Александр Лоуэн Предательство тела. Чемность и пустоту. И еще он доказывает себе и миру, что способен подняться выше обреченности на гибель.

ПСИХОЛОГИЯ БЕЗРАССУДСТВА

123

чемность и пустоту. И еще он доказывает себе и миру, что способен подняться выше обреченности на гибель.

Следующий случай, который мне хочется привес­ти здесь, иллюстрирует комплекс сил, прикрытых самоде­структивным поведением, которое состояло в неразборчи­вых половых взаимодействиях, происходящих вслед за крепкой вечерней выпивкой. Пенни (так я буду называть эту пациентку) часто оканчивала день в постели с каким-нибудь мужчиной, которого встретила в баре, где она ко­ротала вечера. Проснувшись следующим утром, она не мог­ла вспомнить, что с ней было прошлым вечером. Конеч­но, такое времяпрепровождение не проходило бесследно: Пенни несколько раз беременела и была вынуждена де­лать «подпольные» аборты, которых очень боялась. Един­ственное объяснение, которое она могла дать своему по­ведению, заключалось в том, что ей невыносимо вечера­ми оставаться дома в одиночестве. Но это была всего лишь рационализация. Когда я впервые встретился с Пен­ни, ей было двадцать, но она уже несколько лет вела та­кой образ жизни. Она была одной из безрассудных моло­дых людей, отрезанных от общества и ведущих неопреде­ленный образ жизни. Когда я попросил Пенни описать ее состояние, она сказала, что совсем недавно написала о нем. Вот ее запись:

«Слушайте.

Бросьте и оставьте меня одну.

Я оставлена не в спокойствии и мире,

Меня бросили в бесконечное блуждание

По неопределенности,

Где я знаю, что не люблю и не любима,

Но понимаю,

Что оставлена одна,

Что я потерялась

Среди безжизненных каменных обломков,

Серых и холодных,

И меня разъедает пена

Моего безумия».

Пенни спросила меня: «Что со мной произошло? Почему я провела годы, скрученная то одним узлом, то другим? Может ли что-нибудь прорваться через тысячи дней и ночей, чтобы я смогла понять, что я есть? И как это сделать? Я не уверена, что это можно сделать, но я должна постараться и использовать ваши способности, знания и ваше, я надеюсь, хорошее отношение ко мне. Иначе то, что сейчас уже непереносимо, скоро станет совсем невозможным, это должно иметь какой-то конец.»

Пенни приехала в Нью-Йорк из городка на Сред­нем Западе и устроилась на работу секретарем. Она была неглупа и чувствительна, что делало ее поведение все бо­лее иррациональным. Но эта иррациональность была ско­рее видимой, чем действительно присутствующей. Если пребывание в одиночестве угрожало ее рассудку, то у нее не было иной альтернативы, кроме как во что бы то ни стало найти себе приятеля. Почему Пенни так страшно было остаться одной? Быть одной значит не любить и не быть любимой, и «безрассудная сексуальность» кажется предпочтительнее, чем такая участь. Каждая попытка Пен­ни найти утраченную любовь заставляла ее чувствовать себя еще более отвергнутой. Чувство безнадежности не позволяло ей отказаться от какого бы то ни было предло­жения. Каждый раз ей казалось, что именно это предло­жение может восполнить ее утрату.

Когда я впервые увидел Пенни, ее внешний вид был типично шизоидным: глаза — лишенными выражения и пустыми, кожа — бледной и пастозной, тело — заморо­женным и ригидным. Дыхание было очень поверхност­ным. Когда она попыталась вздохнуть поглубже, ее охва­тила паника. В течение минуты она не могла отдышаться, а потом начала плакать. Пенни поняла насколько была испугана и увидела, что контакта с собственным телом у нее нет. Я отметил, что ей необходимо преодолеть стра­дание, и что это можно сделать, приняв свое тело и иден­тифицировавшись с ним. Для Пенни мои слова обрели смысл, когда она поняла, что стыдится своего тела, и что

124