III. Возможность порождающих структур

III.1.

Для того чтобы глубже и во всей полноте понять смысл приводимых нами цитат, не стоит забывать о том, что лингвистичес­кий и этнологический структурализм, с одной стороны, и современная музыка, с другой, пришли противоположными путями к постановке проблемы универсальных законов коммуникации.

После многовековой наивной убежденности в том, что тональная система естественна и укоренена в законах восприятия и физиологи­ческой структуре слуха (это относится, однако, ко всем сферам совре­менного искусства), музыка с помощью истории и этнографии в их наиболее утонченных формах вдруг открывает для себя, что принцип тональности это не более чем культурная конвенция (и что в других культурах, в другом времени и пространстве существовали другие законы музыкальной организации).

Напротив, лингвистика и этнология (вторая вслед за первой) убе­дившись — по крайней мере со времен Колумба — в том, что языки и системы социальных отношений у разных народов разные, открыли для себя, что за этими различиями скрываются или могут скрываться константные универсальные структуры, впрочем, достаточно про­стые и способные порождать большое количество структур разной степени сложности.

⁹⁰ Ibidem, pag. 48

И разумеется, структурное мышление склоняется в сторону при­знания универсалий, в то время как мышление серийное стремится к разрушению всевозможных псевдоуниверсалий, которые оно полага­ет не константными, но исторически ограниченными.

Уместно, однако, задаться вопросом, это противостояние методов есть противостояние философского порядка или речь идет о двух разных оперативных подходах, как об этом уже говорилось, не исклю­чающих компромиссное решение?

III.2.

Предположим, что понятие универсальной коммуникатив­ной структуры, некоего Пра-кода, всего лишь исследовательская ги­потеза (решение, которое с эпистемологической точки зрения позво­ляет избежать всякого онтологического и метафизического гипостазирования, но с эвристической точки зрения не препятствует тому, чтобы анализ коммуникативных процессов способствовал выявле­нию этой структуры). В этом случае естественно, что серийное мыш­ление как деятельность по производству форм, а не как исследование их предельных характеристик, не зависит от структурного и, имея дело со структурами, оставляет в стороне структурный анализ. Не исключено, что всякий случай коммуникации таит под спудом некую константную структуру, но серийная техника (в первую очередь тех­ника, и только потом мышление, техника, предполагающая некое видение мира, но это видение не философского порядка) призвана созидать новые структурированные реальности, а не открывать веко­вечные структурные законы.

III.3.

Примем, однако, постулаты онтологического структурализ­ма, итак, структуры, выявленные лингвистическими и этнологически­ми исследованиями, существуют на самом деле, являясь константами человеческого ума, т. e способами функционирования мозгового ап­парата, чьи структуры изоморфны структурам физической реальнос­ти. Но в таком случае, структурные исследования призваны выявлять глубинные структуры, самые глубинные, Структуру, cuius nihil maius cogitari possit (то, больше чего ничего нельзя помыслить). И почему нужно непременно думать, что это структуры тональной музыки, в то время как ученому более подобало бы задаться вопросом, а не явля­ются ли указанные структуры структурами более общего порядка, охватывающими всю совокупность типов музыкальной логики, вклю­чая и тональную музыку, порождающими структурами, пребываю­щими по ту сторону всякой грамматики (например, грамматики то­нальной музыки), а равно по ту сторону всякого отрицания грамма­тики (как в атональной музыке), по ту сторону всякого членения

шумового континуума на звуки — носители культурно обусловлен­ных смыслов?

Легко понять, что такого рода исследование было бы именно тем, чего ждут от структурной методологии, и оно могло бы показать, как осуществлялся переход от греческой музыкальной шкалы, восточной, средневековой к темперированной шкале и от нее к гамме и россыпям поствебернианской музыки. И легко было бы заключить, что такому исследованию следовало бы заниматься разработкой не какой-то исход­ной системы, например, такой как тональная, но разработкой механизма порождения всевозможных звуковых оппозиций в том смысле, в каком этим занимается порождающая грамматика Хомского ⁹¹.

III.4.

Напротив, как явствует из работ Леви-Строса, главная задача структурного мышления состоит в том, чтобы противопоставить се­рийной технике, занятой творением истории, созиданием новых раз­новидностей коммуникации, некие изначальные и предустановлен­ные структуры для того, чтобы иметь соответствующую точку отсчета при оценке новых видов коммуникации, рождающихся как оппозиция к этим параметрам. Это было бы все равно что судить о законности какого-либо революционного деяния, противопоставляющего себя существующим установлениям, и при этом взывать к суду отвергае­мых учреждений. Процедурная сторона безупречна, на деле так и

⁹¹ В этом смысле следовало бы оставить соссюровскую гипотезу кода как установившейся системы, перечня, таксономии и принять понятие competence как конечного механизма, способного порождать бесконечные формы деятельности. По отношению к этой " глубинной" структуре такие системы, как система тональной или серийной музыки, были бы " поверхностными" структурами в том смысле, каким Хомский наделяет эти термины. См. по этому поводу Giorgio Sandri, Note sui concetti di " struttura" e " funzione" in linguistica, in " Rendiconti", 15—16, 1967. Кроме того, следовало бы различать — применительно к возможности " серийного" дискурса — " творческую способность творить по правилам", т. e competence, и " способность творить, преобразуя правила", — performance. Конечно, возможность серийного мышления сразу бы поставила под сомнение те языковые универсалии, которые имеет в виду Хомский, однако — как уже отмечалось — генеративная матрица могла бы лежать в основании как формирования, так и деструкции правил (отсюда и проблематичность ее выявления на каком-то этапе исследования, а возможно, и как окончательной цели исследования). Работа Хомского несомненно открывает возможности изучения " открытой комбинаторики", но на ее нынешней стадии было бы нецелесообразно с ходу переводить понятия трансформационной грамматики на язык семиологического дискурса, особенно если учесть, что и сам Хомский считает свою модель — к ее определению он возвращается неоднократно — еще " рудиментарной". (Ср. The Formal Nature of Language, in E. Н. Lenneberg. Biological Foundations of Language, N.Y., 1967, pag. 430) Особенно важные замечания Nicolas Ruwet, Intraduction a La Grammaire gé né retive, спец. номер " Langages", 1966

бывает, но с исторической точки зрения такое поведение смехотворно. Обычно научному исследованию вменяют в задачу выявление более обширных параметров, позволяющих установить взаимосвязь отри­цаемого начала с тем действием, которое его отрицает. Но всякое исследование тормозится, как только выясняется, что отвергаемое воплощает собой вечную и неизменную природу вещей. И непонятно, чем тогда отличается эта установка от поведения Гремонини, кото­рый отказывался смотреть в телескоп Галилея из страха утратить четкость и ясность имеющихся у него на этот счет представлений, ведь птолемеевская теория обращения сфер была единственным естествен­ным объяснением движения планет. Когда идет в ход такая аргумен­тация, вот тогда-то и делается очевидной опасно консервативная природа структурализма Леви-Строса (но только Леви-Строса). Структуралистская методология, притязающая на открытие неких координат вечности внутри всякого текучего исторического процес­са, должна уметь приглядываться к поворотам истории, чтобы выве­рять на них выявленные ею структуры, выясняя из пригодность к анализу нового. И тем более это необходимо, когда (и кажется, все структуралисты отдают себе в том отчет) универсальные структуры не выводятся из всей совокупности частных случаев, но постулируют­ся как теоретическая модель, воображаемая конструкция, которая должна мочь объяснить все, что есть и может случиться. И было бы неразумно отвергать скопом и с порога у новых форм коммуникации право на жизнь только потому, что они структурируются в направле­ниях, не предусмотренных теорией, разработанной еще до того, как эти новые модальности сложились ⁹². Конечно, может случиться так, что эти новые модальности окажутся некоммуникативными, но не следует возлагать на теорию слишком большие надежды, она не всег­да может охватить все. В этом случае серийность поставила бы под сомнение слишком жесткий принцип двойного членения всякого языка, или убеждение в том, что всякая коммуникативная система

⁹² И здесь в связи с вопросом о структурах уместно напомнить о том, как ставилась проблема определения и определимости искусства — в русле воззрений Антонио Банфи — Дино Формаджо в его работе " Идея художественности" (Dino Formaggio, L'idea di artisticità, Milano, 1962). Предлагая вместо неизбежно " исторического" определения некую чистую идею художественности, которая позволяет признать все существующие поэтики и отказывается от их нормативного " выпрямления", Формаджо не интересуется теми методологическими проблемами, которые в данном случае беспокоят нас, но и в том и в другом случае на первый план выходит забота о том, чтобы определения, выработанные в какой-то конкретно-исторический момент времени, не переносились бы на все другие эпохи. Об отличии точки зрения Формаджо от нашей см. нашу работу " Общее определение искусства" (La definizione generale dell'arte, in " Rivista di estetica", 2, 1963).

непременно язык, или представление о том, что искусство непременно должно что-то сообщать...

III.5.

Не приняв во внимание опасностей, подстерегающих данный Метод, — и мы о них уже говорили — легко поддаться соблазну и начать сокрушать противника уничтожающими определениями типа: " Те, кто не с нами, не демократы". Но именно так и поступает с противником Леви-Строс, утверждая: поскольку я признаю существо­вание обязательных структур, я материалист, поскольку серийное мышление говорит о возможности творческой модификации этих структур, оно идеалистично.

Если продолжать полемику на уровне словесных игр, то ответ не представляет затруднения: поскольку Леви-Строс признает наличие естественных необходимых структур, не зависящих от исторической эволюции, он механицист; но поскольку серийное мышление признает возможность того, что в процессе исторической эволюции вместе с контекстом меняются и сами структуры понимания и вкуса, оно — диалектико-материалистическое. Но не следует предаваться этим пус­топорожним играм.

Все это однако, не исключает важности для серийного мышления того, что собственно и превращает эту технику в видение мира и в " мышление", — социально-исторического обоснования кодов, убеж­денности в том, что надстроечная деятельность могла бы способство­вать изменению этих кодов и что всякое изменение коммуникативных кодов имеет следствием формирование новых культурных контекс­тов, организацию новых кодов, постоянную их реструктурацию, ис­торическую эволюцию коммуникативных модальностей в соответст­вии с диалектическими отношениями между системами коммуника­ций и социальным контекстом. Достаточно вспомнить корреляции, выявленные Анри Пуссером, между миром тональной музыки и эсте­тикой тождества, повторения того же самого, вечного возвращения, с представлениями о замкнутом и повторяющемся времени, которые отражают и развивают вполне определенную консервативную педа­гогику и идеологию, свойственные определенному обществу, с опре­деленной политической и социальной структурой ⁹³.

⁹³ Henri Pousseur, La nuova sensibilità musicale, in " Incontri musicali", II, 1958