Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Теории и проблемы исследования детской игры 3 страница. Л. С. Выготский справедливо указывает, что «если бы даже сами Пиаже и Клапаред не упоминали Фрейда и его принцип удовольствия






Л. С. Выготский справедливо указывает, что «если бы даже сами Пиаже и Клапаред не упоминали Фрейда и его принцип удовольствия, ни у кого не могло бы остаться сомнений в том, что перед нами чисто биологическая концепция, пытающая­ся вывести своеобразие детского мышления из биологических особенностей его природы» (1932, с. 99).

Из положений о том, что, во-первых, аутистическая мысль сама создает себе воображаемую действительность или дей­ствительность сновидения и, во-вторых, что существуют две плоскости, в которых работает детская мысль, с неизбежнос­тью следует, что ребенок должен жить в раздвоенном мире — в своем мире и в мире взрослых. Эти два мира, эти две дей­ствительности принципиально несоединимы, так как каждый из них построен на разных принципах. Один мир — «прин­ципа удовольствия», другой мир — «принципа реальности».

Игра, с точки зрения Ж. Пиаже, принадлежит к миру аутистических грез, миру неудовлетворяемых в реальном мире желаний, миру неисчерпаемых возможностей. Этот мир наиболее важен, он есть настоящая реальность для ребенка;

во всяком случае, этот мир для ребенка не менее реален, чем другой — мир принуждения, мир постоянных свойств пред­метов, мир причинности — мир взрослых. Рассматривая раз­витие представлений о реальности, Пиаже указывает, что до двух-трех лет «реальное — это просто то, что желательно». На второй стадии отмечается появление двух разнородных действительностей, одинаково реальных: мир игры и мир на­блюдения. «Следует, таким образом, признать, — резюмиру­ет Пиаже свою мысль, — за детской игрой значение автоном­ной реальности, понимая под этим, что настоящая реальность, которой она противопоставлена, гораздо менее настоящая для ребенка, чем для нас» (1932, с. 402—403).


В общем путь развития с позиций Ж. Пиаже может быть представлен следующим образом: сначала для ребенка суще­ствует единый мир — это субъективный мир аутизма и же­ланий, затем под влиянием давления со стороны мира взрос­лых, мира реальности, возникают два мира — мир игры и мир реальности, причем первый имеет для ребенка более важное значение. Этот мир игры есть нечто вроде остатков чисто аути-стического мира. Наконец, под давлением мира реальности происходит вытеснение и этих остатков, и тогда возникает как бы единый мир с вытесненными желаниями, приобретающи­ми характер сновидений или грез.

Некоторое различие между этой концепцией Пиаже и кон­цепцией психоаналитиков заключается в том, что для после­дних игра есть проявление вытесненных желаний и тенденции к повторению, а для Пиаже — остаточных, т. е. еще не вытес­ненных, но, так же как и для психоаналитиков, не могущих быть удовлетворенными желаний. Создание этого особого во­ображаемого мира в игре подчинено особой логике — логике синкретизма. «Синкретизм, — говорит Пиаже, — по самому своему механизму является промежуточным звеном между аутистической мыслью и мыслью логической, как, впрочем, и все другие проявления эгоцентрической мысли» (1932, с. 173)1. Естественно, что такой мысли свойственны основные функ­ции, управляющие возникновением образов сновидений: сгу­щение, которое заставляет сливаться несколько различных образов в один, и перемещение, которое переносит с одного предмета на другой принадлежащие первому признаки. Это и приводит к символизму в игре. Игра, таким образом, сим-волична, и ее символизм определяется особой, синкретической логикой построения воображаемого мира игры. Этот вообража­емый мир — мир игры противостоит миру действительности и является для ребенка более реальным.

Если для чистых психоаналитиков ребенок бежит от тяго-стей действительности в мир игры, то для Пиаже мир игры есть остатки еще не вытесненного действительностью, миром взрослых изначального мира желаний. Несмотря на это раз­личие, у Пиаже, как и у психоаналитиков, мир взрослых и мир ребенка изначально противостоят друг другу как враждебные

' Впоследствии, ознакомившись с критическими замечаниями Л. С. Выготс­кого, Ж. Пиаже в своих комментариях на эти замечания признал его упрек в некритическом использовании положений Фрейда о существовании «принципа удовольствия» и «принципа реальности».


силы. Первый вытесняет второй; второй, по возможности, со­противляется первому. Построенные на разных принципиаль­ных основах, чуждые друг другу, они непримиримы. Между ними возможны только отношения механического вытеснения.

Аналогичную позицию занимает и К. Коффка. Хотя он и делает ряд частных критических замечаний к теории эгоцент­ризма, но в целом принимает концепцию двух миров, которым соответствуют две принципиально по-разному построенные структуры поведения. Анализируя детскую игру как характер­ную для детского мира, Коффка начинает с общеизвестного и широко распространенного факта употребления в игре одного предмета вместо другого.

«В качестве исходного пункта, — пишет Коффка, — я возьму следующий пример: ребенок может играть с куском дерева, обращаться с ним как с " живой игрушкой" и через короткое время, если его отвлечь от этого занятия, он может тот же кусок дерева сломать или бросить в огонь. Как уживаются эти два рода поведения по отношению к простому куску дерева?» (1934, с. 221). «Я думаю, — продолжает Коффка, — что мы лучше всего психологически поймем игру, если будем рассматривать действия ребенка с точки зрения протяженности тех структур поведения, в которые они входят для ребенка» (там же, с. 229). Рассматривая процесс развития как процесс, в котором посте­пенно создаются все более длительные и взаимосвязанные структуры поведения, Коффка считает, что на самых ранних этапах существуют только относительно короткие, независи­мые друг от друга и равноценные комплексы действий. На этом этапе вообще еще не существует игры.

«Но постепенно, — пишет Коффка, — ребенок начинает со­здавать и долго длящиеся структуры поведения, и теперь харак­терно, что различные структуры поведения остаются рядом, не оказывая особого влияния друг на друга. В качестве таких двух систем структур, образующихся впервые, я полагаю возмож­ным указать на те действия, процессы, вещи, которые как-нибудь связаны со взрослыми и наряду с ними независимы от взрослых. Вначале ребенок медленно и смутно, неясно на­чинает отличать мир взрослого от своего» (1934, с. 229). Так, по мысли Коффки, образуются два мира: детский мир и мир взрослого.

«Но мы должны пойти еще дальше, — продолжает свою мысль Коффка. — Относительная независимость различных структур между собой распространяется не только на эти две большие группы: детский мир и мир взрослого, но она действительна и


для отдельных зависимостей внутри каждой из них. В то вре­мя как мир взрослого по тому же принципу, по которому он отличается от детского мира, стремится к тому, чтобы охватить целое, так что зависимость отдельных действий друг от друга все больше и больше исчезает, в мире ребенка это обстоит иначе. Ребенок может быть сегодня угольщиком, завтра — солдатом, он может носиться с куском дерева и тотчас после этого бросить его в огонь; различные действия не сталкиваются между собой, потому что между ними нет никакой зависимости, так же как и наши игры не связаны между собой» (там же, с. 230).

«Достаточно того, что какая-то вещь реализует существу­ющее в данный момент желание, и эта вещь обладает уже все­ми качествами, которые нужны для того, чтобы можно было выполнять желание. Кусок дерева можно ласкать, следова­тельно, в этот момент он является любимым и балованным ребенком, и то, что у него отсутствуют другие свойства бало­ванных детей, не имеет значения, потому что полное сходство с имеющимся в его опыте совсем не обязательно. Для ребен­ка еще не существует единый мир» (1934, с. 230).

Приведенные выдержки с достаточной очевидностью по­казывают почти полное тождество взглядов Коффки со взгля­дами Пиаже по вопросу о существовании двух миров — мира ребенка, мира игры, мира желаний и противостоящего ему мира взрослых, мира жестких правил и принуждения. Раз­личие лишь в терминах, которыми характеризуются эти два мира. Коффка характеризует их в терминах структур различ­ной степени протяженности, взаимосвязанности и жесткости;

Пиаже — в терминах логики эгоцентризма и аутизма и логи­ки реальности. У Коффки структуры из мира взрослых вытес­няют изначально детские структуры — у Пиаже логика взрос­лых вытесняет изначальную аутистическую логику ребенка.

Общую оценку концепции двух миров дал Л. С. Выготский (1934). «Трудно представить себе, — писал Л. С. Выготский, — большее насилие над фактами, чем подобного рода теория детс­кой игры. Ведь самим существом детской игры является созда­ние мнимой ситуации, т. е. известного смыслового поля, которое видоизменяет все поведение ребенка, заставляя его определять­ся в своих действиях и поступках только мнимой, только мыс­лимой, а не видимой ситуацией. Что касается содержания этих мнимых ситуаций, то они всегда указывают на то, что они воз­никают из мира взрослых.

Мы уже однажды имели случай подробно останавливаться на этой теории двух миров — детского мира и мира взрослых —



и возникающей отсюда теории двух душ, сосуществующих од­новременно в сознании ребенка. Мы сейчас укажем только на то, что означает эта теория для общей концепции развития, излагаемой Коффкой.

Нам думается, что благодаря такой концепции само разви­тие ребенка представляется у Коффки как механическое вы­теснение миром взрослых детского мира. Такое понимание с неизбежностью приводит к выводу, что ребенок врастает в мир взрослых, будучи враждебен ему; что ребенок формируется сам в своем мире, что структуры из мира взрослых просто вытес­няют детские структуры и становятся на их место. Развитие превращается в процесс вытеснения и замены, который нам так хорошо известен по теории Пиаже» (1934, с. LIII).

Основной вопрос здесь — это вопрос о том, существует ли особый детский мир, и если существует, то что он собой пред­ставляет и в каком отношении стоит к миру взрослых.

Пиаже, как и Коффка, отвечает на этот вопрос так. Да, особый мир ребенка существует. Он представляет собой создан­ный самим ребенком субъективный воображаемый мир удов­летворения желаний и господства принципа удовольствия. Ребенок живет в этом, им самим созданном мире, в нем он удовлетворяет свои желания.

Мир взрослых — это мир объективности, мир, который ре­бенок находит данным. Это мир предметов с их постоянны­ми качествами и способами употребления, мир речи, логичес­ких концепций и идей, мир взрослых и их отношений. Этот мир с самого начала чужд и враждебен ребенку. Субъектив­ный мир ребенка и мир объективности с самого начала про­тивопоставлены друг другу. На стороне мира взрослых сила;

она давит на ребенка, вытесняет его из мира субъективности и водворяет на место субъективной реальности другую реаль­ность — объективную. Такова позиция Пиаже и Коффки. Од­нако мы не можем с ней согласиться.

Конечно, ребенок не сразу входит во все сферы жизни окру­жающих его взрослых. Это процесс длительный и постепенный. И именно взрослые постепенно вводят ребенка в этот мир.

Ошибочность концепции двух миров заключается в том, что ее сторонники «особый» детский мир представляют себе как мир изначально существующих желаний, которые к тому же не удовлетворяются. Именно из неудовлетворенности первич­ных желаний и возникает этот мир субъективности, аутизма и воображения. Неверными здесь являются уже предпосыл­ки. Во-первых, представление о том, что нужды ребенка даны


ему с самого начала в форме психических образований, в форме желаний или потребностей; во-вторых, представление о том, что нужды ребенка не удовлетворяются.

У ребенка с момента рождения есть определенные нужды. Это нужды организма в пище, в определенной температуре среды, в кислороде и т. п. Они удовлетворяются ухаживаю­щими за ребенком взрослыми. Ребенок умер бы от голода и холода, если бы взрослые не поддерживали его жизнь. Удов­летворение первичных нужд является основным и необходи­мым условием жизни ребенка в период детства.

Эти нужды не существуют с самого начала как психичес­кие образования, как потребности. Потребности как психи­ческие образования сами оформляются на основе удовлетво­рения нужд. Данные наблюдений показывают, что такие первичные потребности, как потребность в пище, сне и т. д., формируются у детей довольно поздно. Хорошо известно, что ребенок может капризничать из-за нужды в сне или в еде, но взрослому приходится угадывать его состояние и удовлет­ворять его. Можно предполагать, что субъективно такие состо­яния переживаются как известное напряжение, не имеющее определенного предметного содержания, как не опредмеченные

потребности.

Как показывают многочисленные исследования (Н. Л. Фи-гурин и М. П. Денисова, Ш. Бюлер, А. Валлон и др.), уже первые формирующиеся у ребенка потребности являются со­циальными. Это прежде всего потребность во взрослом и об­щении с ним. Тщательные исследования развития общения у детей-дошкольников, проведенные М. И. Лисиной (1974, а, б), с убедительностью показали, что начальной потребностью ре­бенка является потребность в общении со взрослыми. Об этом свидетельствуют наблюдения над превращением чисто физи­ологических реакций плача и улыбки в акты поведения, пред­метом которых является взрослый человек. М. И. Лисина в связи с этим указывает: «Очень рано, уже в первые месяцы жизни, возникает у ребенка потребность в другом человеке, стремление завоевать его расположение, вступить с ним в более тесный эмоциональный контакт» (там же, с. 12).

Выражаясь несколько метафорически, можно сказать, что все нужды маленького ребенка опредмечены в ухаживающем за ним взрослом; для ребенка молоко, которое он сосет, не отделено от матери.

Мир ребенка — это прежде всего взрослый человек как важ­нейшая часть окружающей ребенка действительности, часть


мира взрослых. Лишь в развивающейся системе отношений «ребенок — взрослый» ребенок входит в весь остальной мир.

Предположим, однако, что существуют некие исходные же­лания, что эти желания не удовлетворяются и что ребенок строит себе некий субъективный, миражный мир. Могут ли неудовлетворенные желания быть удовлетворены в этом мире? На этот вопрос приходится ответить отрицательно, ибо ника­кое удовлетворение потребностей в мире воображения невоз­можно. И это относится не только к органическим желани­ям и нуждам, но и к нуждам социальным. Как совершенно справедливо указывает Л. С. Выготский, «и в онтогенетичес­ком ряду допустить галлюцинаторное удовлетворение потреб­ностей в качестве первичной формы детского мышления — значит игнорировать тот неоспоримый факт, что, говоря сло­вами Блейлера, " удовлетворение наступает лишь после дей­ствительного приема пищи", игнорировать то, что и более взрослый ребенок не предпочитает воображаемое яблоко дей­ствительному» (1932, с. 70).

Предположим, представители концепции двух миров выд­вигают возражение, что для них необязательно положение о существовании изначальных желаний, которые не удовлетво­ряются. Пусть потребности возникают, но, возникнув и будучи удовлетворены взрослыми, они затем перестают удовлетво­ряться, однако продолжают жить и создают тот воображае­мый мир, который и является для ребенка его настоящим внутренним миром. В принципе это возможно, ибо и потреб­ности развиваются, исчезают одни и возникают другие, и от­мирание одних потребностей и желаний и рождение других не есть простой акт.

Однако и при таком понимании детского мира воображение, мечта, игра есть выражение стремления к воспроизведению прежних состояний и форма изживания потребностей. Такая позиция возвращает к Фрейду и психоаналитикам. Дополни­тельно к тому, что нами уже было сказано об этих теориях в связи с концепцией двух миров, следует указать, что и при таком понимании жизни потребностей остается неясным, по­чему так называемый мир ребенка, который может быть, в свете сказанного выше, миром воображаемого, иллюзорного квазиудовлетворения отмирающих потребностей, является для ребенка более настоящим, чем мир новых, удовлетворяемых взрослыми потребностей. Представим себе простой повседнев­ный факт смены у ребенка одного вида пищи другим. Это есть Реальная смена форм удовлетворения потребности. По схеме


 


теории двух миров иллюзорное псевдоудовлетворение прежней пищей есть мир ребенка, а реальное удовлетворение новой пищей — мир взрослых. Первое есть для ребенка гораздо бо­лее настоящий мир, чем второе, и в этом мире прошлого жи­вет ребенок. Трудно представить себе, что галлюцинаторное сосание груди является для ребенка более настоящим, чем реальное удовлетворение потребности питьем из чашки фрук­тового сока или молока. Такое понимание отношений между реальным миром с его действительным удовлетворением потреб­ностей и воображаемым миром с его иллюзорным удовлетво­рением не выдерживает критики.

Вместе с тем необходимо особо подчеркнуть, что положения о связи игры и потребностей и о своеобразии мира, в котором живет ребенок, являются правильными. Ребенок действитель­но с первых дней жизни живет объективно в иначе воспри­нимаемом и переживаемом мире, чем взрослые. Однако для того чтобы дать правильную характеристику мира ребенка, необходимо дать характеристику его объективного мира, т. е. тех объективных условий, с которыми он реально взаимодей­ствует. Тогда станет ясным и отношение этого мира к миру взрослых. Представители концепции двух миров пытаются дать характеристику субъективного мира ребенка в его отно­шении с объективным миром взрослых, не раскрывая тех связей и отношений, в которые вступает ребенок с объектив­ным миром. Единственное объективное отношение, которое они видят, — это отношение вытеснения объективным миром взрослых субъективного мира ребенка. Такое понимание яв­ляется по крайней мере ограниченным.

Для того чтобы хоть в какой-то степени приблизиться к по­ниманию субъективного мира ребенка, его противоречий и кон­фликтов, необходимо прежде всего рассмотреть объективную картину его жизни, выяснить, в каком отношении находится объективный мир ребенка к объективному миру взрослых.

Если бы такой анализ был проведен, то можно было бы убе­диться в том, что мир ребенка всегда есть какая-то часть мира взрослых; своеобразно преломленная, но часть объективного мира. Такого анализа представители рассматриваемой концеп­ции не проводят, потому что они считают субъективный мир ребенка независимым от его объективного мира. Преодоление таких взглядов возможно только в системе последовательно проводимых материалистических взглядов на психику.

Несколько иную позицию в этом вопросе занимают К. Левин (К. Lewin, 1935) и его ученица С. Слиозберг (S. Sliosberg, 1934),



проведшая специальное экспериментальное исследование, по­священное выяснению различий между серьезной и игровой ситуацией. Слиозберг, вслед за Левиным, различает в «жиз­ненном пространстве» каждой личности слои различной сте­пени реальности. К ирреальным слоям относится мир фан­тазии и снов. В этих слоях гораздо легче преодолеваются трудности, чем в слоях реальности с ее жесткими фактами. Основная проблема исследования — отношение между реаль­ностью (в «жизненном пространстве» ребенка) и удовлетворе­нием потребностей. Свой метод Слиозберг противопоставляет методу Пиаже: действительное отношение к вещам-разговорам с детьми по поводу действительности.

В результате большой серии интересно построенных опы­тов по замещению различных предметов в реальной и игро­вой ситуациях Слиозберг приходит к ряду важных выводов.

Так, анализируя отношения между игрой и слоями реально­сти, Слиозберг находит, что хотя в игровой ситуации замеще­ние одного предмета другим происходит значительно легче, чем в серьезной ситуации, и что, следовательно, игровая ситуация обладает некоторыми признаками, свойственными ирреальным слоям, однако отсюда не следует, что она принадлежит к этим слоям. Резюмируя относящиеся к этому вопросу эксперимен­тальные материалы, она приходит к выводу, что игровую си­туацию следует представлять как особую область (Sondergebiet) в реальном слое, которая отличается от других областей этого слоя тем, что обладает свойствами большей динамичности и текучести, характерными для ирреальных слоев, и тесной вза­имной связью с некоторыми структурами ирреальных слоев «жизненного пространства» определенной личности.

С. Слиозберг подчеркивает, что отношение пар понятий — серьезная и игровая ситуация, ирреальные и реальные слои — не следует мыслить как простые, и хотя процессы в игровой ситуации динамически родственны процессам в ирреальных слоях, но игра и ирреальность не идентичны.

В связи с рассматриваемым нами вопросом о существовании Двух миров, в которых живет ребенок, представляют интерес ее данные о зависимости между удовлетворением потребности и замещением предметов, т. е. переходом в игровую ситуацию.

Экспериментальные факты, полученные в исследовании Слиозберг, и ее выводы представляют, как нам думается, значительный интерес прежде всего потому, что в них ясно поставлены два вопроса: во-первых, вопрос о неправомернос­ти отождествления игры с ирреальным (с миром сновидений


и грез), во-вторых, вопрос об отношении между удовлетворе­нием потребностей и игрой.

К. Левин (1935) не ставил себе задачу выяснения природы игры. Игра интересовала его лишь постольку, поскольку в ней рельефно и наглядно представлена динамика замещения, ко­торую он экспериментально исследовал. Он прямо указывает, что огромная область игры имеет самое близкое отношение к динамике замещения — безразлично, предмета или действия.

Несколько схематизируя взгляды К. Левина, можно изло­жить их в следующих положениях:

1. Психическая среда взрослого человека дифференциру­ется на слои с различной степенью реальности. План реаль­ности может быть охарактеризован как план фактов, суще­ствование которых не зависит от личных желаний человека. Это и есть сфера реалистического поведения, больших труд­ностей и т. п. Наиболее ирреальным планом поведения явля­ются планы надежд и мечтаний. Этот слой наибольшей ирре­альности отличается большей динамичностью. Ограничения и барьеры внутри этого слоя являются наименее прочными. Связь между личностью и средой в этом плане также текуча и слаба. В плане ирреального «можно делать все, что вам нравится».

2. Возможны переходы из одного плана в другой. Если условия плана реальности становятся по каким-либо причи­нам слишком неприятными, например в результате слишком большого напряжения, возникает стремление к уходу из плана реальности в план ирреальности (в мечты, фантазии и даже болезнь).

3. Положения первое и второе принципиально одинаково обнаруживаются как в поведении взрослых, так и в поведе­нии детей. Однако для психологической среды ребенка харак­терно, что, во-первых, дифференциация различных степеней реальности у детей выступает не так отчетливо и, во-вторых, что переходы от уровня реальности к уровню ирреальности совершаются легче.

4. Основным механизмом перехода от слоев различной сте­пени реальности к ирреальным слоям является замещение. (Фрейд употребляет понятие замещения, но избегает его оп­ределения.)

5. Установлены некоторые особенности замещения: а) чем больше потребность, тем сильнее тенденция к замещению;

б) замещающие действия часто возникают в ситуациях, в ко­торых оказывается невозможным достижение известной цели


и в которых существует психобиологическое напряжение;

в) замещающее действие возникает из системы напряжений, соответствующей первоначальному действию; г) во многих случаях замещающее действие не приводит к полному удов­летворению и личность становится лишь более неудовлетво­ренной; д) замещающая ценность действия тем выше, чем более реальным является само замещающее действие (следо­вательно, замещающая ценность действий в ирреальном слое минимальна. — Д. Э.); е) при неспонтанно возникающем за­мещении замещающая ценность тем выше, чем больше со­ответствует замещающее действие не новой цели, а другому способу достижения первоначальной цели; ж) чем сильнее потребность, тем меньше оказывается замещающая ценность замещающего действия, но, с другой стороны, тенденция к замещающему действию усиливается вместе с усилением на­пряжения самой потребности.

Таковы схематически некоторые взгляды К. Левина по воп­росу о слоях различной степени реальности в психологичес­кой структуре личности и о динамике замещения как основ­ном механизме перехода от одних слоев к другим. Мы привели эти взгляды только потому, что они имеют прямое отноше­ние к интерпретации некоторых вопросов игры.

Характеризуя игру, К. Левин указывает на ее основное динамическое свойство, заключающееся в том, что, с одной стороны, она имеет дело с явлениями, относящимися к уров­ню реальности в том смысле, что они доступны наблюдению посторонних лиц (в противоположность, например, дневным грезам), а с другой — значительно меньше связана законами реальности, чем неигровое поведение. Поставленная в игре цель и ее выполнение доставляют личности особое удоволь­ствие. Эта динамическая текучесть, со стороны которой игра приближается к динамике ирреальности, выступает с особой очевидностью в изменяемости вещей и личности (игровые роли), которая выводит ребенка далеко за пределы уровня реальности. По мысли К. Левина, игры можно различать по принципу их динамической текучести. Правила игры могут быть так жестки, что данная игра может динамически при­ближаться к уровню реальности.

Выясняя вопрос о различиях между игрой и серьезной си­туацией, К. Левин считает, что вопрос о нереальном замеще­нии очень тесно связан с проблемой игры. Согласно Пиаже, Детские мировоззрения носят мистический характер. Вещь и ее название, фантазия и реальность, ложь и истина — все это


для ребенка недостаточно четко отделяется друг от друга. Возникает вопрос: может ли нереальное явление или нереаль­ный предмет удовлетворить потребности ребенка?

Слиозберг, проводя сравнительное исследование, обнаружи­ла, что такое удовлетворение с помощью заместителя реаль­ного предмета (бумажные ножницы, например) вполне воз­можно и зависит всякий раз от характера ситуации в целом. Игровая ситуация не имеет строгих ограничений. Ее можно назвать свободной. Известные формы замещения возможны только в игровой ситуации, где предметы не имеют фиксиро­ванного значения, как это им присуще в ситуациях реальных. В серьезной ситуации ребенок обычно отказывается от игро­вого замещения. Интересно, что в игре, т. е. в игровой ситуа­ции, он часто отвергает реальные вещи или реальные действия, предложенные ему взамен игровых. В опытах было показано также, что и для взрослых возможность замещения зависит от ситуации в целом. Очень важным фактором для принятия за­мещения является степень интенсивности самой потребности. Опыты показывают, что ребенок более легко принимает нож­ницы из пластилина после того, как он уже наигрался настоя­щими, стальными. Вообще, чем сильнее потребность, тем мень­шей становится ценность замещающего действия. С другой стороны, тенденция к замещающему действию усиливается вместе с усилением напряжения самой потребности.

Взгляды Левина — Слиозберг представляют для нас инте­рес в нескольких отношениях. В них причудливо переплета­ются фрейдистские и антифрейдистские толкования. У Фрейда заимствованы два важных момента: во-первых, положение о том, что переход в ирреальные слои происходит в результате неудовлетворения потребности в реальном слое и связанного с этим слишком большого напряжения; во-вторых, понятие о замещении одних предметов или действий, связанных с удов­летворением потребностей, другими.

Вместе с тем принципиально отличным является понимание слоев различной степени реальности. Каждый из этих слоев характеризуется прежде всего не тем, что в нем представлено (представлено в них всегда одно и то же — реальность), а тем^в как представлено, и тем самым степенью жесткости представ­ленного содержания, текучестью и динамичностью происходя­щих в этом слое процессов. Различные слои психической жиз­ни личности от реального до высших форм ирреального, как они представлены у К. Левина, можно понять как различные формы существования реального. Собственно говоря, Левин


и ставит проблему о взаимоотношениях между различными формами существования потребностей и уровнями, в которых они могут быть удовлетворены.

Исследования, проведенные сотрудниками Левина, показы­вают, что замещающая ценность действий тем выше, чем бо­лее реальным является замещающее действие. Это значит, что действия в ирреальном слое в отношении удовлетворения по­требностей обладают минимальной замещающей ценностью. Правильнее было бы сказать, что удовлетворение потребнос­ти в ирреальном слое невозможно1. Но вместе с тем, чем силь­нее потребность, тем тенденция к замещающему действию уси­ливается.

Уже простая отсрочка удовлетворения какой-либо потреб­ности предполагает переход этой потребности в новую форму существования. Левин характеризует динамику действий в этом слое как менее жесткую, более текучую и динамичную. Однако какой бы ни была эта динамика, действия в ирреаль­ном слое не могут приводить к удовлетворению потребностей.

Естественно, возникает вопрос: что же происходит с потреб­ностью в результате перехода в ирреальные слои и действий в этих слоях? На этот вопрос Левин не дает ответа. На него пока можно ответить только гипотетически. Возникновение и исчезновение потребностей возможно только в реальном их удовлетворении или неудовлетворении, т. е. только в реаль­ном слое, выражаясь языком Левина. Ни одна потребность не может возникнуть сразу в идеальной форме и не может ис­чезнуть, получив удовлетворение благодаря переходу в эту форму. Однако вполне возможна и реально существует дея­тельность на основе потребностей в идеальном плане. Можно указать, например, на предвосхищение удовлетворения или неудовлетворения потребности, на отсрочку, на примеривание способов или средств удовлетворения и т. д. Мечты и грезы — форма внутренней психической деятельности на основе потреб­ностей. Все внутренние действия с потребностями не остаются безразличными для их содержания и уровня напряженности. Такая внутренняя психическая деятельность уточняет и офор­мляет содержание потребностей, обостряет или сглаживает их напряженность. Но только реальной жизни принадлежит ре­шающая роль в их фиксации или устранении.






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.