Следствия

Мы увидели, что члены делают [факт, что наши деятельности являются описуемо рациональными] и как они это делают. Мы увидели, что эта работа делается без необходимости делать формулировки; что термины, нуждающиеся в прояснении, не заменяются формулировками, которые не делают того, что делают они; что они организуемы как «машинерия» делания [описуемо рациональных деятельностей]; и что абстрактный феномен [описуемой рациональности] доступен аборигенам, этнометодологам и социальным ученым, ибо «машинерия», будучи «машинерией» членов, специфически используется для делания [описуемо рациональных деятельностей] и является тем самым частью этого феномена как аппарат его производства и опознания. Мы придали этому некоторую структуру и попытались продемонстрировать как очевидность этого, так и чрезвычайную значимость и вездесущность этого для членов.

1. Похоже, в мире нет причин выдвигать окончательные формулировки деятельностей, идентификаций и контекстов. Люди не могут без веских причин, неметодично, безальтернативно вовлекаться в делание [ясного проговаривания того, что мы делаем]. Они не могут быть заняты беспричинным, неметодичным, безальтернативным проговариванием, например, того, что «это, в конце концов, сеанс групповой психотерапии» или что «с точки зрения управленческих ролей, размер и сложность организаций возрастают, а стало быть, растут и требования, необходимые для успешного управления ими».

То, что в мире нет оснований для формулировок как серьезных решений проблемы социального порядка, имеет отношение к преобладающей в социальных науках рекомендации, что формулировки могут делаться для практических целей: осуществления эмпирического описания, достижения обоснования и проверки гипотез и всего прочего. Формулировки, следовательно, рекомендуются как ресурсы, с помощью которых социальные науки могут осуществлять строгие анализы практических действий, адекватные для всех практических целей.

Мы не говорим, будто в мире есть особое затруднение, состоящее в том, что нельзя выяснить, что именно кто-то имеет в виду — т. е. какой смысл любое данное лицо вкладывает в то, что произносится, или вкладывало в то, что ранее произносилось, — пользуясь процедурой запрашивания формулировки каждого фрагмента разговора. Мы говорим, что если формулировки рекомендуются как определяющие для «осмысленного разговора», то здесь что-то не так, поскольку «осмысленный разговор» не может иметь этого смысла. Это означает, что либо разговор бессмыслен до тех пор, пока мы не сконструируем язык, подчиненный таким процедурам, либо он вообще не может быть «осмысленным разговором» (равно как и «осмысленным действием» тоже). Мы говорим, что нам не следует предполагать, будто для того, чтобы люди в ходе своих разговоров и других обыденных деятельностей вели себя упорядоченно, они должны, среди прочего, всегда быть способны, скажем, сформулировать свои ролевые взаимоотношения и систематически ссылаться на их следствия. Ведь если в мире и в самом деле нет для этого оснований, то либо упорядоченная деятельность невозможна, либо это требование к упорядоченной деятельности в каждом конкретном случае уместно, неуместно, убедительно, абсурдно, неправомерно, правомерно и т. д.; в каждом конкретном случае это требование может формулироваться как любое из тех или других, через любую отдельную характеристику или их сочетание — для всех практических целей, но не более того.

2. С самого начала мы указывали, что формулирование может сохранять трудности с индексалами[944]. Мы увидели, что формулирование не может от них избавить и, более того, что индексалы вовсе не нужно спасать от затруднений. Мы увидели, что черты терминов, якобы подлежащие исправлению, вездесущи. А потому нужно учитывать тот факт, что ни одна из этих черт не нуждается в спасении от затруднений.

3. Достижение профессиональной социологии заключается в том, что она сформулировала рациональную описуемость социальных структур практических деятельностей как заповеди конструктивного анализа. Как мы уже отмечали, в формулировках конструктивного анализа социальные структуры повседневных деятельностей понимаются как состоящие из таких свойств, как единообразие, социальная стандартизация, повторяемость, воспроизводимость, типичность, подводимость под те или иные категории, описуемость обыденного поведения, разговора, территориальных распределений, мнений о той или иной вещи, инвариантных к изменению производящих их когорт. Практическая технология конструктивно-аналитического теоретизирования достигает своего апофеоза в работе Парсонса, Лазарсфельда и в методиках системного анализа RAND. Мы замечаем, что те, кто его практикуют, настаивают, что практики конструктивного анализа — достижения членов. От практиков мы узнаем, что адекватное применение его заповедей для демонстрации формальных структур, заключенных в действительных событиях, требует от членов компетентности и каким образом оно ее требует. Мы замечаем также, что детали, содержащиеся в процедурах и результатах конструктивного анализа, снабжают членов ясными «вещественными доказательствами» смутно знаемых «обстановок»[945]. В каждом действительном случае их использования детали, заключенные в процедурах, и детали, заключенные в результатах, снабжают членов сочетанием неизбежной, неисправимой неясности и столь же неизбежной, неисправимой релевантности. У практиков мы черпаем понимание того, что сочетание сущностной неясности и релевантности доступно только членам для производства, оценки и опознания членов. Короче говоря, от практиков конструктивного анализа мы узнаем, что наши открытия о формулировании распространимы на конструктивный анализ.

Формулирование не распространяется на конструктивный анализ как его глосса; не является формулирование и обобщением опыта анализа. Менее всего формулирование является обобщением практик профессиональных социологов. Оно распространимо в том смысле, что делание [конструктивного анализа] есть то, что делают члены, подобно [ясному и подробному проговариванию того, что именно мы делаем], [произнесению того, что имеется в виду, и имению в виду того, что произносится в немногих тщательно отобранных словах], [устранению из табличных заголовков досадных недостатков индексичных выражений], [отображению системы действительных чисел на совокупности индексичных выражений], [абстрагированию методологических парадигм от работы E.S.R.] или [логическому мышлению]. Поскольку делание [конструктивного анализа] выполняется членами, то, что мы наблюдаем относительно формулирования, наблюдается также и в практиках профессиональных социологов, делающих [конструктивный анализ]. В этой работе мы видим, как члены тщательно строят свободные от контекста описания, релевантные инструкции, ясные рассказы, убедительные афоризмы, педантичные определения обыденных деятельностей, свободные от контекста формализации естественно-языковых практик, пользуясь компетентностью членов в естественно-языковых практиках для обеспечения делания и опознания [адекватных сведений], [объективного описания], [определенной процедуры], [ясных, согласованных, убедительных, релевантных инструкций], [исчислимых разговоров] и прочего. В этой работе мы видим, как профессиональные социологи настаивают на способности членов обеспечивать эти глоссы как совместные достижения.

Машинерия глоссовых достижений профессионалов описывается лишь по минимуму теми практиками, которые описывались в предыдущем параграфе как машинерия делания членами [разумного разговора для практических целей]. Как делаются такие глоссы, не было разъяснено; мы не выходили за рамки этнографических зарисовок, доставляемых обыденными и профессиональными практиками социологии. Что представляют собой различного рода предприятия вроде [объективных социологических формулировок], [четких инструкций] и тому подобного как разговорные достижения — неизвестно.

4. Из рассмотрения работы конструктивного анализа мы узнаем, что рациональная описуемость повседневных деятельностей как практических свершений описывается членами как состоящая из практик конструктивного анализа. Из этой работы мы также узнаем, что сами такие описания являются гарантированными чертами этого практического свершения. Из их практик мы узнаем, что формальные структуры, заключенные в практиках конструктивного анализа, которые в смысле, описанном выше в одном из параграфов («Интересы этнометодологии в отношении формальных структур практических действий»), являются формальными структурами, заключенными в естественно-языковых практиках членов, не доступны методам конструктивного анализа. Мы не выдвигаем аргумента «невозможности» в смысле логического доказательства, не даем и отчета «в принципе» о конструктивном анализе. Мы не рекомендуем никаких установок, позиций или подходов к конструктивному анализу. Мы не говорим, что формальные структуры не доступны конструктивному анализу в силу усвоенной некомпетентности, хабитуальных предпочтений, материальных интересов и т. п. И прежде всего, мы не предлагаем здесь никаких советов, похвалы или критики.

Вместо этого мы указываем на эту недоступность как на феномен. Мы предлагаем наблюдение относительно этой недоступности, состоящее в том, что она инвариантна к практикам конструктивного анализа. Это не значит, что этот феномен каким-то образом не поддается попыткам конструктивного анализа. Недоступность формальных структур конструктивному анализу гарантируется его практиками, ибо он состоит из этих практик. Недоступность формальных структур — инвариантная черта любого актуального конструктивного анализа, без каких-либо исключений, каких-либо передышек, неизбежно и неисправимо. Ни один действительный случай не исключается отсюда, и неважно, насколько он мимолетен или продолжителен. Указанная недоступность протоколируется, гарантируется, делается и опознается не просто единодушно, но с требуемым единодушием каждым, кто делает социологию, или, что то же самое, каждым, кто знает, как разговаривать с другими.

То, что формальные структуры, заключенные в естественно-языковых практиках членов, недоступны методам конструктивного анализа, побуждает к изучению практического социологического мышления. Этнометодологические исследования использовали эту недоступность для вычленения того или иного «кусочка» конструктивного анализа и внимательнейшего изучения того, каким образом его достижение является для членов описуемым феноменом. Наличие этих исследований устанавливает de facto существование альтернативы другим проектам и перспективам, представленным в этой книге, ибо хотя формальные структуры конструктивного анализа недоступны конструктивному анализу, это не значит, что они ничему более не доступны; они доступны этнометодологии. То, что дело обстоит так, не столь интересно, как вопрос о том, доступны ли они только этнометодологии.