Я постараюсь, — кивнула я.

Начинаю понимать, почему мы убивали некромантов на месте, — сказал Лондон.

Это угроза? — нежным голосом спросил Жан-Клод.

Нет, мастер, нет!

Но я поняла, что имел в виду Лондон.

Реквием лизнул мне шею, и меня слегка проняла дрожь.

Реквием, перестань меня трогать.

Он застыл, но все еще прикасаясь ко мне. Просто перестал меня целовать и лизать. Тщательней надо выбирать слова.

Мне нужно было найти Реквиема — не просто какого-нибудь вампира или мертвеца. Мне был нужен именно он, его индивидуальность. Когда-то я нечто подобное проделала в Церкви Вечной Жизни, когда мы с полицией искали вампира, подозреваемого в убийстве. Я искала неповторимый облик некоей личности, причем того вампира я не знала. А Реквиема я знала.

Я охватила его руками, убрала густые волосы на одну сторону, чтобы зарыться лицом в его шею, вдохнуть запах его кожи. Запах не был теплым. Ощущался одеколон, мыло, которым он мылся, а под всем этим — исчезающий запах смерти. Не трупов или разложения, потому что вампиры не разлагаются; это был запах давно запертых чуланов, отдаленно похожий на запах змей. Заплесневелый, холодный, ничего такого, к чему хотелось бы прижаться. Но руки у него были сильные, края ран на одной руке захватывали шелк моего халата. Он был вполне реальный, но не совсем живой.

Я прижала его тесно и втолкнула некромантию в это тело. Осторожно, чтобы только в одно тело, никуда больше, — искала не этого одурманенного незнакомца, а ту искру, что была истинным Реквиемом. И нашла, в темноте, ушедшего в себя. Он не был испуган, был слегка смущен, растерян. Я видела его тюрьму, могла коснуться двери, глядеть на него сквозь решетку, но ключа у меня не было. И тут я поняла, что нам нужно: кровь. С каким бы видом нежити ни приходится иметь дело, обычно кровь является ключом.

Я подняла голову от его шеи, отвела волосы в сторону.

Пей, Реквием. Пей от меня.

Он показал мне глаза, расширенные от неожиданности, будто не мог поверить, что я ему такое позволю, но повторять ему не пришлось. Его рука взялась за мои волосы, другая — за спину. Он прижал меня к себе, наклонив шею в сторону, потянул вниз — потому что он сидел, а я стояла на коленях, притянул мою шею к своему рту, будто для поцелуя. Он не мог бы подчинить меня взглядом и не пытался. Ничего не было, что могло бы заменить боль удовольствием. Ощутив, как он напрягся, я постаралась расслабиться — но полностью расслабиться никогда не удается. Чуть напрягись, и получается больнее.

Он укусил меня, вонзил клыки, и боль была настолько острой, что я толкнула его в плечи, будто старалась вырваться. Столько боли сразу я не могу выдержать, не попытавшись оттолкнуть. Он стал пить, горло его задергалось, глотая. Это могло быть так эротично, а получилось просто чертовски больно.

Но это было как обезглавить курицу, чтобы поднять зомби, или намазать вампиру губы кровью, чтобы исцелить его. Кровь, даваемая с целью, и я послала с этой кровью свою магию. Воспользовалась ею, чтобы призвать Реквиема, найти его во тьме и освободить.

Он отпрянул от моего горла, запыхавшись, как после бега. Кровь капала у него с нижней губы, и он смотрел на меня — первую секунду мутными глазами, а потом из них стал смотреть он. Глаза вспыхнули синим огнем с намеком на бирюзу посередине. Сила Реквиема танцевала по моей коже холодным, колючим бризом.