Констелляция комплекса в аналитических отношениях

Все согласятся с тем, что в аналитических отношениях констеллировался комплекс «Вы должны рассказать самую лучшую историю». Но нужно понять смысл обвинения в убийстве и требования создать хорошую историю. Смысл – в страхе смерти. Мы поговорили о желании убивать и страхе убить кого-либо. Мы обнаружили сильную агрессию к отцу и братьям, связанную с той ситуацией комплекса, которая не могла быть выражена. Но я решила не говорить о скрытой агрессии в отношении меня. Она выглядела скорее напуганной, чем агрессивной. Она также говорила о несправедливом обвинении, деструкции и неспособности защитить себя. Но защитить себя и требовалось в этот момент. Было важным спасти себя посредством хорошей истории. Хорошая история могла бы помочь ребенку избежать деструктивных последствий и компенсаторной стратегии всем помогать.

Вопросом нашей аналитической ситуации был следующим: «Сможем ли мы найти эту историю вместе, чтобы избежать деструкции?». Пациентка одна не могла с этим справиться, и поэтому она спрашивала: «А у вас нет такой истории?».

Я сказала: «Я чувствую себя как девочка из вашей беседы с отцом. У меня замерло дыхание, я почувствовала огромное давление – сочинить такую историю».

Я начала думать об истории, но в то же время чувствовала сопротивление внутри себя. Ведь это она сама должна была рассказать историю. «Но правильно ли это и полезно ли?» – спрашивала я себя. «Может, это должно быть совместное творчество, подкрепляющее переживание «бытия вместе»?». Я все еще не могла принять решение, когда она сказала: «Я вижу, вам не нравится эта ситуация. Вы в ловушке вашей системы, вы чувствуете амбивалентность. Одна ваша часть хочет придумать историю, но аналитические правила не позволяют вам это сделать». Я сказала, что она правильно поняла мою амбивалентность: я думаю о сочинении истории, но я не уверена, что она поможет. Только она сама может найти такую историю, и я могу помочь ей это сделать. Она согласилась, что я могла бы придумать какую-нибудь историю, но что это она должна придумать ту самую историю.

Затем несколько сессий не происходило ничего существенного. Она не приносила снов или каких-либо проблем, кроме обсуждения отчаянной потребности найти ту самую историю. Я сообщила ей, каково это - чувствовать себя в позиции девочки из ее комплекса, а также в позиции отца, требующего, чтобы она сочинила хорошую историю. Я чувствовала сильную эмпатию к ней – и как к ребенку, и как к взрослой женщине, которой нужно найти хорошую историю, чтобы не быть обвиненной в самом ужасном зле, которое можно совершить, хотя она этого не делала.

На 29-ой сессии я также почувствовала эмпатию к самой себе. Я обязана найти историю, но мне нельзя это сделать. И если мы вместе не найдем ее, анализ будет убит. По поводу этой моей ситуации мне неожиданно пришел в голову образ Шахразады. Она рассказывала 1001 сказку про любовь и смерть, поддерживая интерес шаха, который хотел убить ее, потому что был обманут и обижен любимой женщиной. Я сказала: «Наша ситуация напоминает мне Шахразаду из «1001 ночи» - сохранить свою жизнь, рассказывая сказки каждую ночь. Но у нее была возможность рассказать 1001 историю, ей не нужно было рассказывать одну ту самую историю.

Она испытала облегчение – Шахразада, вот оно! Не помогающая всем девочка, а смелая и любящая Шахразада.

И давление рассеялось: не единственная история, а различные истории. И она начала: «Кстати, я должна рассказать вам удивительную историю». Она рассказала мне, как она побудила очень хорошего директора школы быть щедрым со студентами, рассказывая ему, как студентам нравится его щедрость. Она начала писать доклады, которые должна была подготовить, и она начала писать рассказы. Она забыла об идее нахождения единственной истории и позволила себе придумывать тысячи историй. И она стала все больше осознавать, как она идентифицировалась с отцовским аспектом своего комплекса. Она не заставляла людей рассказывать ей истории, она сама рассказывала им и была очень благодарна, когда получала хорошую историю в ответ. Шахразада стала очень важным символом в ее жизни. Не только как рассказчица, но также как смелая умная женщина, которая может помочь самой себе.

Конечно, Шахразада сначала пришла мне на ум в качестве архетипического контрпереноса. Она не могла появиться раньше. Это могло быть связано с моим нежеланием конструировать грандиозный внутренний мир из архетипических образов и эмоций, с ними связанных. Но, кроме того, такое конструирование избегало бы комплексов, констеллированных в повседневной жизни и конкретных аналитических отношениях. Возможно, поэтому Шахразада не могла раньше появиться в моих мыслях – не было правильного момента. Ведь аналитическая встреча является совместным творчеством, в котором оба партнера влияют друг на друга. Возможно, такое взаимное влияние должно быть прожито в полной мере, прежде чем Шахразада сможет возникнуть.