова и снова я возвращался к этой вентиляции. Наконец тряхнул головой, прогоняя ходящие по кругу мысли. Встав, подошел к двери. В толще бронированного стекла на уровне моего лица была форточка. С которой тоже никакого толка: диаметр отверстия – меньше головы. К тому же заперта снаружи. Ну хорошо, остается вентиляция. С этой мыслью я поставил таймер на часах на четыре и лег спать: мне понадобятся силы и ясная голова, чтобы действовать.

Когда проснулся, уже новые охранники ходили по коридорам, каждый со своей стороны камеры. Я постучал по заглушке форточки, крикнул вверх:

– Эй!

Второй охранник, как раз проходящий мимо, обернулся. Окинув меня внимательным взглядом, подошел, нажал кнопку на коммуникаторе:

– Чего тебе?

– Куришь?

– А? – удивился он. – Ну да, а что?

– Тогда мог бы не спрашивать, – сердито сказал я. – Дай сигарету. Лучше две.

– Запрещено курить, – отозвался он. – Ты где попался, на периметре?

– Слушай, будь человеком, поделись куревом. У вас тут вентиляция такая шикарная, вреда не будет. А то у меня ваши все карманы обчистили, прежде чем сюда отвести.

Я видел, что он колеблется, и надавил:

– Часов шесть не курил. Сам знаешь, каково это. Или жалко?

Уж не знаю, разжалобил я его или ему не хотелось казаться жлобом, но охранник неохотно потянул из кармана пачку. Какой-то кнопкой на пульте открыв форточку, он достал две сигареты и кинул мне, я поймал.

– И зажигалку.

– Дам прикурить, – нахмурился он. Я видел сквозь форточку молодые, крупноватые черты его лица. Под носом у него была родинка, почти затерявшаяся в пробивающейся щетине.

– Лучше кинь, а то могу не удержаться и взять твою руку с зажигалкой в захват, – возразил я. Он с недоверием хмыкнул:

– Ну попробуй!

Но кинул и зажигалку.

– Только отдай, как покуришь. Мне после четырехчасового дежурства, сам понимаешь, неохота бегать искать новую. – Он закрыл форточку.

– Обязательно, – пообещал я и закурил тут же, не отходя от дверей.

Пришлось приложить усилие, чтобы не закашляться. Сколько я не курил? Лет десять, наверное, если не больше. Баловался в подростковом возрасте, говорил, ясное дело, мол, брошу, как только захочу. Потом, конечно, подсел, несколько лет курил. Когда же пошел на джиу-джитсу, пришлось бросать: дыхания не хватало. Трудновато было, но зато извел вредную привычку раз и навсегда.

Иногда, правда, снилось мне, что курю. И так приятно было снова держать в пальцах сигарету, втягивать вкусный, ароматный дым…

Однако теперь дым казался вонючим, драл горло. Я заставлял себя глубоко вдыхать эту гадость, плавно выдыхать. Хорошо, что стекло такое толстое и не надо еще и удовольствие изображать.

Охранник не уходил.

– Ты как на базу попал? – повторил он вопрос.

– Артефакты принес. – Несмотря на то что больше табак не казался вкусным, свое дело никотин сделал: я успокаивался.

– Да ну? – удивился охранник. – А сюда какими судьбами? За решетку тех кидают, кто сквозь излучение пси-артефакта сможет пробраться. Изучают, как у них получилось.

Интересно, подумал я, вы и на людях опыты проводите. На нашем брате сталкере. Ну-ну.

– Кто-то из ваших предатель, – сказал я. – Он и приказал схватить. Потому что я собирался пойти замочить бандитов, которые на базу ночью нападут.

– Да ладно заливать-то. Так просто на базу не проникнуть. Спецшлемы нужны, без них до купола не доберешься.

– Это если не знать, куда идешь. А так до сторожки Деда добраться можно. Мутит, конечно, но в целом реально. – Я докурил и осторожно, чтобы не помять фильтр, затушил окурок о дверь. На стекле осталось серое неровное пятно. Охранник неодобрительно покачал головой.

– Возвращай зажигалку-то.

– Подожди, вторую попозже выкурю, перед сном, тогда отдам. Как тебя звать-то? Не боишься, что сюда бандиты вломятся? Вдвоем вы не продержитесь и минуты. Может, освободишь меня? Петриевич обещал помочь, вместе мы остановили бы бандитов.

Я видел по его лицу, что он мне не очень верит.

– Скажу Петру, чтобы двери запер, – сказал он. – А освободить не могу. Приказ есть приказ. Мы не военные, конечно, но и тут своя дисциплина. Фадеев я, Николай.

– Ну как знаешь, Фадеев Николай. Я предупреждал, вспомнишь потом. Кстати, я Химик.

Мы кивнули друг другу сквозь толстое стекло. После чего я удалился вглубь камеры и завалился на жесткое стекло, закинув руки за голову. На самом деле мои карманы никто не чистил. На входе в Будку с меня сняли все оружие, оставалась какая-то мелочь: носовой платок, несколько мятых купюр, пачка жвачки. Я сунул в рот пару пластинок и стал ждать.

Николай, потоптавшись, продолжил мерно, как маятник, ходить туда-сюда. Первое время он бросал на меня любопытно-подозрительные взгляды, но, так как я лежал, не шевелясь, скоро он перестал обращать внимание.

Убедившись, что охранник не смотрит, я сел. Достал окурок, раскрошил табак до фильтра. Затем зажигалкой оплавил край фильтра, сунул его под подошву и, нажав, выдернул. Оплавившийся край стал острым, как бритва. Я быстро отломал фильтр у оставшейся сигареты и проделал с ним то же самое. Теперь у меня имелись два маленьких ножа. Правда, ножи из сигаретного фильтра недолговечные, хватает буквально на два-три пореза или тычка.

Секрет изготовления этого оружия раскрыл мне один сталкер, у которого была лихая юность – и молодость, соответственно, он провел в тюряге. С нормальным оружием там, ясное дело, туго, поэтому изобретали из того, что было под рукой.

Теперь я был готов воплотить в жизнь свой план освобождения. Очень сырой, слепленный на скорую руку, шитый белыми нитками, шаткий… короче, очень сомнительный и рискованный план, во многом зависящий от удачи. Продумывать и подготавливать другой времени не было. Я знал, что у меня всего одна попытка.

Впрочем, как говаривал один уважаемый мною человек, удача приходит к тому, кто действует.

Я отдал Николаю зажигалку и еще поговорил с ним. Лег обратно, дождался, когда он отойдет и продолжит монотонное хождение. Ходили охранники навстречу друг другу, но немного с разной скоростью, их амплитуды движения не совпадали. В какой-то момент они шли в одну сторону, и никто из них не мог видеть меня.

Дождавшись этого момента, я вскочил, метнулся к двери и, вытянув над головой руки, высадил решетку вентиляции. Загреб в горсть попавшиеся под руку проводки и дернул, выдирая их с корнем. Затем посадил решетку обратно на жвачку, так как крепления болтиков я выломал. Какое-то время она там продержится.

И лег обратно. Все заняло несколько секунд.

Теперь начиналась самая неприятная часть плана. Вряд ли самая опасная, охранники не оставят меня тут помирать, камера большая, воздуха надолго хватит… но стрёмно, Зона меня поглоти!

Главное, не совсем понятно, что мне сейчас делать. Будет ли дан некий сигнал о неисправности и Фадеев сам узнает, что вентиляция в камере не работает? Или мне спустя некоторое время надо живописно изобразить удушье? Будет ли это звуковой сигнал или мигание диодов? Что я там испортил? Вообще прекратится подача воздуха или просто изменится какой-то режим?

Я перевернулся на бок, сделав вид, что сплю, а сам смотрел из-под руки на огоньки над дверью. Два из них стали красными. Тихое гудение смолкло или мне показалось, потому что хотелось, чтобы оно смолкло?

Очень быстро в камере стало душно. Я вспотел, начал дышать чаще. Пытался заставить себя вдыхать медленно и глубоко, но все время сбивался с ритма: организм чуял нехватку кислорода и пытался ее восполнить. Николай шагал мимо моей ячейки, не обращая никакого внимания. Пора уже паниковать или еще потерпеть? Не повредил ли я также и провода, сигнализирующие о неисправности? Или отсутствие сигнала уже воспринимается пультом управления как проблема этого достаточно, чтобы замигала какая-нибудь тревожная лампочка?

Начало двенадцатого. Время поджимает. Мне надо успеть уйти с базы до полуночи, до того, как следующая смена обнаружит мой побег. Если, конечно, у меня удастся. Ведь охранников нельзя вырубать: дежурные за пультом по показаниям датчиков сердцебиения увидят, что тут проблемы, пошлют сюда людей и за мной начнется охота. Долго скрываться на небольшой территории, которую я не знал, конечно, не получится.

Мое терпение стало истощаться, я был готов уже изобразить, что просыпаюсь и задыхаюсь, – когда Фадеев наконец обратил внимание на мою камеру. Видимо, на экране двери все-таки что-то изобразилось, потому что Николай, приблизившись, склонился над пультом, потыкал кнопки. Затем открыл заглушку на форточке.

– Эй, Химик, ты как? Ты в порядке?

Я оглушительно зевнул – сам по себе, даже не ожидал.

– Включи кондей, служивый, душно у вас – задыхаюсь уже.

Вид у него был несколько испуганный.

– Подожди там, – сказал он, нервно тыкаясь в пульт. – Ну как, так легче?

Я зевал без остановки, просто не мог остановиться. Против воли внутри поднималась паника.

– Не, только хуже. Вы меня уморить тут решили, что ли? Приказ-то хоть был?

Фадеев побледнел и схватился за рацию.

Не знаю, с кем он советовался – или же сам принял решение. Но, кажется, события развивались в нужную мне сторону. После недолгих переговоров первый охранник, имени которого я так и не узнал, пришел в наш отсек.

Николай отпер дверь.

– Выходи, – велел он. – Тут с вентиляцией что-то, не работает. Переведем тебя в другую камеру.

Ну ясное дело, что вам еще остается, подумал я, но вслух не сказал. Пока все шло по плану. Близилась самая рискованная часть. Я покинул ячейку под дулом MP и насупленным взглядом Первого. Руки в карманах сжимали заточенные фильтры.

Теперь все зависело от того, как быстро и точно я буду двигаться.

Я сутулился – поза покорности. Покорность жертвы расслабляет агрессора, ослабляет его внимание.

Николай отпер соседнюю камеру, встал слева от меня, одной рукой держа MP, другой придерживая дверь. Рукав этой руки чуть сполз, обнажая бледную кожу на запястье с синими прожилками вен. Первый остановился правее, по-прежнему направляя ствол своего оружия на меня. Я сделал шаг вперед и оказался между ними.

Я сделал ставку на то, что это конец их четырехчасового дежурства. Плюс неожиданность.

Одним движением я выбросил руки в стороны. Левой полоснул Фадеева по открытому запястью – ничем не защищенное место. Правой резанул Первого по лицу, метя в глаза.

Брызнула кровь, оба закричали. Первый нажал спусковой крючок, но рефлекторно вскинул руки при этом, и очередь ушла в потолок. Я упал, перекатился, вскочил у Первого за спиной, ребром ладони ударил его по шее и тут же пинком отправил в камеру. Следовало бросить Первого на Николая, но тот мог выстрелить и уложить товарища, а мне трупы сейчас не нужны.

Залитая кровью ладонь Фадеева соскальзывала с цевья, у него не получалось направить ствол на меня. Я ногой снизу ударил по стволу, выбивая оружие из рук. Пистолет-пулемет вывернулся из скользких от крови пальцев и сшиб крепившуюся на клипсе рацию. Схватив молодого за грудки, я и его кинул в камеру. Захлопнул дверь, надеясь, что запирается она автоматически.

Так и было. Правда, закрывалась она не быстро, пришлось налечь, и в какой-то момент мне показалось, что бросившийся вперед Первый успеет вставить в щель ствол. Но он столкнулся с зажимающим запястье Фадеевым, и толстая дверь всосалась в стенки ячейки, замуровывая беснующихся охранников.

Не позволяя себе передохнуть, я потыкался в пульт, включая им вентиляцию. И увидел, что Первый, прижав ладонь к окровавленному лицу, берет рацию. Мутанта мне в печенку, я не учел рации!

Голос Первого раздался у меня под ногами. Там валялась рация Фадеева, которую сшиб ненароком. Я подобрал ее – и побежал к выходу из отсека.

Изнутри дверь открывалась не с кода. Выйдя в коридор, я увидел, что дверь в здание открывается, – и метнулся в коридор с железными дверями. Дернул одну, другую – заперты. Только одна, в конце, оказалась открыта, и я заскочил туда. Вовремя: в здание кто-то вошел.

Я ожидал оказаться в темном помещении, но внутри горел неяркий свет. Под одинокой люминесцентной трубкой в дальнем конце лаборатории стоял стеклянный саркофаг, в котором лежало тело. От саркофага отходили трубки и провода к многочисленным приборам. Аппаратура еле слышно гудела, что-то равномерно попискивало. Я подошел ближе, склонился над заполненным жидкостью – хотя, скорее, каким-нибудь гелем – прозрачным ящиком. Там, в обтягивающем темном костюме наподобие водолазного, плавала женщина. К костюму, а также к голове ее крепились многочисленные электроды. В первый момент я едва не вскрикнул от неожиданности. Это же та тетка, лицо которой я видел в луже! Что это значит?

Из рации неслись приглушенные, взволнованные голоса. Времени гадать, кто эта женщина, почему она лежит здесь и как оказалась там, в Зоне, не было. Я направился дальше, к окну, стараясь ступать как можно тише. Выберусь наружу, пока всю охрану не подняли на ноги…

Незнакомый голос, видимо, дежурный, тревожно оповещал:

– Вторая смена, прием! Всем на поиск и захват сталкера по кличке Химик. Повторяю, всем на поиск и захват сталкера по кличке Химик!

Переговоры дежурного с Первым слышали все, объяснять, какой я плохой и зачем меня ловить, не пришлось – отклик ожидающих смены охранников последовал немедленно.

Вклинился голос Брежнева, приказал отрывисто:

– Лобарев, Донохов, прием! Заберите Фадеева и Русого, обоих в медпункт. Михайлов, Корякин, прикройте! Архаров, Жариков – в Будку, изолируйте второго сталкера. Остальные – ждать меня у лаборатории. Я руковожу захватом.

Вот как, сам заместитель начальника охраны будет меня ловить? Надеется пристрелить под шумок?

Окно находилось высоко, под потолком, не дотянуться, даже встав на цыпочки и вытянув руки. Я покрутил головой, ища, на что бы взобраться. Внимание привлек железный шкаф со стеклянными дверцами, в котором, как показалось в полутьме, лежали артефакты. По высоте вроде подходит… Я подошел ближе.

На полках действительно лежали артефакты – от них исходило слабое аномальное излучение. Но какие-то странные, я таких никогда не видел. Каждый упакован в прозрачную капсулу, не понять отсюда, из какого материала. И надписан. На несколько мгновений я забыл обо всем, читая названия. «Ледокол», «Вращатель», «Правдоруб», «Мемориал», «Феминизатор»… Хм, что делает ледокол – понятно, феминизатор, видимо, усиливает женские качества. Вот с мемориалом ничего не понятно. А что делает вращатель? Я еще раз пробежался глазами по названиям. Ледокол, вращатель, правдоруб…

И тут же сам собой родился план.

В коридоре послышались тихие шаги. Но когда охранники заглянули в лабораторию номер девять, окно было открыто – а меня внутри не было.