Глава VII. Трущобы

К западу от Уэллс-стрит и к югу от Чикаго-авеню, достигая Раш-стрит, а далее, южнее Гранд-авеню, сливаясь с расположившимся вдоль реки районом оптовых складов и промышленных предприятий, тянутся трущобы.

Мы уже знаем, что этот западный и южный ареал Ближнего Норт-Сайда давно стал трущобой. Земля в районе реки всегда низко котировалась. Эта низина издавна обозначала границу между фешенебельным жилым районом и трущобой; песчаные отмели в устье реки и низину к западу от них населяли более бедные элементы. Пожарный лимит, установленный после пожара 1871 г., позволял возводить дешевые деревянные постройки в этом западном районе, но требовал более основательного строительства к востоку от него, увековечивая тем самым это разделение. В конце концов, улицы в западном районе были подняты на высоту от четырех до восьми футов, отчего цокольные этажи зданий стали темными и сырыми, и это благоприятствовало сдаче их внаем.

Одна чужая группа за другой претендовали на этот трущобный ареал. Его по очереди занимали ирландцы, немцы, шведы, сицилийцы. Сейчас в него вторгается мигрантская волна негров с Юга. Этот район был последовательно известен как Кильгуббин, Маленький Ад, а с приходом в него промышленности как Дымное Захолустье. Остатки различных сукцессий наложили на этот район отпечаток, который одновременно характеризует и запутывает его жизнь. Если раньше трущоба тесно примыкала к реке, то с ростом города она расползлась на восток и ныне грозит перекинуться через улицу Ла-Саль и поглотить большую часть ареала меблированных комнат.

Трущоба — типичный ареал дезинтеграции и дезорганизации. Это ареал, в котором проникающий в него бизнес придает земле спекулятивную ценность. Между тем арендная плата здесь низкая; ведь при вхождении в ареал мелкого бизнеса он перестает быть желательным для проживания. Это ареал ветхих жилых построек, многим из которых владельцы, дожидаясь, когда землю можно будет выгодно продать под коммерческие нужды, позволяют ветшать и дальше, запрашивая за их аренду ровно столько, чтобы хватило на покрытие налогов. Если исключить спорадическое строительство фабрик и деловых комплексов, в трущобах не ведется никакого строительства, и большинство здешних строений стоят здесь уже целое поколение или дольше[107].

Трущоба — это ареал свободы и индивидуализма. На всем протяжении трущоб люди не знают друг друга и не доверяют своим ближним. Если не брать немногие семьи, оказавшиеся в безнадежном положении, значительная часть местного населения находится здесь временно: это проститутки, преступники, изгои, странствующие рабочие. Иностранцы, которые приехали сюда попытать счастья подобно тому, как мы прежде срывались на запад, и планируют сразу, как только удастся «подзаработать», вернуться на родину, которые не включены по-настоящему в американскую жизнь и желают жить в городе как можно дешевле, снимают комнаты в трущобах. Также здесь находятся ареалы первого поселения иммигрантов — иностранные колонии. И здесь же сосредоточены «нежелательные» чужие группы, такие, как китайцы и негры.

Трущоба постепенно приобретает свой особый характер, отличающий ее от других ареалов города, через не прекращающийся кумулятивный процесс естественного отбора, в ходе которого более амбициозные и энергичные люди покидают этот ареал, а неприспособленные, опустившиеся и отверженные в нем аккумулируются. Особенно хорошо это заметно в более статичных европейских городах. В Америке, где конкуренция ничем не контролируется, изменение происходит быстро. Но даже в американских городах этот селективный процесс придает трущобам характер социального дна. Растущий город создает вокруг своего центрального делового района пояс унылых, запущенных, пропитанных копотью, физически ветхих соседств. И в этих соседствах неослабевающая конкуренция экономического процесса, фиксирующего цены на землю, ставки арендной платы и размеры зарплат, сегрегирует нежелательных лиц и людей с низким экономическим статусом.