Глава 5. – Это письмо стало главной подвижкой в нашем деле с кар­телями за последние десять лет, – сказал Малнефоли

– Это письмо стало главной подвижкой в нашем деле с кар­телями за последние десять лет, – сказал Малнефоли, Бла­городный Гива. – Ты отказываешься это признавать.

Мудрость Сат подалась вперед в своем кресле.

– Следи за тоном.

Он резко взглянул на женщину, которая, казалось, не име­ла возраста.

– Что ты сказала?

Она оперлась ладонями на столешницу, выточенную из де­рева, древнего, как сама память. Оно, как и все прочее в Твер­дыне Чазма, хранилось и оберегалось – действующий мемо­риал созданию, которое когда-то вдохнуло в них жизнь. Даже их мантии, сшитые из черной тяжелой ткани с оторочкой цветов каждого клана, насчитывали уже не одну сотню лет. Копии копий копий таких мантий носил первый Совет Пя­ти кланов, когда Сат, Тигони, Пендрей, Гарнис и Индранан сомкнули ряды своих войск и заключили перемирие, кото­рое тысячелетиями хранило мощь Королей Дракона.

Только Сат была известна подлинная история их народа. Они хранили секреты, которые не следовало хранить, и вла­дели силами, которые им не принадлежали.

– Ты слышал меня, Малнефоли, – Мудрость Сат сузила глаза. – Ты ничего не добьешься, пытаясь силой заставить нас подчиняться.

Во имя гармонии и, что куда более важно, чтобы сдержать свой взрывной нрав, Малнефоли не бросил ей вызов за откры­тое оскорбление. Только его семья все еще называла его по имени. Для всех остальных он был Благородным Гивой – единственным членом Совета, кому дозволена мантия цвета бесконечной тьмы. Без кланового цвета. Вступая в должность, сенаторы отказывались от кланового родства, чтобы подчерк­нуть беспристрастность суждений. Из каждого клана выбиралось двое. Старших женщин именовали Мудростью, за их прозорливость и материнское терпение, а молодых порывистых мужчин – Юностью, за боевой дух и стремление к борьбе.

Сдерживающие и уравновешивающие силы, с Гивой в ка­честве главной оси.

Мудрость Сат была главным и самым опасным его оппо­нентом. Она была Вором.

Нет.

Она была Сат. И то, что она бросила ему вызов в самом на­чале одного из двух ежегодных собраний, было плохим зна­ком. Но Гиве не пристало опускаться до употребления имен, а с тем, что он планировал, собрание грозило перейти в сплош­ную свару.

За стенами их убежища, скрытого высоко в горах Тибета, бесновался шторм, который, казалось, стремился пробудить самого Дракона от его вечного сна. Снег вился за выплавлен­ными в глубинных огнях Чазма стенами из стекла. Неразру­шимого. Мерцающего золотом. Лишь неведомые особенности этого стекла отделяли их от ярости гималайской метели.

Он ненавидел холод и с нетерпением ждал возвращения в Грецию. Но он не мог управлять Советом из дома. Письмо Нинн изменило все.

Сжав кулаки под столешницей, он размеренно задышал, ис­пользуя проверенные веками техники. Другие кланы считали, что Тигони предпочитают политику прямому насилию. Они ошибались. Тигони обладали настолько огромными силами, что контроль был жизненно важен. Мэл боролся с потоком электричества, который захлестывал каждую клеточку его те­ла. Для чужаков, в частности для Совета, его контроль мог по­казаться слабостью. Но он не ощущал себя слабым, он был мужчиной, чья воля и честь удерживали шторм на цепи.

– Мы собрались здесь ради обсуждения, – сказал он, и голос его звучал сдержанно и ровно. – Которое необходи­мо перед тем, как мы сможем прийти к согласию и затем на­чать действовать. Мы здесь не для того, чтобы бросаться оскорблениями.

– Как быть, если Узурпатор не оскорбление, а факт? – Это заговорил Юность Пендрей, чье положение всегда выдавало его силу. Его вечное место находилось над пропастью невы­разимой и безумной жестокости.

Узурпатор. Это слово преследовало Мэла уже двадцать лет.

Совет напоминал ему во время любого собрания – не всег­да прямыми нападками, обычно своим отказом сотрудничать с ним. Предыдущий Гива управлял Пятью кланами более вось­мидесяти лет. Двое детей из каждого клана глядели в бурля­щую огненную пасть Чазма, где родился Дракон и куда он ушел погибать. И тогда десять ртов одновременно выкрикивали имя выбранного Гивы.

Но Мэл...

Его избрали шесть шепотов. Кланы Пендрей и Гарнис бы­ли настолько малочисленны, что отказались обречь даже дво­их своих детей на полубезумную жизнь на вершине горы. Тысячелетиями выбор Гивы считался честью. Рассудок никогда не возвращался к этим детям, и они вырастали в отважных воинов, единственным долгом которых была защита Тверды­ни Чазма. Теперь же традиция считалась пустой потерей не­многих оставшихся детей. Те, кто выбрал предыдущего Гиву, постарели, оставив крепость уязвимой. Их черепа сжимались и сокращались, как популяция Королей Дракона.

Мэл был очевидным отражением происходящего.

Всего шесть шепотов, когда традиция требует десяти криков.

Этих четырех жизненно важных голосов не хватало с само­го первого дня на посту Гивы, его авторитет подвергался со­мнению. Гива был осью. Вот так просто. Мэл пытался уравно­весить весы, чтобы спасти свою расу, но ему приходилось биться за спасение без общей поддержки.

Нет, это не значило, что он не владел нужной силой. Или не обладал элементом непредсказуемости.

– Юность Пендрей, если у тебя есть лучшая кандидатура на мое место во главе этого Совета, я могу тебя выслушать. Ты готов принять мою должность? Ты не хуже других Советни­ков знаешь, с чем столкнулись наши кланы и наш народ. У те­бя есть право голоса, право спорить, право создавать пробле­мы и право быть полезным – но ты останешься лишь одним из десяти. Ответственность за любое решение лежит на мне, к добру это или к худу. Ты готов взвалить на себя эту ношу?

– Ладно, – Юность Пендрей был одним из самых сварли­вых советников. Даже Мудрость Сат знала, когда пора отсту­пить. – Просто знай, что твое «О, горе мне!» звучит крайне жалко, Гива.

– Быть Советником – не горе, честно говоря. А вот быть капризным Советником...

Юноша грохнул кулаком по столу.

– Достаточно, – осадила его Мудрость Сат, сдвинув седые брови. – Мы говорим вне очереди и без достаточного ува­жения.

Долгий опыт говорил Мэлу, что она тихонько посмеивается над его лидерством. Но сейчас это не имело значения. Ее вме­шательство дало ему мгновение, чтобы взять себя в руки, а Юность Пендрей опустил плечи, растеряв свою агрессивность.

– Итак, – продолжил Мэл, словно не было никакой вспыш­ки. Пока он способен сохранять спокойствие, он мог вести лю­бую политическую игру. Двадцать лет оспариваемого правле­ния, а до того годы во главе собственного клана сделали его мастером таких игр. – Письмо моей кузины является реша­ющим доказательством того, что человеческие картели зарва­лись. Речь больше не идет о волонтерах, которые отчаянно пы­таются выплатить долги или спекулируют на возможности зачать дитя. Человеческие преступники захватили Короля Дракона в собственном доме! И я потрясен тем, как легкомыс­ленно вы к этому относитесь.

– Потому что, даже если факт нападения будет доказан, информация исходит от твоей кузины. – Юность Сат вски­нул подбородок, демонстрируя отвращение. – А ее выдвори­ли не без причины.

– Ее изгнали за брак с человеком и, если быть до конца от­кровенными, в расплату за обстоятельства, окружавшие ее мать. Но никак не за ее собственные проступки. И факт, что Нинн смогла родить сына без осложнений, мы все не можем недооценивать. Одно это достойно благодарности. Ты бы уточ­нил, что случилось за прошлые годы.

– Ее сыну только шесть, – сказал Юность Индранан, гля­дя на Совет спокойными темными глазами. Он всегда гово­рил за себя и за Мудрость своего клана, которая сидела непо­движно и беззвучно слева от него. Способность к телепатии позволяла им обойтись без перешептываний. – Пока неиз­вестно, обрел ли он Дар от Дракона.

То, как в клане Индранан выбирали своих представителей, было загадкой для всех остальных кланов. Северные и Южные фракции уже три тысячи лет вели кровопролитную гражданскую войну. Мэл не знал, были ли эти двое выбраны с полу­острова Индостана или из внутренних районов австралийско­го материка. Они возмущали его тем, что вобрали в себя все, что стояло на пути к выживанию расы Королей Дракона: древ­ние распри, зависть, ненависть и весь набор эмоций, за кото­рые они издавна презирали человеческий род.

Люди процветали. Короли Дракона балансировали на грани вымирания.

Сенаторы Индранан не упускали ни малейшей возможно­сти поспорить с Малнефоли. Впрочем, он не списывал это на их телепатию, которая тревожила всех. Они просто не хоте­ли признавать его слов, по причинам, которые он так и не мог определить. Личным? Политическим? Из желания мани­пулировать эмоциями, которые он держал под контролем?

За ними шли сенаторы клана Гарнис. Бесполезные. Они практически всегда молчали – даже их Юность. По сравне­нию с организованным, даже сильным правлением других че­тырех кланов, Гарнис нечего было предъявить. Потерянные. За двадцать лет Мэлу ни разу не удалось определить, чем об­условлено их невмешательство на собраниях Совета – их спо­собом управления кланом или недостатком сил на то, чтобы поддержать любую точку зрения. Но во что-то же они верили.

Ему хотелось пройтись – или спустить дождь молний на тех, кто ему противостоял. Слишком темпераментный для Гивы. Он с самого начала это знал. Медленно кипящая ярость дрожала в нем от каждого несказанного слова, от каждого несделанного шага. Он загнал свою ярость поглубже внутрь. Никто не сможет его унизить. При всех сомнениях в закон­ности его должности, сам Мэл знал правду. И был полон ре­шимости вывести свой народ из этого кризиса.

– Все мы знаем, что муж Нинн был убит. Никто с тех пор не видел ни ее, ни ее сына. Это письмо – первая весточка от нее. И, Дракона ради, половина письма написана ее кровью.

За столом зашумели, споря, осознавая его слова, превра­щая их в оружие, которое можно будет использовать против своих соперников.

Астер хранит секрет нашего выживания, но такой ценой?

Слова Нинн преследовали его днем и ночью. Даже ярость горных ветров звучала для него голосом плененной кузи­ны. Ее голос был так громок, что заглушал даже тиканье его мыслей, напоминавших, что у Королей Дракона заканчи­вается время.

Его тетя, Леоки, сбежала с мужчиной из клана Пендрей. Возможно, однажды она и могла бы вернуться обратно в клан Тигони и быть принятой, особенно если бы Мэл все еще был Гивой. Леоки умерла при родах. Нинн убила ее.

Боль потери до сих пор жгла его изнутри. С тетей у него разница в возрасте всего пять лет – она была ему как сестра. Слишком многого он лишился в тот день. Леоки погибла. Нинн была приговорена к процессу, который закупорил ее опасные силы. Она стала практически человеком, так что ре­шение об обучении в Штатах принадлежало ему, и внедрить эту мысль в ее сознание было предельно просто. Пару недель спустя Нинн была уверена, что идея с Америкой принадле­жит ей самой.

А брак с человеком... Это был конец Нинн как одной из Королей Дракона.

Он боролся тогда с Советом. Боролся даже с самой Нинн, в надежде что она одумается и вернется домой. И был лишь один хороший момент в той сложной истории их отношений. Нинн впервые за долгие годы казалась искренне счастливой. И даже когда Совет огласил свой вердикт, она вела себя как женщина, которую освободили от тяжкой ноши.

Вот только она не знала, что эта ноша осталась в ее сознании.

– Ничего другого я и не ждал услышать от Вора и лгуньи! – завопил Юность Пендрей.

– Тихо! – Голос Мэла раскатом грома пронесся по широ­кому круглому залу. – Вы избалованные дети, а не сенато­ры. Я буду действовать без согласия этого Совета, если ваше участие ограничится детскими оскорблениями.

– Действовать без нашего согласия? – Юность Сат, каза­лось, был готов использовать свой стул в качестве оружия, настолько ему хотелось ударить Мэла или Юность Пендрей.

Мудрость Тигони прочистила горло. Только она была спо­собна остановить такой накал злости простым движением брови. Юности Пендрей и Сат продолжали жечь взглядами, но один переключился на столешницу, а другой на складки рукавов своей мантии.

Мудрость Тигони когда-то звалась Хобик и приходилась Мэлу приемной бабушкой, только поэтому она была един­ственной из сенаторов, кого он мысленно продолжал назы­вать по имени. Они не были кровными родственниками, но выглядели весьма похоже: густые прямые волосы цвета брон­зы и глаза настолько синие, что казались черными в слабом свете зала Совета. Элегантные, как всегда говорили о Тигони. Культурные. Грациозные.

Еще одна причина, по которой их не принимали всерьез во времена войн.

Мэлу стало смешно. Его люди обучали битвам греков и рим­лян. Они учили, как возводить города и защищать их. В этот миг треск статического электричества подсказал, что оно сло­жилось в искры в его крови, теле, в воздухе вокруг него. Если он позволит себе потерять концентрацию, эти искры соеди­нятся в страшный поток кинетической энергии. Он превра­тится в живую турбину.

Не сейчас. Возможно, никогда.

Он едва заметно кивнул бабушке.

Хобик окинула взглядом остальной Совет.

– Безотносительно к тому, благословил ли Дракон дитя Нинн, два других человеческих картеля являются для нас неза­висимыми источниками информации. Они открыто завидуют приобретениям доктора Астера. Исходя из времени ее похище­ния, мы можем заключить, что причастность Астера несомнен­на. Зачем он стал бы удерживать их, не будь пленники важны?

Эта логика внезапно оказалась ключом к концентрации внимания Совета. Мэл был слишком на взводе, чтобы доду­маться до этого самому.

Он глубоко вдохнул разреженный горный воздух и мыслен­но поблагодарил Хобик за то, что она успокоила сенаторов. На время.

Нинн была кусочком мозаики, пропавшим из его жизни по­сле ее отъезда в Штаты, а затем навеки потерянным после ее брака. Она никогда не видела в нем мужчину, с которым ее разлучили. Она видела в нем друга. Хуже того, с тех пор он был одержим ею. Она была тем первым и единственным этапом его жизни, когда он поддался требованиям Совета. И в резуль­тате он никогда не видел ни ее мужа, ни сына. Очевидно, столь сильным было ее отвращение к нему.

А теперь он получил письмо. Возможно, последнее в ее жиз­ни. Исчезновение Нинн дало повод заставить Совет вмешать­ся. Он слишком долго ждал подобной возможности.

Мэл прочистил горло. Пришло время подвести собрание к главному.

– Более того, меня известили о существовании под­польной сети Королей Дракона. Они работают тайно и не подчиняются своим кланам. Помимо этого они пересека­ют границы кланов. Не признают политики. Не делают ни­каких различий, кроме отличия нашего народа от людей в целом.

Эти слова были встречены возгласами удивления и недо­верия. Каждый сенатор считал, что он или она обладает пол­ным контролем над своей территорией и крайне бюрокра­тичными правительствами своих стран. Они наверняка думали, что ни один их подданный не осмелится нарушить многовековые традиции клана и избежать заранее опреде­ленного предназначения.

Управлять собраниями Совета, проводимыми два раза в год, становилось все труднее. Никто не хотел поступаться личной выгодой ради общего блага.

Даже в их маленькой группе.

И все же он верил, что есть и другие, способные видеть мир – и нависшую над их расой угрозу уничтожения – с ку­да большим прагматизмом. Что давало Мэлу надежду не мень­шую, чем письмо Нинн.

– У них нет имен, – продолжил он с предельной сосре­доточенностью и спокойствием. – Нет закона. Нет способов связи.

– Так кто же доставил это письмо? Почтовые голуби? – Юность Пендрей презрительно оскалился, словно готовясь покинуть собрание.

Мэл сделал паузу, глядя в глаза мятежному сенатору.

– Письмо доставил Таллис из клана Пендрей.

Молчали все. Мэл буквально видел, как они мысленно пробуют эту новую информацию, пытаются оценить ее ис­тинность. И решают, что ее недостаточно.

– Еретик, – прошептал Юность Тигони. – Он мертв уже много лет.

– Он не мог умереть, поскольку изначально был мифом клана Пендрей, – Мудрость Сат покачала головой. – Какой-то легендарный убийца? Я не верю в сказки.

Мэл холодно улыбнулся.

– Осторожней. Называть меня Трикстером это одно. Но сейчас ты, можно сказать, провозгласила меня лжецом. Я бы не был так категоричен.

Пара сенаторов Индранан обменялась взглядами, и заго­ворил их Юность.

– Мы согласны с Мудростью Сат. Его не существует. И никогда не существовало.

– Юность Пендрей! – Мэл поднялся, положил ладони на столешницу и переместил на них вес тела. Золотистая от при­роды кожа сенатора приобрела болезненную бледность, слов­но он увидел призрака. – Он из твоего клана, тебе слово. Миф ли Таллис из клана Пендрей? Мертв ли он?

– Еретик – это не миф, – ответил тот глухим монотон­ным голосом. – И, насколько известно правительству Пен­дрей, он далеко не мертв. Иначе мы увидели бы праздничные огни даже с этих гор. Наши люди десятилетиями за ним охо­тятся. – Сенатор, казалось, постарел во время своей речи еще на десяток лет, но явно очнулся от спячки. – И он до­ставил это письмо? Как добрый самаритянин?

– Не стоит считать меня добрым, – раздался мрачный голос из тени.

Мэл выпрямился, радуясь пунктуальности Таллиса.

Стражи возникли из ниоткуда. Юности Совета вскочили на ноги. И лишь треск электричества с пальцев Мэла оста­новил хаос.

– Сенаторы, вернитесь на места. Немедленно. А тебе я предлагаю представиться. Быстро.

– Совет упомянул Дьявола, и я явился. Я Таллис из кла­на Пендрей. Насколько я понял, вы не против со мной по­болтать.

Все в нем, от позы до тона и слов, было буквально пропи­тано сарказмом. Он него исходило ощущение полного презре­ния. Этот мужчина плевал на все, даже на смерть. Он, как и лю­бой другой Король Дракона, пытающийся слиться с большим миром, был одет в совершенно неприметную одежду – черные джинсы, футболку с длинными рукавами и черный свитер по­верх нее. Обыденная, даже слегка неряшливая одежда явно предназначалась для того, чтобы сгладить, а не подчеркнуть классически прекрасные черты, свойственные его народу. Руки он держал в карманах, так, словно прерывать собрание Совета для него было так же обычно, как поход в кинотеатр.

Шок и любопытство окутывали зал Совета, словно клубы дыма, поднимающиеся к облакам. Мэл не испытывал ни ма­лейшего уважения к Еретику, хоть и привел его в крепость. Список преступлений Еретика вызывал у него тошноту.

– Что ж, расскажи нам. Как у тебя появилось письмо Нинн?

– Да вы уже практически додумались, – сказал Таллис. – Что впечатляет, когда дело касается Совета. Молодцы.

Мэл стиснул зубы. В разгар борьбы с капризными сенато­рами, под угрозой медленно надвигающегося вымирания, он вынужден был терпеть ублюдка, который играл на остатках его сдержанности.

– Да, существует кучка мятежников, которые отказыва­ются от связи с кланами. Они нашли письмо. Рид из клана Тигони, не пройдя и километра от комплекса Астеров, замерз до смерти. Так выяснилось, где примерно это находится. – Он тихо хохотнул. – Когда твоя кузина снесла крышу лабо­ратории, после чего Рид и сбежал, ее местоположение стало известно наверняка.

– И ты смеешь смеяться над этим?

– Не дергайся, Гива. Тебе же нужно, чтобы они меня выслушали. Я хотел доставить письмо, что было не под силу другим мятежникам. Их главный козырь – аноним­ность. А мой – становиться анонимом, когда я сам того пожелаю.

– Есть и другие слухи. – Мэл вышел вперед. Он вскинул подбородок и приготовился убить союзника, такого же Ко­роля Дракона, в зависимости от следующего ответа Талли­са – не здесь, не в твердыне Чазма, но там и тогда, когда это станет возможным. – Слухи о том, что это ты убил мужа Нинн, а затем передал Астерам ее саму и ее сына.

Таллис смерил его взглядом, подчеркивающим, что ситу­ация тупиковая. Под внешней легкомысленностью мелькну­ло что-то более глубокое. Мелькнуло и пропало.

– Забавная вещь – слухи.

– Но ты убийца.

Таллис кивнул.

– Так скажи мне, почему бы нам не запереть тебя здесь и не устроить суд? Или, как следовало бы, не вернуть тебя клану Пендрей, который тебя ненавидит?

Юность Пендрей практически зарычал, соглашаясь с идеей.

– О да, мой любимый клан затаил злобу, – убийца пожал плечами. – Но тебе, Гива, лучше поверить мне, если ты хо­чешь спасти Нинн.

Мэл буквально ощутил тяжесть своего бремени. Само су­ществование его расы зависело сейчас от решений, которые он должен принять. К счастью, главной его слабостью был излишек упрямства, а не недостаток решимости.

– Нинн и ее сын страдают, – ответил он. – Для меня сей­час этого достаточно. При всем уважении, сенаторы, я откла­дываю наше заседание. Никто не покинет крепости, пока мы не придем к соглашению. Выступить ли нам против карте­лей? Проигнорировать угрозу и надеяться, что судьба Нинн всего лишь единичный инцидент и не затронет других? По­следовать за этим человеком? Мы должны быть готовы дать нашим кланам ответы, которых они наверняка потребуют.

Он не стал заглушать треска энергии в крови. Это была чи­стейшая часть его, дарующая силу изнутри, постоянно напо­минающая, что он должен быть сильнее своего дара.

– Подумайте ночь, – сказал он, вкладывая в слова всю свою уверенность. – Подумайте несколько дней, если это понадобится. Найдите в себе силы отложить мелкие дрязги и действительно вести наш народ. Это, Дракон ее побери, ва­ша прямая обязанность, и я не жду меньшего, чем полное со­трудничество в этом вопросе.

Он повернулся к Еретику. И движением запястья велел стражам схватить его.

– Что касается тебя, то я выслушаю все, что ты сможешь сказать. Могу даже проводить тебя в крепость – к Астерам или кому-то другому. Но вначале ты ответишь на все вопро­сы о моей кузине.