И он направился к выходу.

Несколько рано переодеваться, mon ami.

Ричард покачал головой.

Не могу я на это смотреть, просто не могу.

Как ты думаешь, что сейчас будет, Ричард? — спросила я его.

Он ответил, не поворачивая головы:

У тебя опять будет с ним секс. Может быть, с участием Жан-Клода. — Он снова покачал головой. — Ощущать это частично уже было достаточно плохо. Еще и смотреть я не хочу.

Я в него влюблена, Ричард, это еще не значит, что мы будем трахаться. Уж кто-кто, а ты должен знать, что, если кто-то владеет моим сердцем, это еще не означает владеть моим телом.

Это остановило его почти у самой двери. Он обернулся, посмотрел на меня.

Ты не чувствуешь призыва с ним трахаться?

Я покачала головой.

Хватку теряю, — пожаловался Огги.

Это заставило меня обернуться и еще и на него потратить улыбку. От этого и он улыбнулся — той бестолковой улыбкой, которая бывает, когда действительно тебе кто-то очень дорог.

Ты ничего не потерял, и ты это знаешь.

Он сделал смешанный жест — то ли поклонился, то ли пожал плечами. Вид у него был скромный, но так, будто это не всерьез.

Если я ничего не потерял и ты не боишься того, что мы друг к другу чувствуем, так иди ко мне, Анита.

Ты иди ко мне, — сказала я.

Он улыбнулся так широко, что мелькнули клыки, что для вампира его возраста — редкость. Он встал, почти весь укрытый шалью.

Мастер, не ходи к ней.

Его человек-слуга Октавий вышел из-за двойного кресла. С ним был лев-оборотень Пирс. Как будто обходили его с флангов, чтобы не дать до меня дотронуться. Октавий встал перед Огюстином, загораживая вид и ему, и нам.

Ты мастер города Чикаго, ты не идешь на зов женщин. Они приходят к тебе.

Огюстин отодвинул Октавия в сторону, вежливо, но твердо.

Не думаю, что эта придет. — Он посмотрел на меня с полуулыбкой. — Ты придешь ко мне?

С чего бы?

Он снова усмехнулся.

Не знаю, может быть, моя сила вернулась ко мне рикошетом, но я вижу в ней то, что видишь ты, Жан-Клод. Заманчивая цель для любви и очень опасная для самолюбия, но стоит усилий, ох, стоит.

Он шагнул мимо своих подчиненных, взметнув шаль в воздух, и вдруг оказался голый до пояса. От этого зрелища пульс у меня забился в глотке. Я вспомнила ощущение, как это тело прижимает тебя сверху, как обнимают мои руки все эти мышцы. Я шагнула вперед, и мы, быть может, встретились бы в середине комнаты, но вдруг запахло нагретой на солнце травой, пахнуло жаром, львом. Я учуяла льва.

Обернулась, поискала взглядом Ноэля и Тревиса. Они стояли у дальней двери, будто не знали, что делать. Их можно понять, но это не их я учуяла.

Я повернулась в другую сторону, к дальнему коридору, где все еще стоял Ричард. Но не от Ричарда у меня кожа мурашками пошла, ощущая силу. По коридору крадущейся походкой шагал Хэвен, снова в человеческом виде, нагой и красивый. Вообще-то на мой вкус он был слишком тощий, но не стиральная доска брюшного пресса, не узкие бедра или длинные ноги, даже не многообещающая выпуклость между ними, а красота его в целом притягивала меня. Будь он непривлекателен, ощутила бы я то же, когда он шел в мою сторону? Смогла бы я удержаться, не пойти к нему, не будь он таким чертовски симпатичным?

Вдруг взор мне загородили Тревис и Ноэль. Из всех мужчин, что находились в комнате, от этих я меньше всех ожидала вмешательства. Пухлое лицо Тревиса было страшно серьезно. Он сказал: