Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Введение. В этой книге мы задаемся вопросом о том, что такое семиотическое исследование и каков его смысл






В этой книге мы задаемся вопросом о том, что такое семиотическое исследование и каков его смысл. Иными словами, такое исследование, в котором все феномены культуры рассматриваются как факты коммуникации и отдельные сообщения организуются и становятся понятны­ми в соотнесении с кодом.

Никто не спорит о том, что словесное высказывание, текст, состав­ленный при помощи азбуки Морзе, дорожный знак представляют собой сообщения, построенные на базе принятых кодов, но семиотике также приходится рассматривать сообщения, кажущиеся естествен­ными, немотивированными, спонтанными, рождающимися по анало­гии, например, такие как портрет Монны Лизы или образы Франки и Инграссии, и более того, она рассматривает факты культуры, на пер­вый взгляд, вовсе не связанные с коммуникацией, такие, как дом, вилка или система общественных отношений. Мы сознательно де­тально рассматриваем вопросы визуальной коммуникации и архитек­туры, — в противном случае семиотики уступят поле битвы лингвис­там и кибернетикам, чье оружие отличается точностью. Но если семи­отическое исследование по необходимости опирается на достижения лингвистики и теории информации, оно все же — и это одно из положений, которые здесь отстаиваются, — не исчерпывается ни лин­гвистическими, ни информационными методами

Естественно, возникает вопрос, имеет ли смысл рассматривать все феномены культуры как феномены коммуникации Даже соглашаясь с тем, что это проблема точки зрения, всякий может сказать, что все это придумано только для того, чтобы занять безработных интеллек­туалов Как писали недавно в одном остром памфлете, семиотические установки это не что иное, как очередное ухищрение бюрократии, стремящейся еще раз проконтролировать то, что и так уже давно под контролем, скажем, установить такую систему налогообложения, в которой " выступы" на домах будут считаться " балконами" И вся " новизна" в том и будет состоять, что давно известное повернут другим боком. Коварный умысел полемиста, прописывающего врага по ведомству крючкотворов, пробуждая тем самым таящегося в каж-

дом из нас правдолюбца, ясен всем и вся. Но это как если бы Птолемей упрекал Галилея за то, что он, изучая все те же Солнце и Землю, зачем-то при этом упорно ведет отсчет не от Земли, а от Солнца. Так вот, может статься, что семиология, не претендуя на свершение вели­ких революций, осуществляет скромный переворот на манер Копер­ника.

***

Тот, кто согласен разделить эти воззрения, может приниматься за чтение первой части книги, которая на первый взгляд может показать­ся добросовестным изложением всего того, что по этому поводу ска­зано; но наговорено столько разных и часто противоречащих друг другу вещей, что при систематизации материала неизбежно пришлось осуществлять отбор. Вырабатывая дефиниции по ходу нашего пове­ствования, доступного, но не эклектического, объективного, но и пристрастного, приходилось кое-чем поступаться.

Далее рассматриваются визуальные коды от флажковой сигнали­зации до кинематографа, при этом оспариваются некоторые мифы о прикладной лингвистике как всеобщей отмычке (clavis universalis). В заголовке " Дискретное видение" слово " дискретный" использовано как антоним к слову " континуальный", с тем чтобы выделить пробле­му идентификации различительных признаков в визуальной комму­никации. Затем речь идет об архитектуре, градостроительстве и ди­зайне.

Здесь наша книга, дотоле исследовавшая вопросы кодов и их структур, стремящаяся по возможности исчерпывающе определить понятие " структуры", переходит к трактовке эпистемологических ас­пектов любого структуралистского дискурса. И обсуждает эту про­блему применительно к таким сферам, как этнология, литературная критика, музыкознание, психоанализ и история идей. У нас нет наме­рения оценивать достоинства отдельных исследований, но мы хотим с предельной ясностью продемонстрировать, какие философские вы­воды следуют из представления — иллюзорного — о структуре как о наличном, уже имеющемся, последнем и неизменном основании всех природных и культурных явлений, а также показать, что такой онто­логический статус предполагает, как мы увидим, разрушение самого понятия структуры, онтологию Отсутствия, Пустоты, которая, согла­сись мы с этим, означала бы бытийственную неукорененность любого нашего действия. Таков философский вердикт, истина в последней инстанции, обжалованию не подлежащая. И коли так, с этим велением Необходимости следует молчаливо согласиться, смирившись с реаль­ным положением дел. Почему и закрадывается подозрение, а не слиш-­

ком ли быстро мы поверили в эту окончательность? Не получится ли тогда, что истина истиной, а Платон дороже — arnica veritas, sed magis amicus Plato?

***

Использование названия всей книги для заголовка четвертого раз­дела преследует двоякую цель: возбудить любопытство читателя и усыпить тревогу автора. Заявление о том, что такая вещь, как струк­тура и вдруг отсутствует, должно смутить читателя, ведь это та самая структура, которая заполонила собой всю культурную сцену совре­менности и к которой взывают всякий раз, когда возникает нужда в чем-то устойчивом, незыблемом в сравнении с тем, что зыбко, измен­чиво, преходяще. Автор, со своей стороны, избирает эту формулу, возлагая на себя обязательство coram populo* и желая положить конец сомнениям, пронизывающим его книгу от начала до конца, и именно поэтому настоящий труд может считаться не более чем введением в грядущее исследование. Исследование, возможное только в том слу­чае, если структуру (ту самую, которая, будучи признана объектив­ной, неизбежно претворится во что-то иное, в не-структуру) для поль­зы дела в методологических целях взять и объявить несуществующей. Если бы она существовала и мы могли ее открыть — однажды и навсегда, — семиотика, вместо того чтобы быть исследованием, пре­вратилась бы в свод основополагающих принципов, которые без про­медления прилагаются к любому явлению, гарантируя пригодность объяснений, добытых вчера, для любого завтрашнего события. Не разделяя такой уверенности, автор счел нужным поведать читателю о своих сомнениях, озаглавив книгу именно так, а не иначе.

Те же, кого философские вопросы не особенно занимают, могут спокойно пропустить четвертую часть и заняться обозрением пятой, где рассматриваются все направления и границы, в которых в наши дни может двигаться исследование знаков, вплоть до той последней черты, когда уже не приходится вести речь ни о коммуникации, ни о кодах, ни о конвенциях.

***

Итак, категорически отвергая метафизику некоего Кода Кодов, семиотическое исследование вместе с тем — как мы его себе представ­ляем — стремится показать, что всякий коммуникативный акт пере­насыщен социально и исторически обусловленными кодами и от них зависит. И еще оно, по-видимому, всегда склонно подтверждать то

* См. примечания переводчика.

обстоятельство, что не мы говорим с помощью языка, а язык говорит с нашей помощью, ведь случаи, когда это не так, гораздо более редки, чем принято думать, и всегда даны sub aliqua conditione*. Вместе с тем семиотическое исследование, признавая нашу зависимость от языка, рассеивая иллюзии по поводу свободы самовыражения, находит сво­боду и творчество там, где они, действительно, имеют место.

Знать границы, внутри которых язык говорит через нас, это значит не верить сказкам об излияниях творческого духа, свободном полете фантазии, о чистом слове, которое сообщает и убеждает посредством заключенной в нем тайной силы. Это значит трезво и осторожно подходить к случаям, когда действительно сообщается что-то, еще не учтенное языковыми конвенциями, то, что может стать достоянием общества, но что пока оно не разглядело.

Значение семиологии, расширяющей наши представления об исто­рическом и социальном мире, в котором мы живем, радикально воз­растает в связи с тем, что она, описывая коды как системы ожиданий, действительные в знаковом универсуме, намечает контуры соответст­вующих систем ожиданий, значимых в универсуме психологических феноменов и способов мышления. В мире знаков семиология раскры­вает мир идеологий, нашедших свое выражение в уже устоявшихся способах общения.

***

Отрицая Структуру во имя утверждения структур, мы продвигаем­ся в этой книге — автор прекрасно это сознает — с известной опаской. Иначе книга была бы не введением, а скорее, заключением.

По сути дела, она исследует семиологию собственно семиотичес­кими методами. Вместо того чтобы начинать с постановки проблем, проясняя их мало-помалу, мы сводим все интересующие нас феномены к довольно простой модели, взяв за основу простейший случай ком­муникации, а именно передачу сигнала от одного устройства к друго­му. Затем исходные понятия подвергаются критической оценке, рас­ширяются, предстают в ином свете, отвергаются, загоняются в рас­ставленные ловушки, испытываются на прочность. Так мы пытаемся избежать редукционизма, сводящего более сложные явления к более простым, и постепенно усложнить первоначальную модель, тем самым верифицируя ее. При этом мы надеемся, что книга не вполне отвечает максиме Уолта Уитмена: " Я себе противоречу? Да, противо­речу. Ну и что? " (которую, впрочем, следует принять к сведению), мы надеемся, что нам удастся в конце книги вернуться к исходной моде­ли, сделавшейся гораздо менее жесткой и более универсальной, спо­собной охватить не только самые простые и очевидные случаи, но и

такие, в которых коммуникация — в универсуме культуры — реали­зуется в процессах означивания, разрывах и коллизиях, опосредованиях, столкновениях, противоречивом взаимодействии предполагае­мых констант и реального хода событий.

Мы хотели бы попросить читателя не слишком доверяться тому, что говорится в каждой главе, взятой отдельно. Кроме того, если побуждаемый желанием вынести окончательный вердикт читатель захочет спросить себя, что за книгу он держит в руках, структуралист­скую или антиструктуралистскую, то пусть знает, что автор заранее согласен с обоими ярлыками.

***

Нелишне заметить, что первая часть этой книги была опубликова­на ограниченным тиражом для учебных целей и в продажу не посту­пала. Она называлась " Заметки по вопросам семиологии визуальной коммуникации" и была посвящена Леонардо Риччи.

Значительная часть работы над текстами, вошедшими в раздел " Отсутствующая структура", была проделана во время подготовки трех лекционных курсов, прочитанных на факультетах архитектуры в Милане, Сан Паулу и Флоренции. Автор обязан молодым архитекторам постоянной озабоченностью и желанием укоренять сообщаемое в преобразуемом. Некоторые главы посвящены темам, обсуждавшим­ся на различных конференциях и коллоквиумах: в Брюссельском ин­ституте социологии, в CECMAS в Париже, во время дискуссий в Royaumont, в институте А. Джемелли (экспериментальное исследова­ние социальных проблем визуальной коммуникации), на конгрессе

" Vision-67" в Нью Йоркском университете, на семинаре по структура­лизму в Институте Грамши в Болонье, на Съезде по проблемам теле­видения, Перуджа, 1965, на Третьей международной выставке " Новое кино" в Пезаро и в Высшей школе социальных коммуникаций в Бергамо.

Ссылки подтверждают сколь многим я обязан разным ученым, с особой благодарностью я вспоминаю напряженные дискуссии с Роланом Бартом и группой Комюникасьон, в частности, Метцем, Бремоном и Тодоровым, беседы с Франсуа Валем, обсуждение статуса семи­ологии с Марией Корти и Чезаре Сегре, проблем архитектуры, на которые обратили мое внимание Витторио Греготти и Бруно Дзеви, а также советы Паоло Фаббри по части библиографии и содержания, когда книга уже обретала форму.

Милан, 1964—1968.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.