Белль была луной, — сказала я.

Он посмотрел на меня с улыбкой:

— Нет, Анита, луной была ты. «Луна — нахалка и воровка тоже: Свой бледный свет крадет она у солнца».[2]

Что-то цитируешь, — сказала я.

Шекспир, ma petite. Он цитирует «Тимона Афинского».

Это я как раз не читала. — Пульс у меня бился в горле, и кровь капала из ранок на шее. — Мне не нужно прямо сейчас питать ardeur, Реквием, и поскольку все сейчас и так идет как-то неправильно, я лучше подожду, пока возникнет нужда.

В этом есть смысл, Реквием, — сказал Лондон.

Реквием посмотрел на него неприязненно:

Ты стал бы ждать?

С разрешения мастера, — заявил Лондон, — я хотел бы уйти.

Иди, — разрешил Жан-Клод.

Лондон не побежал к двери, но и нельзя сказать, что пошел неспешно. Черт побери, если бы я могла от всего этого сбежать, сбежала бы, не думая. Но от себя не убежишь.

Все, кто хочет уйти, — свободны, — сказал Жан-Клод.

Испытание не получится, если нас здесь не будет, — возразила Элинор.

Испытание закончено. Мы слишком опасны, и мы это знаем.

Элинор не стала спорить и вышла. Нечестивец взял брата за локоть и вывел из комнаты. Кажется, Истина плакал.

А нам что делать? — спросил Римус.

Охраняйте нас, если можете.

Можем.

Кажется, он слегка обиделся, что Жан-Клод в этом усомнился.

Можете нас охранять от нас самих? — спросил Жан-Клод.

Не понял, — сказал Римус.

Циско принес бинты и пластырь. Он стоял возле кровати, будто не зная, что с ними делать. Я потрогала шею и увидела на пальцах кровь, но укус был чистый. Много крови не будет, если укус был нанесен правильно, а зная Реквиема, я в этом не сомневалась.

Антисептик нужен? — спросил Циско.

Римус подошел к кровати и нетерпеливо сказал:

Ты с ней обращаешься как с оборотнем.

А, — сказал Циско, попытался положить все это на кровать, остановился, будто не хотел класть между Реквиемом и мной. Он все еще был при пистолете, но уверенный в себе телохранитель испарился и остался неловкий восемнадцатилетний мальчишка.

Дай ей марли, пусть прижмет к ране, — сказал Римус. — Бинты — это чтобы чисто было вокруг, не для самой раны.

Циско кивнул, будто понял, но протянул мне марлю, глядя куда-то мимо меня. На самом деле он очень старался вообще на меня не смотреть, и я поняла часть его проблем. У меня куда сильнее была видна грудь, чем в начале всего этого. Когда Реквием пил, халат сбился на сторону. Не вся грудь, просто ниже линии шеи, но Циско это сильно отвлекало. Он старался не смотреть и все же таращился, боролся с собой.

Я приложила марлю к ране и запахнула халат другой рукой. Чтобы завязать его снова, мне нужны были обе руки, так что сейчас я только держала его запахнутым. Это дало Циско понять, что я заметила, куда он смотрит. Внезапно мы встретились глазами, и он смутился, чуть ли не панический страх мелькнул у него в глазах, и краска поползла вверх от шеи по лицу. Страх сменился злостью, и он отвернулся, будто я слишком глубоко заглянула ему в душу.