Ей холодно.

Голос Жан-Клода, рука его убралась от моей щеки.

Да, холодно, мне было очень, очень холодно. До самой сердцевины, будто никогда уже мне не согреться. Руку задел мех, и я открыла глаза, увидела склонившегося у постели Натэниела. Лицо его все еще было этой незнакомой смесью человеческого лица и леопардовой морды. Один раз, один раз было это лицо надо мной, когда мы любили друг друга. Всего один раз.

Чьи-то руки тронули мое лицо, повернули посмотреть на Ричарда и Жан-Клода. Руки, их руки, по обе стороны моего лица. Такие теплые руки. Не сразу я поняла, что обе руки теплые. Неужто Жан-Клод столько силы набрал на Огюстине, что до сих пор теплый на ощупь?

Их лица расплывались у меня в глазах, как я ни щурилась.

Вы оба теплые, — шепнула я.

Ричард заговорил медленно, тщательно выговаривая слова, будто боялся, что я их не пойму.

Анита, ты на ощупь холоднее Жан-Клода.

Я нахмурилась, пытаясь навести глаза на его лицо. Почти удалось, но у меня будто внимание рассеялось перед тем, как я смогла их заставить слушаться.

Что-то не так. Не так.

По-прежнему шепот, а ведь я говорила вслух.

Да, — сказал он, — что-то не так. — Он глянул на Жан-Клода: — Я не чувствую ее. Она у меня на руках, а я не чувствую ее энергии.

Она отдаляется от нас, — сказал Жан-Клод.

Отдаляется — что это значит? — спросил Ричард.

Я думаю, ma petite пытается разорвать связи, привязывающие ее к нам.

В смысле — разорвать триумвират?

Oui.

А она это может? — спросил кто-то.

Анита сможет сделать все, что захочет, — произнес рычащий голос Натэниела.

Не знаю, возможно ли это, но знаю, что она пытается, — сказал Жан-Клод.

Это подорвет твою власть начисто.

Голос Ашера, хотя мои глаза не могли найти его в комнате.

Значит, так тому и быть, — сказал Жан-Клод. Я старалась разглядеть его, увидеть, как он смотрит на Ричарда. — Ричард, зачем такая трагическая маска? Ты же освободишься от триумвирата, Ричард, освободишься от меня.

Ты знаешь, что я этого хочу, но чего это нам будет стоить? Она так холодна на ощупь.

В поле моего зрения вплыло лицо Жан-Клода.

Ma petite, сбрось щиты. Сбрось так, чтобы я тебя ощущал. Дай поделиться с тобой энергией. Ты в тревожном состоянии, ma petite.

Я покачала головой, и мир поплыл цветными полосами. Меня затошнило на миг, и тут я поняла, что больна. Больна сердцем, больна душой, всем на свете. Где-то глубоко внутри я старалась отменить все свои решения. Я старалась взять ходы назад в игре, которая слишком далеко зашла, чтобы переигрывать. Сознание мое понимало, что уже слишком поздно, но не оно сейчас мной командовало. А с подсознанием — как спорить? Как спорить с той частью собственного мозга, присутствие которой почти никогда не ощущаешь? А самое худшее — я не была уверена, что хочу спорить.

Послышался запах леопардового мускуса, и я знала, что это Натэниел, когда его голос прорычал: