Ничего не получится, если ты не будешь пытаться захватить меня взглядом.

Я не хочу тебя захватывать.

Врешь.

Он попытался сделать обиженный вид.

Не дури мне голову, Ашер, ты слишком любишь игры с силой. Ты любишь тот эффект, который на меня производишь. Тебе нравится делать со мной такое, чего не может Жан-Клод. Ты в восторге от того, что ты единственный вампир, который может со мной вампирствовать.

На его лице ничего не отражалось.

Я никогда тебе ничего подобного не говорил.

Твое тело говорило за тебя.

Он облизнул губы — давнее движение, которое прорывалось у него, когда он нервничал.

Чего ты от меня хочешь, Анита?

Правды.

Он покачал головой, и вид у него был мрачный.

Ты очень часто просишь правды, но редко когда именно ее ты хочешь.

Мне хотелось бы с этим поспорить, но я не могла — если хотела играть честно.

Ты прав, может быть, более прав, чем мне хотелось бы осознавать, но сейчас, пожалуйста, попробуй поймать меня взглядом. По-настоящему попробуй, чтобы мы знали, насколько я должна быть при тебе осторожной.

Я не хочу, чтобы ты была при мне осторожной.

Я покачала головой:

Ашер, пожалуйста, мы должны знать.

Зачем? Чтобы ты могла от меня закрыться? Отказать мне во взгляде твоих собственных глаз?

Ашер, пожалуйста. Давай просто попробуем.

Я попрошу тебя как друг, — сказал Жан-Клод, — но следующая просьба будет исходить от мастера. Сделай, как она просит.

Очень печально прозвучал его голос. Настолько печально, что я посмотрела на него — у меня было чувство, что я что-то упустила.

Когда-то я бы не обратила внимания на это мелькнувшее в голосе предостережение, но я уже научилась задавать вопросы.

Я прошу что-нибудь плохое? Потому спрашиваю, что вы оба очень обеспокоены. Я упустила из виду что-то такое, что может потом извернуться и за жопу тяпнуть?

Жан-Клод улыбнулся, почти засмеялся.

Ах, ma petite, как ты изящно формулируешь!

Да-да, но ответь на вопрос.

Мы боимся твоей возможной реакции, если Ашер действительно сможет тебя подчинить взглядом.

Я перевела взгляд с одного на другого. Жан-Клод тщательно сохранял вежливое лицо. Ашер — непроницаемую надменность. Поодаль стоял Реквием, и лицо его было такое же непроницаемое, как у них, но не благожелательно-вежливое, как у Жан-Клода, или надменное, как у Ашера: он просто старался ничего на нем не выразить. Торс его все еще был украшен ранами, полученными от Менг Дье. Впервые у меня возникла мысль: если бы я напитала от него ardeur, раны бы зажили? Мне случалось исцелять метафизическим сексом. Нахмурившись, я повернулась обратно к Жан-Клоду.

Ты ведь не по одной причине хотел, чтобы я питала ardeur от Реквиема?