Мария Тимофеева 2 страница

Конечно, мне нетрудно привести еще немало примеров знания, которым вы владеете, - просто потому, что являетесь специалис­том в особой области ухода за собственными детьми. Сохраняйте и уверенно отстаивайте свои специальные знания! Им нельзя обу­читься. Но имея их, вы усвоите знания, которыми располагают специалисты других областей. Только сберегая заложенное в вас природой, вы благополучно усвоите то, чему учат доктора и пат­ронажные сестры.

Вам может показаться, что я пробую наставлять вас, как забо­титься о ребенке, как держать его на руках. Это совсем не так. Я пробую с разных сторон описать явления, естественные для вас, просто чтобы вы смогли распознать их и убедиться в своих врож­денных способностях. Это важно, ведь неразумные люди часто стремятся учить вас тому, что вы делаете лучше, чем могли бы делать, если бы вас этому научили. И если вы уверены в себе, то готовы совершенствоваться как мать, учась тому, чему можно обу­читься. Наше цивилизованное просвещенное общество предлага­ет много ценных знаний - только бы вы усваивали их не за счет потерь заложенного в вас природой. (1950)

3. КОРМЛЕНИЕ ГРУДЬЮ КАК ОБЩЕНИЕ

Я пришел к этой теме как педиатр, ставший психоаналитиком, и как длительное время практикующий детский психиатр. Для работы мне необходимо выстроить теорию эмоционального, а так­же физического развития ребенка в конкретном окружении, и тео­рия должна покрывать весь спектр возможностей. При этом тео­рия должна быть гибкой, предполагающей, если необходимо, уточнение теоретических положений в ответ на любой клиничес­кий факт.

Я не особенно усердствую с рекомендацией кормить грудью. Хотя я надеюсь, что общая направленность того, что я год за го­дом говорю по этому поводу, приводит именно к такому эффек­ту - просто потому, что это естественно, а то, что естественно, имеет под собой прочную основу.

Начну с того, что скажу: я хотел бы, чтобы мне не приписы­вали сентиментального отношения к матери, кормящей грудью, или агитации за кормление грудью. У агитации всегда имеется оборотная сторона - любое действие, в конце концов, ведет к противодействию. Не приходится сомневаться, что значительное число людей в современном мире благополучно выросли и без опыта грудного вскармливания. Это значит, что у младенца есть и другие возможности испытывать физическую близость с матерью. Однако, если вас интересует мое мнение, то я сожалею о каждом случае, когда мать не могла кормить ребенка грудью, просто по­тому, что считаю: мать или ребенок, или же и мать, и ребенок что-то теряют, не пережив этого опыта.

Я говорю не только о болезни и психических расстройствах; речь идет о богатстве личности, о силе характера, о способности ис­пытывать счастье, так же как о способности восставать и бунтовать. Похоже, истинная сила заключается в прямой связи с естествен­ным развитием индивидуума, к этому-то как раз мы и стремимся.

На практике такого рода истинную силу часто упускают из виду из-за сравнимой силы, имеющей своим источником страх, чув­ство обиды, депривацию и состояние обделенности.

Что же говорят педиатры о вскармливании грудью, отдают ли ему предпочтение перед другими способами? Некоторые педиатры считают, что успешно проводимое искусственное вскармливание полезнее, если говорить об анатомии и физиологии, на чем они в основном и сосредоточены. Не следует думать, будто тема исчер­пана, когда педиатр поставил точку, особенно если доктор, судя по всему, забывает, что младенец - это не только плоть и кровь. На мой взгляд, психическое здоровье индивидуума с самых пер­вых дней закладывается его матерью, обеспечивающей то, что я называю " содействующей, помогающей окружающей средой" (facilitating environment), в которой процесс естественного разви­тия ребенка происходит в соответствии с наследственными паттер­нами. Мать - не задумываясь и не ведая - закладывает основы психически здоровой личности.

Но и это не все. Если мы предполагаем наличие психического здоровья, то мать, действуя успешно, закладывает основы сильно­го характера и богатой, развитой личности. Стоя на таком прочном фундаменте, индивидуум со временем сможет творчески осваивать мир, радоваться и пользоваться тем, что этот мир предлагает, - включая культурное наследие. Я напомню вам о неоспоримой, к несчастью, истине: начни ребенок недостаточно удачно, культур­ное наследие будет ему недоступно и красота мира обернется сме­шением красок, дразнящих ложными надеждами, которыми невоз­можно насладиться. В этом смысле действительно есть имущие и неимущие. Но доходы здесь ни при чем - речь идет о тех, кто начал жизнь достаточно хорошо, и о тех, кто начал недостаточно хорошо.

Вскармливание грудью, конечно, является неотъемлемой сто­роной большой проблемы удачного начала. Впрочем, это далеко не все. Психоаналитики, создавшие теорию эмоционального раз­вития индивидуума, которой мы сегодня пользуемся, в какой-то мере тоже в ответе за некоторое переоценивание значения груди. Нет, они не ошибались. Но прошло время, и теперь " хорошая грудь" (" Хорошая грудь" и " плохая грудь" понятия, введенные в психоанализ М. Кляйи. - Прим. научного редактора) уже жаргонизм, означающий вполне удовлетворительную материнскую заботу и родительское внимание в целом. Од­нако умение нянчить ребенка, держать его на руках и обращаться с ним является более важным индикаторам того, что мать успеш­но справляется со своей задачей, чем факт действительного вскар­мливания грудью. Хорошо известно, что многие дети, которые, казалось бы, имели удовлетворительный опыт грудного вскармли­вания, обнаруживают явные дефекты в развитии и способности общаться с людьми и использовать предметы - дефекты, которые обусловлены плохим холдингом.

Теперь, разъяснив, что слово " грудь " и идея кормления грудью является лишь частью того, что входит в понятие " быть матерью ребенку", я могу подчеркнуть, как важна может быть грудь сама по себе. Возможно, вы поймете, от чего я хочу уйти. Я хочу отде­литься от тех, кто пытается заставлять матерей кормить грудью. Я видел много детей, которым приходилось очень плохо, когда мать хотела и пыталась кормить их грудью, но не могла этого делать, так как данный процесс не поддается сознательному контролю. Страдает мать - страдает ребенок. С переходом к искусственному вскармливанию иногда наступает огромное облегчение, и что-то налаживается - в том смысле, что ребенок удовлетворен, полу­чая нужное количество подходящей пищи. Многих мучений мож­но избежать, не превращая идею о кормлении грудью в догму. Мне кажется, нет худшего способа оскорбить женщину, желающую кормить грудью своего ребенка и пришедшую к этому естествен­ным путем, чем сказать ей то, что считают вправе делать некото­рые доктора и патронажные сестры: " Вы должны кормить грудью". Будь я женщиной, мое намерение сразу бы в корне переменилось. Я бы ответил: " Прекрасно, тогда я не стану кормить". К сожале­нию, матери безоглядно верят докторам и медсестрам. Они дума­ют: раз доктор знает, что делать, если случится беда, если необ­ходимо срочное хирургическое вмешательство, значит, ему известно и то, как матери и ребенку лучше общаться. Обычно доктор не имеет представления об этом. Область этой интимной близости доступна только двоим: матери и ребенку.

Важно, чтобы доктора и патронажные сестры понимали: они нужны, очень нужны, если дела пошли плохо со стороны физио­логии, но они не являются специалистами, когда речь идет о бли­зости, жизненно важной как для матери, так и для младенца. Начни медики давать советы, касающиеся этой близости, они окажутся и сомнительном положении, потому что ни мать, ни ребенок не нуждаются в подобных советах. Им нужны подходящие условия, которые позволят матери верить в себя. Очень ценной мне представляется новая, получающая широкое распространение прак­тика, когда отец присутствует при родах. Его присутствие прида­ет значимость самым первым моментам, когда мать смотрит на свое дитя, прежде чем отдохнуть. (То же самое - с кормлением гру­дью.) Это часто вызывает серьезные затруднения, потому что мать не может кормить грудью путем сознательного усилия. Ей надо подождать реакции собственного организма. С другой стороны, возможна настолько интенсивная реакция, что мать не в силах дождаться ребенка, и ей необходимо помочь что-то сделать с пе­реполненной молоком грудью.

Что касается образования докторов и патронажных сестер в этой области, следует помнить, что им нужно учиться многому друго­му, ведь требования современной медицины и хирургии очень высоки. Доктора же и сестры - обыкновенные люди. Родителям следует знать, что от них требуется уже на ранней ступени ухода за ребенком, и настойчиво совершенствоваться в умении быть родителями. Изредка родители находят такого доктора, такую се­стру, которые прекрасно понимают, в чем состоят функции ме­диков, а в чем - родителей, и тогда партнерство складывается очень успешно. Мне же часто приходится слышать от матерей о страданиях, причиненных докторами и патронажными сестрами, которые даже при высокой квалификации не способны удержать­ся от вмешательства и совсем не помогают - чтобы не сказать вре­дят - отношениям между матерью, отцом и ребенком.

Конечно, есть матери, испытывающие очень большие трудно­сти из-за своего внутреннего конфликта, который, возможно, свя­зан с их собственным детским опытом. Иногда таким матерям можно помочь. Если матери не удается кормить грудью, будет ошибкой настаивать на продолжении попыток, которые никогда не увенчаются успехом, а вот вред от них весьма вероятен. Сле­довательно, очень вредно, когда те, кто в ответе за помощь мате­ри, имеют предвзятое мнение о том, что она должна делать в от­ношении кормления грудью. Часто мать вынуждена рано перейти к иному способу кормления, но, родив второго, третьего ребен­ка, она может успешно справиться и тогда будет счастлива, что кормление грудью дается ей без всяких усилий - естественно. Если мать не может кормить, у нее все равно есть много других путей установить близкий, физический контакт с ребенком.

Проиллюстрирую особую важность этих моментов на очень ран­ней стадии. Вот, к примеру, женщина, взявшая на воспитание полуторамесячного ребенка. Она обнаруживает, что ребенок кон­тактный, реагирует, когда его берут на руки, прижимают к гру­ди-на все прочие, аспекты холдинга в заботе о ребенке. Но при­емная мать выясняет еще и то, что у девочки в полтора месяца уже есть паттерн поведения, связанный с прошлым опытом. Он про­является только в ситуации кормления: чтобы крохотная девочка согласилась принимать пищу, мать должна положить ее на пол или на стол и без непосредственного физического контакта держать бутылочку, из которой девочка будет сосать. Эта неестественная форма кормления закрепляется и включается в структуру личнос­ти ребенка, а кроме того, открывает всем наблюдающим за раз­витием ребенка, что очень ранний этап обезличенного кормления дал эффект - в данном случае далеко не положительный.

Если продолжить примеры, я только запутаю вас, потому что предмет необъятный. Лучше я попрошу слушающих меня обратить­ся к собственному опыту и напомню: все мелочи взаимоотноше­ний между матерью и ребенком в самом начале их общения значи­мы и ничуть не утрачивают значения оттого, что кажутся само собой разумеющимися.

Таким образом, я подхожу к утверждению ценности вскармли­вания грудью, отправляясь от мысли, что вскармливание грудью не является абсолютно необходимым, особенно для матерей, име­ющих с этим личные трудности. Но едва ли кто-нибудь возразит, если я скажу: полнота опыта, переживаемого в момент естествен­ного кормления, безмерна. Ребенок бодрствует, оживлен, вся его зарождающаяся личность целиком вовлечена в процесс. Большая часть бодрствования у младенца на первых порах связана с процес­сом кормления. В этом процессе ребенок черпает материал для сновидений. Впрочем, вскоре у него появляется много других источников, которые отражаются во внутренней реальности спя­щего и, конечно, видящего сны ребенка. Доктора так привыкли говорить либо о здоровье, либо о болезнях, что иногда забывают упомянуть о спектре состояний, которые как раз и обозначают словом " здоровье". А спектр таков, что если у одного ребенка переживания слабые, бледные, даже наводящие скуку, то у дру­гого - слишком волнующие, яркие; такой ребенок затоплен эмо­циями, с многообразием которых ему трудно справиться. Для не­которых же младенцев кормление является настолько скучным опытом, что плач от ярости и разочарования будет облегчением, так как станет переживанием, по крайней мере, дающим чувство реальности и вовлекающим все существо младенца. Следователь­но, когда речь идет о кормлении грудью, первое, о чем надо за­думаться, - обеспечено ли младенцу богатство переживаний и возможность участвовать всем существом. Многие важные черты кормления грудью присутствуют и при вскармливании из бутылоч­ки. Например, ребенок и мать смотрят в глаза друг другу. Это значимый аспект раннего опыта, не связанный с использованием настоящей груди. Однако можно предполагать, что вся полнота вкуса и запаха и вся совокупность чувственных ощущений корм­ления грудью остается неизвестной маленькому ребенку, беруще­му резиновую соску. Дети, несомненно, находят некое удоволь­ствие даже в такой невыгодной ситуации, и в некоторых случаях их пристрастие к резине может быть прослежено до этого раннего этапа вскармливания через соску. Способность младенца накапли­вать чувственный опыт видна и в использовании того, что я на­звал " переходными объектами", когда все многообразие мира сво­дится для ребенка к различию между шелком, нейлоном, шерстью, хлопком, льном, накрахмаленным нагрудником, резиновой соской и мокрой салфеткой. Впрочем, это иная тема, которой я бегло коснулся, только чтобы напомнить вам: в крохотном мирке мла­денца происходят грандиозные события.

Наряду с переживаниями ребенка, более богатыми при корм­лении грудью, а не из бутылки, вспомним о том, что чувствует и испытывает во время кормления сама мать. Едва ли мне нужно здесь подробно обсуждать эту большую тему и пытаться описать чувство достижения, которое может испытать мать, когда собствен­ная физиология, на первых порах приводившая ее в некоторое за­мешательство, вдруг обретает смысл, и она уже способна справить­ся со страхом перед тем, что ребенок проглотит ее, разобравшись, что у нее есть нечто, называемое " молоком", - и с чем она может его надуть. Оставляю тему вашему воображению, впрочем, дол­жен подчеркнуть, что хотя кормление ребенка - любым спосо­бом - может быть вполне удовлетворительным, чувство материн­ского удовлетворения носит особый характер в том случае, если женщина предоставляет ребенку часть самой себя. Чувства матери соединяются в ней с опытом собственного младенчества, а этот совокупный опыт уходит в глубь времен, когда род homo только выделился из класса млекопитающих.

Теперь я подошел к тому, что считаю здесь самым важным. Речь пойдет об агрессивности обычного ребенка. Младенец чуть подрос ц начинает бить ножками, царапаться и кричать. Когда дают грудь, младенец сильно захватывает сосок деснами, так что на соске мо­гут появиться трещины. Некоторые младенцы упорно не выпус­кают грудь и, сдавливая деснами, причиняют матери настоящую боль. Нельзя сказать, что они стараются сделать больно, потому что это еще слишком крохотные существа, чтобы выражать агрес­сию намеренно. Но со временем у младенца можно отметить по­буждение кусать. Здесь начинается чрезвычайный по значению поворот в развитии. Это целая область, характеризуя которую, мы говорим о безжалостности, импульсах и использовании незащи­щенных объектов. Очень скоро дети приучаются защищать мате­ринскую грудь, и даже когда у них появляются первые зубы, они редко кусают из побуждения причинить боль.

Дело не в том, что у них отсутствуют такие импульсы. Объяс­нение надо искать в аналогиях с приручением волка, в одомашнен­ном виде ставшего собакой, или льва, ставшего кошкой. Что ка­сается человеческих детенышей, то я считаю эту неизбежную стадию развития очень трудной. Мать вместе со своим ребенком успешно преодолеет эту стадию с неизбежной для нее толикой вреда от собственного чада, - если она осведомлена о естественности такого периода и способна оградить себя от младенческой агрессив­ности, а кроме того, способна подавить инстинктивное движение наказать или ответить агрессивностью на агрессивность.

Иными словами, когда ребенок кусается, царапается, тянет ее за волосы и бьет ножками, у матери одна задача - уцелеть. Все остальное остается за ребенком. Если она уцелеет, ребенок узна­ет новое значение слова " любовь", в его мир войдет нечто новое - воображение. Теперь ребенок мог бы сказать матери: " Я люблю тебя, потому что ты уцелела, когда я тебя уничтожал. В моих снах и фантазиях я уничтожаю тебя каждый раз, когда вижу, - потому что люблю тебя". Именно так происходит объективация матери, именно так ребенок помещает мать в мир, не являющийся частью его самого, и делает мать полезной.

Я говорю о ребенке между шестью месяцами и двумя годами. Мы с вами выстраиваем язык, важный для общего описания ран­него развития ребенка, которое ведет к тому, что он становится частью мира и уже не живет в особой заповедной области или в субъективном мире, созданном матерью, изо всех сил стремящейся приспособиться к нуждам ребенка. Но не будем отказывать даже новорожденному в зачатках указанного опыта.

У меня нет намерения подробно разбирать этот переходный пе­риод, столь важный в жизни каждого ребенка, позволяющий ему стать частью мира, использовать мир и вносить в него свой вклад. Главное в данном случае - осознать тот факт, что основой здоро­вого развития индивидуума является сохранность объекта, на кото­рый он нападал. В случае с кормящей матерью речь идет не толь­ко о выживании в физическом смысле, но и о том, что в критичес­кий момент она не превращается в мстительную и карающую. Очень скоро другие существа, включая отца, животных и игруш­ки, будут играть ту же роль. Матери совсем не просто сочетать задачу отнятия от груди с задачей сохранения целостности объек­та, на который направлена естественная агрессивность развивающе­гося ребенка (Потому что мать, которая не дает грудь, превращается в " плохой" объект. - Прим. научного редактора). Не касаясь чрезвычайно любопытных тонкостей, связанных с обсуждаемой темой, повторю: главное здесь - выжи­вание объекта, несмотря на обстоятельства. И теперь легко увидеть различие между грудью и бутылочкой. Во всех случаях " выживание" матери - главное. Тем не менее, очевидно, что существует разни­ца между " выживанием" части материнского тела и " выживанием" бутылочки. Кстати, укажу на крайне травмирующее ребенка пере­живание, когда во время кормления разбивается бутылочка. На­пример, мать роняет бутылочку на пол. А иногда сам ребенок может выбить бутылочку из материнских рук и разбить.

Возможно, опираясь на эти наблюдения, вы уже сами сможете понять, что факт " выживания" груди - то есть части матери - имеет чрезвычайное значение, принципиально отличающееся от значения факта " выживания" стеклянной бутылочки. Вот те сооб­ражения, которые и заставляют меня видеть в кормлении грудью еще один из важнейших естественных феноменов, говорящих сами за себя, хотя ими, при необходимости, можно и пожертвовать. (1968)

4. НОВОРОЖДЕННЫЙ И ЕГО МАТЬ

Эта тема настолько сложна, что я боюсь добавлять новый аспект рассмотрения. Однако мне кажется, что если психология имеет смысл, когда речь идет об изучении новорожденного, все услож­няет практика (Здесь Винникотт обращается к педиатрам. - Прим. англояз. издателя). Что касается теории, то ее вклад может быть либо ошибочным - в таком случае проблема остается нерешенной, - либо включающим элемент истины - и тогда она упрощает про­блему, ведь истина всегда делает мир более доступным и простым.

Эта пара - новорожденный ребенок и его мать - представляет собой необъятную тему, и я не буду отдельно описывать то, что известно о новорожденном. Мы заняты психологией, а значит, безусловно видя ребенка, видим также его окружение и его мать.

Чаще говоря " мать", чем " отец", я надеюсь на понимание пос­ледних.

Важно осознать огромное различие между психологией матери и психологией ребенка. Мать представляет собой сложноорганизованную личность. Ребенок в начале - нечто противоположное всякой сложности. Можно сказать, и то не без колебаний, что только в возрасте нескольких недель или даже месяцев ребенок наделяется некоей психологией, впрочем колебания свойственны скорее ученым докторам, чем матерям. Матери склонны преуве­личивать, ученые - отрицать, если нет доказательств.

Я слышал от Джона Дэвиса (Коллега Винникотта, педиатр в Педдинггонской детской больнице. - Прим.изд.), что у новорожденного физиоло­гия и психология - это нечто единое. Хорошее начало. Психоло­гия есть последовательное продолжение физиологии. Незачем ве­сти споры о том, когда наступает превращение. Сроки могут варьироваться в зависимости от обстоятельств. Однако сам момент Рождения следует рассматривать как время больших перемен, и если недоношенному ребенку психологически будет значительно лучше в " инкубаторе ", то переношенный ребенок нуждается в физичес­ком контакте - в человеческих руках и человеческом теле.

Я совершенно убежден, что будущие матери - если у них нет психических заболеваний - в последние месяцы беременности сосредоточены на своей особой задаче, а после родов в течение нескольких недель и месяцев постепенно приходят в обычное состо­яние. Я много писал об этой " главной материнской заботе". В таком состоянии мать способна поставить себя на место ребенка, так сказать, посмотреть на все его глазами. Иными словами, она развивает удивительную способность идентификации с ребенком, что позволяет ей отвечать на его потребности с точностью, которую не освоит ни один автомат - и которой невозможно обучиться.

На мой взгляд, не нуждается в доказательствах утверждение о том, что прототипом всей заботы о ребенке, холдинга в широком смысле слова, является то, как его держат на руках - холдинг в узком смысле слова. Я отдаю себе отчет в том, что я очень расши­ряю значение слова " holding", но это и экономично, и достаточ­но верно.

Ребенок, которого держат достаточно хорошо, совсем не такой, как тот, которого держат неудовлетворительно. Наблюдения над детьми не имеют для меня никакой ценности, если в них не опи­сывается качество холдинга. Мы с вами только что видели кино­фильм, представляющий для меня особый интерес. Доктор держал идущего ребенка - демонстрировал ступень, когда ребенок начи­нает ходить. Если вы заметили одну деталь - язык доктора, - то, вероятно, поняли, что доктор весь поглощен своей задачей и что ребенок вел бы себя иначе, если бы его держал не доктор, а кто-то другой. Я считаю, что педиатры - это, как правило, люди, способные идентифицироваться с ребенком и заботиться о нем (возможно, именно способность к идентификации и является оп­ределяющей для педиатра). Часто поведение ребенка предстает совершенно разным в разных описаниях, и я думаю, нам хорошо бы всегда иметь под рукой киноленту, чтобы получить возможность увидеть того, кто изучал ребенка. Тогда мы сможем решить, спо­собен ли этот человек понять, каковы были чувства ребенка. Этот аспект заботы о ребенке нельзя упускать из виду, и я бегло говорю о ней даже в этом коротком очерке, потому что на ранних ступенях эмоционального развития, пока чувства еще не упорядочены, пока еще нет того, что можно назвать " автономным эго", ребенок испы­тывает огромную тревогу. Фактически, слово " тренога" здесь бессмысленно: эмоциональное страдание ребенка на этой ступени сродни панике, а паника - не что иное, как защита от неперено­симой муки, когда даже самоубийство представляется лучшим выходом. Я намеренно говорю жестким языком. Возьмем двух детей. Холдинг одного из них был достаточно хорошим (в моем - широком - смысле слова), и в этом случае ничто не препятствует быстрому эмоциональному развитию в соответствии с врожденной тенденцией. Другой не знал опыта удовлетворительного холдинга, его развитие будет искривленным и задержанным, а значит, какую-то долю примитивного хаоса чувств, первичного страдания он понес с собой в жизнь. Давайте скажем так: в случае обычного опыта " достаточно хорошего" холдинга мать способна обеспечить дополнительную эго-функцию, и ребенок, уже на ранней ступени, обретает эго, очень слабое, но собственное эго, крепнущее благо­даря способности матери приспособиться к ребенку, идентифици­рующейся с ребенком и поэтому знающей, каковы его основные потребности. Ребенок, лишенный подобного опыта, поставлен перед необходимостью преждевременного развития эго-функции - иначе он совсем запутается.

Я считаю, что должен говорить об очевидных вещах, ведь люди, сведущие в вопросах физического развития, необязательно долж­ны разбираться в психологических теориях. Из психологии эмоционального развития известно, что процесс взросления невозможен без содействующей и помогающей окружающей среды. Эта содей­ствующая среда очень быстро становится чрезвычайно сложной. Только принадлежащий к роду людей может понимать ребенка настолько, чтобы быть способным адаптироваться к его постоянно меняющимся нуждам. Развитие на ранних ступенях - да и в даль­нейшем ~ в значительной степени является делом обретения интег­рации. Я не могу здесь пересказать все, что написано о раннем эмоциональном развитии, но три задачи, стоящие перед зарожда­ющейся личностью, назову: интеграция " я", стабилизация психи­ки в теле и объектные отношения. Этим трем задачам соответству­ют, грубо говоря, три функции матери: осуществлять холдинг, ухаживать за ребенком и представлять объектную " сторону" мира. Тема необъятная. Я пытался освоить ее - исследование публико­валось под заголовком " Первый год жизни" (См.: The Family and Individual Development. London: Tavistock Publications, 1961. - Прим. изд.), но сейчас я обраща­юсь к самому раннему этапу, наступающему вслед за рождением.

Я стремлюсь привлечь внимание к следующему факту: ребенок является человеческим существом с самого начала, - то есть допускаю, что новорожденный снабжен подходящим " электронным" аппаратом. Я знаю, мне незачем доказывать, что дети - человеческие существа. Это общее место психологической теории, известной педиатрам.

Трудно определить, откуда начинается личность. Если некто приобретает опыт, сопоставляет опыт разного рода, чувствует и проводит различие между чувствами, испытывает в подходящий момент страх, организует защиту от душевной боли, тогда я скажу, что ребенок ЕСТЬ; и отсюда следует, что изучение ребенка с необходимостью включает психологию (см. главу 5).

Вы можете познакомиться с многообразными попытками изучения ребенка путем непосредственного наблюдения. Здесь я отсылаю вас к библиографии в конце книги. " Определяющие факторы детского поведения", том 2 (Determination of Infant Behavior, vol 2. Ciba Foundation. London: Tavistock Publications, 1961. - Прим. изд.). Я не буду уделять особого внимания подобным исследованиям, хотя непосредственное наблюдение имеет большое значение для тех, чья компетенция относится преимущественно к области физического развития (а таких в этой аудитории немало). Я хотел бы за эти несколько минут изложить вам малую толику своего опыта как детского психоаналитика и психиатра. Я давно этим занимаюсь, оставив практику терапевта-педиатра.

Каким образом психоанализ может прояснить вопросы, касающиеся психологии новорожденного? Понятно, что можно сказать многое в случае отклонений в психике матери или отца; однако, решая свою конкретную задачу, я должен допустить, что родители здоровы, а также что ребенок здоров физически.

Психоанализ помогает прежде всего тем, что дает нам теорию эмоционального развития - фактически единственную существующую теорию. Но вначале психоанализ имел дело с детским материалом только в том, что касалось символики сновидений, психосоматической симптоматологии, игры воображения и т.п. Со временем психоанализ обратился к маленьким детям - скажем, двух с половиной лет. Но и " омоложенный", он не совсем отвечает нашим целям, поскольку дети двух с половиной лет и полугодовалые удивительно далеко шагнули от младенчества - если они не больны и не отстают в развитии.

Я полагаю, что применительно к нашей теме самое главное в развитии психоанализа - это расширение его границ до работы с психотическими пациентами. И если психоневроз ведет аналитика к раннему детству больного, то шизофрения уводит к младенчеству, к самому началу, к стадии почти абсолютной зависимости. Говоря коротко, недостаток поддерживающего окружения в этих случаях переживался на стадии, когда незрелое и зависимое эго еще не обретало способности формировать защиты.

Дальше сужая область поиска, скажу, что наилучший пациент для того, кто исследует психологию новорожденного, - это шизофреник с пограничной личностной организацией (borderline schizophrenic - В современном психоанализе пограничные личностные расстройства (borderline) обычно рассматриваются как самостоятельная категория, объединяющая широкий класс пациентов с нарушениями невротического уровня. в этой терминологии то, что имеет в виду Винникотт, могло бы называться " шизоид с пограничной личностной организацией". - Прим. научного редактора.), функционирующий достаточно хорошо, чтобы выполнять тяжелую работу, которая ложится на плечи пациента в психоанализе, и необходимую, чтобы уменьшить страдания очень больной части его личности. Не нужно долго объяснять, как сильно нарушенный пациент, проходящий лечение у аналитика, обогащает наше понимание начала жизни ребенка. В сущности, вот он младенец - на кушетке, на полу ила где-то еще, зависимость полная, дополнительная эго-функция аналитика состоит в действии, вам доступно непосредственное наблюдение за младенцем, с той лишь оговоркой, что пациент - взрослый человек, в какой-то мере, конечно, более сложный. Нам приходится допустить эту сложность как оптическое искажение, вносимое лупой.