Факультетом гуманитарных и социальных наук Университета г. Карлсруэ

Многоуважаемое собрание! Факультет гуманитарных и социальных наук оказывает сегодня честь ведущему официальному предствавителю русской философии госп. профессору Степину присвоением ему наивысшего академического титула, который только может быть вручен – титула почетного доктора: Doctor philosophiae honoris causa.

Проф. докт. dres. h.c. Степин является не только действительным членом русской Академии наук, но и обладателем двух кафедр в Москве: в Университете им. Ломоносова (кафедра философской антропологии) и в недавно созданном Государственном Университете гуманитарных и социальных наук, чьим директором-основателем он является. Кроме того он является вицепрезидентом русского философского сообщества и влиятельнейшим в своей стране официальным представителем философии. У него уже есть один титул почетного доктора, присвоенный в этом же году международным Университетом права и политики в Гонконге.

Коллега госп. Степин – международно признанный и, как уже сказал декан проф. др. Тум, зарекомендовавший себя многочисленными публикациями по теории и истории познания и науки, философии культуры, антропологии и социальной философии ученый. Впрочем, его отличает не только это, он еще и смелая личность, о чем я скажу позже.

Теперь же позвольте мне, как вицепризеденту международного философского сообщества, Fé dé ration Internationale de Socié té s de Philosophie, передать от его имени поздравления и наилучшие пожелания. FISP особенно приветсвует те международные и межкультурные философские связи, которые касаются практических перспектив, в частности, по междисциплинарной и межфакультативной тематике, в которой госп. Степин является одним из наиболее квалифицированных специалистов Российской федерации.

Но позвольте мне начать с одного анекдота, описывающего начало совместной работы Института философии г. Карлсруэ с Московской Академией и ее Институтом философии. Более десяти лет назад в Академии наук, в тамошнем Институте философии проходила конференция по философии техники. Я помню, как перед красным бархатным занавесом был выставлен белый бюст Ленина. Мы смотрели на Ленина и на мутный, слегка подернутый белесой дымкой, заснеженный ландшафт за окном: дело, как видите, было зимой. Было самое начало перестройки. Один из наших немецких, тогда еще раскаивающихся или подстраивающихся под текущий курс, приспосабливающихся салонных социалистов выдвигал по этому поводу какие-то тезисы и расписывал великие теоретические преимущества социализма. Нам все это было уже слишком, мы неловко ерзали на наших красных бархатных стульях. И тут вдруг вскакиват какой-то молодой ученый – позднее выяснилось, что его зовут Горохов – и кричит: «Хватит социализма!» Представляете себе? В то время! Замечу, в начале пререстройки! Тогда я решил, что мы попробуем развить длительное и серьезное сотрудничество.

Действительно, в Академии наук можно было гораздо скорее найти критичски настроенных по отношению к системе интеллектуалов, которые были, так сказать, «выдворены» из Университетов в Академию для того, чтобы не «совращать» университетскую молодежь – древняя как мир стратегия властьимущих против «оводов» свободы и гуманности (напр. Сократа!). Впрочем, тем свободнее могли они проводить там свои исследования. К этим ученым принадлежал и чтимый нами сегодня проф. Степин. Так в 1968 г., еще живя в Минске, он выступил против ввода Красной Армии в Чехословакию, в результате чего потерял место ассистента профессора. Его послали, как это тогда называлось, «на производство». Но «производство» неожиданно обернулось для него удачей. Его понизили в физики. Он должен был заняться исследованиями в области физики, так как имел физический диплом. В течение года он работал на этом физико-теоретическом «производстве», но потом при известных частичных изменениях политической ситуации вновь получил свое место помощника профессора в Минске. Этот случай проливает, как мне кажется, больше света на его личность, неподкупность, его моральную непреклонность и, прежде всего, на его гражданскую смелость нежели многочисленные подтверждения научных квалификаций.

Потом он пытался и в Москве, в Академии наук, так сказать «перезимовать». Он поднялся в Академии до руководителя и председателя отдела Истории науки и техники, а затем был избран – к этому я еще вернусь – директором Института философии русской Академии наук, и совсем недавно вновь переизбран.

В упомянутые времена перестройки, точнее в феврале 1990 г., на советском телевидении была организована передача, регулярно освещавшая философские беседы. Тогда же был введен новый учебник философии, написанный Степиным совместно с другими авторами (в так называемом «авторском коллективе»). Учебник подымал две центральные темы перестройкки: человека как высшую ценность общества и цель – возродить признание общечеловеческих ценностей. На вопрос, почему первая часть учебника была посвящена истории философии, Степин отвечал следующим образом:

«Вечные проблемы должны быть заново осознанны – и как следствие: недопустимо, когда каждый, кто вооружен научным представлением о мире, ставит себя выше Платона, Лейбница, Канта и Соловьева. Тот предрассудок, что марксизм дает некий всеобщий ключ ко всем проблемам, принес нашей философии немало вреда. И не только ей. Авторский коллектив ставил своей задачей разрушить это предубеждение»

Чуть позже Степин был назначен своего рода научным советником Горбачева. Часто он представлял также российскую философию зарубежом, например, на международном философском конгрессе в Бригтоне в 1988 г., где я впервые познакомился с ним, еще до упомянутой конференции по философии техники год спустя. Я встретился с ним снова в 1993 г. на международном философском конгрессе в Москве, когда меня самого выбрали Comité Directeur мирового сообщества, и с тех пор мы вместе принимали участие более чем в полудюжине совместных российско-германских коллоквиумов по философии техники, философской антропологии, теории науки и теории познания, паранаучному мышлению, религиозной философии и т.д. Результатом этого стала серия, в основном, русских публикаций, а также сборники, отчасти вышедшие и на немецком языке. (К сожалению мы не смогли тогда оформить эти щедро финансируемые VW-фондом[66] коллоквиумы через кассу нашего Университета: расчеты производились через другой Университет).

Без госп. Степина – об этом уже говорил декан – естественно было бы немыслимо и создание Российско-германского Колледжа при Университете г. Карлсруэ. Я полагаю, коллега госп. Шпинер, взявший на себя организацию Российско-германского Колледжа, обязательно расскажет о нем. Координатором Колледжа является, кстати, госп. Горохов, уже давно работающий в Карлсруэ в качестве профессора. Во всяком случае можно сказать, что без проф. Степина не были бы возможны ни Российско-германский Колледж, ни основаннаф вчера в Карлсруэ (совместнос фондом Горбачева) международная Академия устойчивого развития и технологий, ни визит Горбачева в Карлсруэ в прошлом году.

Объединение Германии можно сопроводить изречением: «Спасибо Горби!». Здесь в Карлсруэ оно должно звучать так: «Спасибо Стёпи(н)!» И вдобавок, конечно, следует сказать: «Спасибо Горохов», ибо последний с безграничной отдачей посвятил себя созданию этого постоянно развивающегося сотрудничества и до сегодняшнего дня продолжает им неустанно заниматься (engagiert).

Немного о биографии Вячеслава Семеновича Степина. Он родился в 1934 г. в г. Навлияр Брянской обл. Он сдал экзамены на философском факультете Белорусского государственного Университета в Минске и получил кроме того диплом по физике (на физическом факультете того же Университета); так что он – дважды дипломированный специалист. Затем он работал ассистентом профессора в Белорусском техническом Институте тоже в Минске, где и произошло описанное в начале событие. С 1974 г. он – associated профессор философии Белорусского Университета в Минске – т.е. он сменил Технический институт на Университет – и с 1979 г. – полноправный профессор. Затем он преимущественно работал в Москве, сначала как директор Института Истории Естественных наук и Техники, как я уже говорил, и с 1987 и 1988 г до сего дня (его только что перевыбрали) – как директор Института философии Российской Академии наук и, одновременно, как руководитель кафедр в Московском государственном Университете и в Государственном Университете Гуманитарных и общественных наук. В 1987 г. он был избран членом-корреспондентом, а в 1994 – действительным членом Российской Академии наук. Декан уже коротко назвал основные области его научных интересов: теория познания, методология и история наук, иначе говоря – теория естественных и общественных наук в историческом и общественно-научном плане, далее – социальная философия, философия культуры, философская антропология. Ему принадлежат более 250 работ, среди них – 17 книг, некоторые из которых мне, пожалуй, следует здесь назвать: «Методы и идеалы научного познания» (1970), «Идеалы и нормы научного исследования» (1981), «Рефлексия как теория методологии научного познания» (1985) – все эти книги вышли еще в Минске, «Научные революции в динамике культуры» (1987). В новых работах, как видите, идет речь в основном о динамике общественных наук в культуре и, в целом, об их влиянии на науку и картину мира. Далее: «Философская антропология и научная теория» (1992), «Научна картина мира в культуре техногенной цивилизации» (1994) «Философия науки и техники» (1995), «Эпоха изменений и прогнозов на будущее» (1996). Все эти книги, естественно, написаны на русском. Впрочем, госп. Степин опубликовал также целый ряд статей на английском и немецком языках, в которых рассматриваются названные темы. Я не могу и не хочу говорить здесь о них детальнее.

Позвольте мне выделить восемь центральных пунктов и новых результатов его работ(ы):

1. Конструктивность нучного познания. Принципиальная конструктивность выделяется им в качестве основополагающей методологической концепции. (Что во многом соответствует моей идее об интерпретациях схем и методологическому конструкционизму схемных интерпретаций). При этом он особо выделяет конструктивное введение гипотетических абстрактных объектов, что сегодня обычно называют конструированием теоретических сущностей, особенно в теоретической физике. Наши концепции ненаблюдаемых микрообъектов сначала представляли собой такие теоретические сущности. Так было с атомами в начале века, а сегодня еще – с элементарными частицами и кварками. Естественно, это очень напоминает работы западных ученых, таких как Роман Харр и другие, или, как уже сказано, интерпретационный конструкционизм.

2. Но Степин подчеркивает также и отношение между этими абстрактными объектами и пытается в противоположность или в дополнение куновской идеи парадигмы как образца соответсвующих ей научных теорий и научных сообществ ввести то, что он называет «конструктивным субстанциированием» схем и парадигм. При этом анализируется применение метафор, аналогий, образов схем. Он критикут и развивает модель Томаса Куна, которая, по существу, была перенята тем от гениального польского теоретика науки Людвига Флека (что выяснилось только спустя десятилетия) и отчасти развита вместе с Полем Фейерабендом.

3. В результате развития, изменения или дополнения куновских идей он пришел к концепции того, что он называет «парадигматическими трансплантациями» - новому виду научных революций, лишенных соответствующих куновских кризисов нормальной науки. Т.е. даже благодаря простому взаимодействию различных наук возникают при определенных обстоятельствах научные переломы в одной или двух или большем числе соответсвующих дисциплин. Это достаточно старая идея, высказанная еще Готтл-Отлилиенфельдом в 1916 и 1923 г. по отношению к экономике и развитию наук. Степин же одним из первых обогатил этой идеей научно-теоретическую философию, поскольку еще до развития, скажем, историцистского конструктивизма, так называемой «сильной программы» Эддинбургской школы в социологии, он установил и попытался проанализировать влияние динамики ценностей и социального резонанса.

4. Это естественным образом привело его к учету систематических аспектов научной теории и истории науки. В своей работе он всегда опирался на исторический материал.

5. Эта тематика описывает, как идеалы, ценности, нормы, социальные структуры и соответсвующая динамика определяют нашу картину мира – сначала научную, а потом и более общую.

6. В конечном итоге он пришел даже к определенного рода «пост-неклассической» концепции науки. Он увидел, что классическая наука, ориентирующаяся на классическую теоретическую физику механицизма и детерминизма, дополняется и, соответсвенно, замещается неклассической наукой – той, которую мы имеем с начала века, например, теорией относительности и квантовой механикой, при том что экспериментирующий субъект (по крайней мере, в квантовой механике) приобретает решающую роль. Для него стало очевидным, что в пост-неклассической науке (немного странная терминология) социальные ценности и историческое развитие тоже ведут к известному субъект-объектому ограничению и ограничению исследовательских средств – т.е. к общему ограничению научно-познающего субъекта, представленного (и, по его мнению, конструктивно описываемого) объекта и применяемых операциональных и оперативных средств. Таково техни(цисти)ческое обоснование научного процесса в социальном окружении. Схожих взглядов придерживаются сегодня, начиная с середины 80-х, также Рональд Жир и Ян Хакинг. Степин был здесь пионером (как и Флек по отношению к Куну). Основная идея состоит в том, что получение знания, в известном смысле, всегда ограничено: с одной стороны – практикой, экспериментальными методами и теоретическими установками, а с другой – влиянием ценностных установок. При этом следует, конечно же, различать разные уровни. Общественнные ценности, конечно же, не входят в объективный язык научной и, в частности, физической теории. Однако то, какие соображения побеждают и каким методам отдается предпочтение, всецело определяется на метауровне общественной динамикой. Степин одним из первых попытался применить отдельные установки синергетики Хакена – или «кооперативные эффекты», как он их называет – применить еще до бума теорий хаоса комплексые (нелинийные) динамические системы на четком философском основании. Ему было совершенно ясно, что там отчасти имеют место вероятностные системы – или даже такие системы, которые не могут быть описаны вероятностными данными. Таково состояние дискуссий вплоть до сегодняшнего дня. В настоящее время еще не существует по-настоящему общей теории не детерминированных систем, например, систем с хаотическими явлениями. Теория хаоса, как известно, является теорией детерминированной системы. Теорию с фрактальными аттракторами на вероятностной основе еще только предстоит создать. Во всяком случае, переход от нее к теории системных связей очень похож на мою, с начала 70-х годов рзвиваемую концепцию информационного и системно-технологического общества, научных дисциплин и «информационной, системно-технологической эпохи». Правда, Степин сильнее подчеркивает включенность в социальные нормы, ценности и связи.

7. Тут особенно настоятельно встает проблема «культурных универсалий» в техногенном обществе, а также при научном объяснении – в частности, культурных универсалий технического свойства. Степин попытался по крайней мере постулировать нечто вроде типов универсалий для специфических культур, а также для культуры вообще. Он полагает, что традиционные философские категории суть «отражения» этих «культурно-вариированных концептов», и что они также могут быть поняты на некоем общекультурном, социально-философском и антропологическом основании. Как он говорит, они реализуются во всех областях. Обобщение частных структур и культур является таким образом важной функцией, ведущей к отбору социального опыта в нашей повседневной жизни. Далее: «категориальная структура сознания». На примере истории представления о пространстве он описал, как от средневековья через Ренессанс структура сознания может быть прослежена вплоть до теории относительности. Наконец, именно с точки зрения информационных и системно-технологических концепций общая «картина мира будущего» может быть развита только с учетом комплексной системо-динамики и соответствующих моделей. Все это, конечно, еще достаточно проблематично и гипотетично. Однако Степин настоятельно подчеркивает «универсальную интеграцию нашей культуры на нашей планете» при учете этих соответствующих установок. Однажды понятая роль комплексной системо-динамики в ее взаимодействии как с социальной проблематикой, так и с техническим прогрессом должна будет привести нас к пониманию «интеграции природы, техники, культуры и духа». Предметом будущих споров станет, является ли путь развития, отличающий нашу мировую цивиллизацию на этой планете исторически случайным, или же существует нечто вроде общей структуры всех возможных техногенных цивиллизаций. Этот вопрос остается открытым.

8. Степин посвятил себя во многом и (философско-) антропологической постановке вопросов. Он полагает, что человеческая форма – condition humaine – практически предполагает «естественное и искусственное ограничение» биологических программ и социальных эталонов. Он даже говорит в этой связи о «социальных генах». При этом вслед за Уилсоном и Деннетом он использует «меме -концепт» и пытается с его помощью отразить и описать интеграцию для упомянутых ограничений, что схоже с известными интерпретационистскими разработками.

Таковы, вкратце и выборочно, его основные достижения в философии.

Степин заметил как-то, что «важнейшим человеческим вкладом» является «преобразование мира» и «преобразование объектов», в результате которого неизбежно изменяется и сам человек. Человек изменяет себя своей техникой, своим изменением объектов, которые он, с одной стороны, произвел, а с другой – всякий раз обнаруживает в своем мире как данность. Перед лицом новых технических требований, а точнеее требований новых технологий именно от философов требуется немало работы в этом направлении, особенно под эгидой гуманности. Последнее представляется мне, также как и Степину, наиболее важным. In dubio pro humanitate – эти слова я сполным основанием мог бы приписать и госп. Степину. “In dubio pro humanitate concrete sive practica”: что означает гуманитарную и гуманную философию, которая должна стать и практической. Эту гуманность, конечно же, не следует понимать так, как ее иногда понимают сегодня в России в переходный период. Поэтому я хотел бы закончить свою речь еще одним произошедшим со мной анекдотом, ярко и впечатляюще иллюстрирующим это. Это случилось около 10 лет назад, когда одна бабушка у входа в Кремль пыталась еще раз взять плату с нас, желающих посетить расположенные там церкви, уже после того, как в качестве иностранцев мы заплатили 10 $ у главного входа (в сто раз больше чем русские посетители!). «Мы живем теперь в демократии, так что каждый может брать столько, сколько он хочет!», - довольно «метко» пояснила она. Осознала ли эта бабушка, осознала ли матушка Россия проблемы и опасности этого не чуждого и нам менталитета самодостаточности в политике, демократии и других областях? Эти проблемы, а вместе с ними и многие социальные случаи все еще ждут внимательного анализа и разбора, международной информационной, междисциплинарной, общественно-практической и, в особенности, социальной культурно-философской обработки. Поэтому не только матушка Россия, но и мы нуждаемся в российско-германской дружбе и сотрудничестве. Да здравствует росиийско-германская научная дружба!

«Druschba nauki!»

(Перевод С. Месяц)