Ученики — мнимые и подлинные

Я начал этот рассказ с 1894 г. Через тридцать три года уже плохо помнили Колли и еще плохо понимали Кольцова. А когда молеку­лярная биология приобрела современный облик, почти все объя­вили себя его учениками. Я знал женщину, слушавшую Кольцова в 1927 г. Она рассказывала, что Кольцов, как всегда, выступал заме­чательно. Но он был строг, не забавлял слушателей, не рисовал картинок, и... аудитория его не приняла, ему просто вежливо по­хлопали. Еще она запомнила, что он был в строгом черном кос­тюме, черном галстуке и... сапогах. Это в ее памяти для нее оказа­лось главным — Кольцов в сапогах.

Итак, старшим поколением Кольцов не был услышан, но исто­рия повторилась — его услышали студенты, среди которых были Н.В. и Е.А. Тимофеевы-Ресовские.

Немецкие коллеги вновь и вновь просили Кольцова прочесть в Германии курс лекций по новой биологии. В конце концов он с трудом уговорил поехать вместо себя Тимофеевых-Ресовских. Они уехали в Берлин в 1925 г., не успев даже получить дипломы, но зато усвоив идею о матричном воспроизведении как возможном ме­ханизме наследования.

Миссия предстояла ответственная — развернуть в «отсталой» Германии исследования по генетике. Обладая могучим темпера­ментом, отлично владея языками («издержки» аристократичес­кого воспитания), искренне веря, что в России —• самая передовая наука, Н.В. Тимофеев-Ресовский с энтузиазмом взялся за дело. В Германии он проводил семинары у себя на квартире. В комнате,

где они проходили, на полу лежал ковер. Молодой руководитель семинара скоро вытоптал на нем дорожку, ибо, рассказывая об ин­тересных вещах (в том числе и о главной идее учителя), он все время бегал по ковру.

На семинаре перебывало много слушателей из разных стран. Постепенно сложилась парадоксальная ситуация — мировая об­щественность оказалась знакома с идеями Кольцова, а в России о них ничего не знали.

В 1929 г. на семинар попал М. Дельбрюк. Его считали надеждой физики Германии. Услышав о матричном копировании, он был по­ражен красотой идеи и присоединился к Тимофееву-Ресовскому и работавшему с ним физику К. Циммеру. Они облучали дрозофил узким гамма-пучком, измеряли дозу и выясняли частоту мутаций, пытаясь определить минимальный объем облученной мишени, претерпевшей мутацию. По сути, они измеряли гены. В 1935 г. в немецком научном журнале появилась их знаменитая работа о мутациях и структуре гена. Как следовало из нее, размер «мише­ней», в которые должен был попасть хотя бы один квант, чтобы произошла мутация, близок к 0, 3 нм (1 нм = 10 ⁹ м), что совпадало с размерами аминокислот и нуклеотидов. Оказалось, «буквы» на­следственного текста — это отдельные звенья упомянутых прежде полимерных молекул.

Считается, что научные работы надо публиковать только в са­мых престижных журналах. Эту опубликовали в малотиражном и не слишком известном. Оттиски разослали коллегам по всему миру. Журнал в одночасье стал знаменитым, а его оттиски в зеле­ной обложке с тех пор называют «Зеленой тетрадью Тимофеева-Ре­совского». В этой работе были изложены все основные идеи моле­кулярной биологии.

В современной биологии принято ссылаться на работы не старше двух лет. Молодым ученым важно прочесть новые работы, побыстрее

Френсис Кри (1916-2004)

«подхватить эстафету» и получить грант. А тогда об этом не думали и работали несуетно, делая глубокие выводы. Подчас возникает со­блазн заявить, что после публикации той работы началась новая эра в биологии. В идейном плане, пожалуй. Но внешне это было неза­метно — как и прежде, в мире эти проблемы неспешно изучали два-три (может быть, четыре) человека.

После прихода к власти Гитлера Тимофеев-Ресовский хотел вернуться в СССР, но получил наказ Н.К. Кольцова: «Не возвра­щайтесь — сами погибнете и нам навредите!». В стране начались массовые аресты. Главной мишенью в науке стал Н.И. Вавилов. Предостережение Кольцова казалось странным, но ученик остался в Германии.