Что значит — переведу? — обернулась я к нему.

Он взял меня за руку и покачал головой. На его лице было выражение — что-то вроде «я тебя люблю, но до чего же ты забавная».

Ты перевампирила сирен, Анита.

Как это?

Я думаю, — сказал Огги, — потому что твоя власть — над мертвыми и над нежитью. Мне говорили, что твой подвластный зверь — только леопард.

Я кивнула:

Да, но метками Жан-Клода ко мне привязаны еще и волки.

Мои люди — ни то, ни другое. Они — львы, и все же ответили на твой зов.

У него за спиной стояли двое — привезенные им самим как телохранители и пища, и мне еще сказали, что как кандидаты в pomme de sang, хотя Огги, как и Сэмюэл, этой истории с яблоками дал новый поворот. Огги надеялся уговорить кого-нибудь из наших новых лондонских вампирш уехать с ним и устроить домашний очаг. Хотел заполучить себе в постель кого-нибудь из линии Белль. Может быть, это и предрасположило Банни к приступам гнева — в конце концов, он приехал сюда выбрать ей замену.

Огги предлагал обменять одного из своих львов-оборотней на любовницу из линии Белль. Интересно, как себя чувствовали эти мужчины: хотели они остаться в Сент-Луисе? Уехать из Чикаго? И вообще их кто-нибудь спросил? Вряд ли.

Оба они были высокие и мускулистые, только мигающей надписи «телохранитель» над головой не хватало. Оба в сшитых на заказ костюмах, скрывающих пистолеты, которые наверняка на этих ребятах где-то есть. Один темный, другой светлый, но в остальном — как будто лишенный воображения пекарь испек их в одной и той же форме, только глазурь сверху разную сделал. У светлого волосы торчали коротким ежиком, покрашенные в синий цвет, и покрашенные классно, так что были они не однотонные, а светло-синие, темно-синие, и все оттенки между ними, как редко бывает на окрашенных волосах. Только ни у кого не бывает такого естественного цвета — между синей шерстью Куки-Монстра и весенним небом. Светло-голубые глаза из-за этих волос казались более темного, более богатого оттенка. Да, и в плечах он был чуть-чуть поуже и, быть может, на дюйм повыше второго телохранителя.

У этого волосы были такие, что могли бы курчавиться, но он их так коротко постриг, что не дал им этой возможности. Плечи у него очень знакомо выпирали из пиджака — плечи спортсмена, который занимается поднятием тяжестей не от случая к случаю. Не бодибилдер, но с уклоном в эту сторону. И росту у него хватало под такие плечи.

У Куки-Монстра играла на лице едва заметная улыбка. Она доходила и до глаз, будто мы его до чертиков забавляли. Брюнет смотрел на меня так, будто я сейчас сделаю что-то плохое, но он к этому готов. Улыбка Куки меня не обманула: оба они были профессионалами. Опасны и совершенно неприемлемы как кандидаты в pomme de sang. Слишком доминантные, слишком непреклонные. Да, суждение поспешное, но я готова была ручаться, что права.

Я перевела взгляд на того, кто остался стоять за диваном. Я бы сказала — на того человека, но сила, таившаяся под этой темной изящной оболочкой, навела меня на мысль, что это может быть не так. Я знала, что это Октавий, слуга-человек Огги. Я бы предпочла приветствовать телохранителей и узнать по их силе, что они слишком доминантны для наших целей, но формально, так как ни один из них не был зверем зова Огги, Октавий превосходил их по рангу.

Будто прочитав мысли по моему лицу, Октавий сказал: