Глава 12 Покушение

Первым желанием мадам де Монтеспан было догнать де Лувуа и вытянуть из него все, что ей хотелось узнать: в беседе она услышала имя малютки де Сен-Форжа и очень обеспокоилась. Но своему порыву она не поддалась, вернулась к себе, а на следующее утро написала министру любезную записку – мух на уксус не ловят! – с просьбой навестить ее в новых апартаментах.

Мадам де Монтеспан без устали продолжала бесконечную отделку помещения, отведенного ей под личные покои, всеми силами оттягивая день, когда ей придется в них окончательно поселиться, забыв о поездках в обожаемое Кланьи. Однако эти покои, которые должны были стать ей наказанием, она сумела превратить в сущее чудо, вызывавшее всеобщее любопытство. Все хотели ими полюбоваться, но не каждый имел честь переступить порог ее владений, и снова ей многие завидовали. Де Лувуа тоже было любопытно взглянуть на апартаменты мадам, и, не понимая, зачем, собственно, понадобился маркизе, он охотно принял ее приглашение.

Прекрасная Атенаис ждала его в ослепительной гостиной, отделанной белыми с золотом резными деревянными панелями. Мебель, изготовленная лучшими краснодеревщиками из драгоценных пород дерева, выглядела легкой и воздушной. Ее было совсем немного. Удобные стулья радовали глаз коралловой обивкой с золотистой нитью, а еще большее удовольствие доставляла игра хрусталя, вспыхивавшего разноцветными огнями в люстре, в канделябрах и в разнообразных безделушках. Хозяйка была одета в тон убранству гостиной: платье кораллового цвета с пеной кружев не скрывало ее полноты, но помогало сиять по-прежнему безупречной бело-розовой коже. Повсюду стояли розы, их благоухание витало в воздухе, смешиваясь с более прозаическими запахами горячего шоколада и горящих поленьев в камине из белого мрамора.

– Нам есть о чем поговорить, – объявила хозяйка с порога и указала гостю на кресло. – Хотите выпить чего-нибудь горячего? Сегодня особенно ощутима близость осени...

– Кому вы говорите об осени! – вздохнул де Лувуа, вытягивая ногу, болезненно ноющую в сырые дни. – Но до шоколада я никогда не был большим охотником и предпочитаю ему крепкие напитки.

Минутой позже ему подали оправленный в золото стакан со сливовицей, и он сделал большой глоток, приготовившись к приятной беседе. Хотя невольно отметил про себя, что ощущает какое-то смутное беспокойство. Ничем не оправданное, потому что улыбка мадам де Монтеспан не сулила никаких бурь, а из своего опыта он знал, что синеглазая Атенаис умела быть просто очаровательной.

– Чем же, милая маркиза, я могу вас порадовать? – спросил он, вальяжно располагаясь в кресле и поднося к носу стакан с напитком, чтобы насладиться его ароматом.

– По сути, ничтожной малостью. Позаботьтесь, чтобы умолкли не только неприятные, но и несправедливые слухи, которые бог знает почему никак не забудутся, хотя срок их, как всякой клеветы, давно истек.

Атенаис смотрела на де Лувуа с улыбкой, но теперь сливовица показалась ему уже куда менее ароматной.

– Какие слухи?

– Неужели не знаете? Те самые мерзкие россказни, которые вот-вот погубят невинную женщину и которые уже отправили ее мужа в могилу.

Лицо де Лувуа налилось кровью, и он поднялся с кресла.

– Мадам! Я отвечаю за главную составляющую нашего королевства – за спасение душ его подданных! Надеюсь, вам не составит труда понять, что у меня нет времени заниматься придворными сплетнями!..

– Прежде чем заботиться о спасении душ французов, стоит позаботиться о спасении собственной души, которая, как мне кажется, в большой опасности. Я думаю, вам пора вернуть честное имя мадам де Сен-Форжа, которое вы с такой легкостью позволили очернить.

– Я сказал вам, что занят государственными делами. Оставьте в покое эту историю, слухи угаснут сами собой.

– Не думаю, потому что вы сами тайком продолжаете их разжигать.

Де Лувуа выпил стакан до дна, резким движением поставил его на стол, взял трость и направился к двери.

– Прошу вас, оставим этот разговор. Меня ждут.

– Ничего, подождут! Эта дверь открывается только по моему приказу.

Он недовольно засопел, поведя тучными плечами.

– Вы хотите сделать из меня узника? Я вам не завидую, я неудобен. Но покончим с нашей беседой. Чего именно вы от меня хотите?

– Хочу, чтобы вы сказали королю правду.

– Какую правду?

– Что вы несколько раз учинили насилие над Шарлоттой и она никак не может считаться вашей любовницей.

– Мне кажется, вы поклялись хранить признание в секрете? Или я ошибся?

– Вы не ошиблись. Но я не предполагала, что беда обернется катастрофой. Я беру свои слова обратно.

– Хорошие же у вас клятвы! Напоминаю вам, я признался, что люблю ее.

– Вы обманываетесь, считая, что вам ведома любовь. Верните ей возможность жить, никого не стыдясь, иначе...

– Иначе что?

– Иначе, к моему большому сожалению, я сама буду вынуждена открыть королю правду!

Если мадам де Монтеспан намеревалась напугать министра, она ошиблась: он рассмеялся.

– Откройте. Я буду крайне удивлен, если он отнесется к вашим откровениям серьезно. Я вообще не знаю, захочет ли он вас слушать. Вы больше не всемогущая фаворитка, моя дорогая. Другая завладела умом и сердцем короля, и эта другая вас ненавидит. Скажу вам больше: ваши откровения могут стать поводом для немилости. Желая напасть на меня, вы сократите свой путь к неизбежному. Нет, мадам, я ничего не скажу королю! Я необходим ему, он во мне нуждается! А что касается прелестной Шарлотты, я вполне способен обеспечить ее счастье, когда она наконец поймет, что ей не от кого ждать добра. За исключением вашего покорного слуги. Извольте приказать, чтобы мне открыли, – и де Лувуа поклонился маркизе.

Побелев от сдерживаемого бешенства, мадам де Монтеспан процедила:

– Вы самонадеянное ничтожество, месье де Лувуа! И надеюсь, придет день, когда вы за это заплатите.

– Надежда умирает последней, маркиза.

После этой фразы приказ проводить господина де Лувуа был отдан с большим удовольствием. Оставшись одна, маркиза заметалась по комнате, пытаясь успокоиться и понять, что же делать дальше. Впервые ей осмелились заявить в лицо, что она уже не та, чем была когда-то. Оскорбление было тем чувствительнее, что она и сама не обольщалась на этот счет, день за днем наблюдая, как ее былая власть обращается в прах. Однако власть властью, но ей невыносима была мысль, что омерзительный, грубый хам и негодяй так легко отделался. Еще невыносимее была тревожная мысль о том, что юной графине де Сен-Форжа всерьез грозила опасность. Как только короля убедили лишить ее своей милости, она осталась без всякой защиты. С ней могло случиться все, что угодно. А чудовище продолжало настаивать, что любит ее...

Походив еще по своей сияющей гостиной, маркиза приняла решение, позвала Като и распорядилась, чтобы заложили самую скромную карету, темно-синюю, с небольшим гербом.

– Сходи в конюшню, а потом поможешь мне переодеться. Я еду в Париж, но не хочу, чтобы об этом знали.

– Я еду с вами вместе?

– Нет. Ты будешь охранять дверь в мои покои: для всех – я выпила лекарство и никого не принимаю. Кроме моей сестры, госпожи де Тианж, ей ты расскажешь все. А теперь поспешим.

– А если придет король?

– Я буду крайне удивлена, – с горечью отозвалась маркиза. – Королю ты объяснишь, что я поехала навестить больную подругу. И ни слова больше.

Через четверть часа маркиза в темном платье, в черном плаще с капюшоном и под вуалью приказала кучеру отвезти ее в Париж и, только проехав заставу ла Руль, сообщила, куда они поедут дальше.

– Отвези меня в Шатле, Лука, – распорядилась она. – Когда подъедем к замку, ты пойдешь и спросишь, примет ли господин де ла Рейни «одну из своих знакомых».

Еще через полчаса Лука остановил лошадей под сумрачным сводом старинной тюрьмы. Господин главный полицейский был готов принять свою гостью, и маркиза де Монтеспан, подхватив обеими руками юбку, стала подниматься по старинной лестнице так быстро, как только ей позволял ее немалый вес. Средневековая винтовая лестница с крутыми каменными ступенями перевидала на своем веку немало гостей: и жалких, и родовитых...

Господину де ла Рейни достаточно было одного взгляда, чтобы, несмотря на предпринятые предосторожности, узнать «знакомую», которая нанесла ему визит. Но, отдавая дань ее усилиям остаться неизвестной, он сдержанно поклонился ей и предложил сесть, а секретарю сказал, чтобы до нового распоряжения в кабинет никого не пускали, закрыл дверь поплотнее и, вернувшись, не сел за стол, а наклонился к фигуре, закутанной в черное.

– Очевидно, вам нужно сообщить мне что-то чрезвычайно важное, мадам, если вы отважились приехать сюда?

– Трудно отказать вам в проницательности, господин главный полицейский, – отозвалась дама и подняла вуаль, показав свое улыбающееся лицо. – И вы совершенно правы. Я очень обеспокоена и приехала просить вас защитить мадам де Сен-Форжа всеми доступными вам средствами, потому что, мне кажется, ей грозит большая опасность. Полагаю, что вы не находитесь в неведении относительно положения, в каком она оказалась после смерти своего супруга. Ее сочли виновной в его гибели, и король написал ей письмо, запретив появляться при дворе.

– Вот как! Этого я не знал. Но вы в самом деле уверены, что удаление от двора так уж болезненно для нее? Ей по душе славный Сен-Жермен, и она чувствует себя там... вполне счастливой.

– Счастливой? После того, что она претерпела от гадкого Лувуа? Вы неудачно выразились!

– Я хотел сказать, что, нося траур и не имея склонности к бурной жизни, к которой привыкли в Версале, пребывание в стороне от двора не покажется ей большим наказанием.

– Вы меня удивляете, господин главный полицейский. Я считала, что вы всегда видите суть вещей. Неужели вы решили, что я, не теряя ни минуты, помчалась к вам только для того, чтобы просить вам помочь Шарлотте занять место в серале? Я напоминаю вам, что побудительным мотивом моего визита была просьба защитить молодую даму.

– Да, это очевидно. Простите меня и соизвольте сказать, откуда ей грозит опасность.

– А как вы думаете сами? Разумеется, от де Лувуа. Он питает к ней ту слепую, безудержную страсть, которая сметает все на своем пути, в том числе и доводы разума. Он сделает все, чтобы вновь заполучить ее в свои руки.

– Откуда вам это известно?

– От него самого. Вчера я застала его за доверительной беседой с человеком-дьяволом, шевалье де Лорреном.

– Но они терпеть друг друга не могут!

– Теперь у них появился общий интерес, и это – бедняжка Шарлотта.

– Признаюсь, я не могу понять, что от нее нужно шевалье де Лоррену.

– Я тоже... Но от него можно ожидать чего угодно! Короче говоря, я пригласила де Лувуа к себе и настоятельно просила о том, чтобы он вернул графине ее честное имя, открыв королю правду относительно ее злосчастного пребывания в его охотничьем домике.

– Правду? Вам она известна?

– Разумеется. Лувуа лично признался мне во всем, взяв с меня клятву хранить тайну и извиняя себя безумной страстью, которая вынудила его привязывать несчастную к кровати, опаивать с помощью слуг снотворным и таким образом добиваться своего три ночи подряд. Четвертой не было, потому что явилась мадам де Лувуа и всех разогнала. Но теперь одержимый думает только о том, как бы ему вновь заполучить Шарлотту, а уж спрячет он ее так, что ее никому не удастся найти.

– Он вам так сказал?

– Нет, но это подразумевалось. Когда я пригрозила ему, что сама скажу королю правду, нарушив клятву, которая больше для меня ничего не значит, он расхохотался. И сказал, что своим разговором я только ускорю неминуемую немилость короля, – последние слова мадам де Монтеспан прозвучали очень горько. – В нем король нуждается, в то время как во мне...

– Да, король нуждается в нем, в этом нет никакого сомнения... Хотя было бы куда лучше, если бы королевские решения осуществляла не такая зверская рука, превращая их в сущий кошмар. А что касается вас, то сладостные часы, которыми король вам обязан, никогда не сотрутся из его памяти и, к сожалению, из памяти той, которая находится с ним рядом...

Маркиза смахнула набежавшую слезинку.

– Благодарю вас, господин де ла Рейни! Спасибо за утешительные слова. Но скажите мне, что мы теперь будем делать?

Де ла Рейни распрямился и начал мерить кабинет шагами.

– Что мы можем сделать для мадам де Сен-Форжа? Хорошо, что вы поспешили ко мне без промедления. Надо будет установить наблюдение за ее домом. Как вы думаете, каким образом враг собирается напасть? Устроить похищение?

– Мне кажется, да. Что может быть проще? Шарлотта, по существу, беззащитна. Несколько слуг, немолодая кузина и друг-старичок. Я знаю, что она редко уезжает из дома, чаще всего – к герцогине Орлеанской, которая неизменно благоволит к ней, но теперь, после письма короля, ее привязанность мало что значит. Я уверена, что принцессе запретили поддерживать какие бы то ни было отношения с опальной Шарлоттой.

– Запретить что-то герцогине Орлеанской нелегко, у нее такое горячее сердце... Но, возможно, в ней-то все и дело, может, тут и кроется общий интерес, который объединил де Лувуа и шевалье де Лоррена? Вообразим: одна из скромных карет с гербом Орлеанского дома приезжает в Сен-Жермен за мадам де Сен-Форжа, которую срочно хочет видеть герцогиня Елизавета. Какие основания у Шарлотты не поверить и отказаться?

Де ла Рейни размышлял вслух, и маркиза, внезапно побледнев, вскочила на ноги.

– Господи! Вы правы! Нужно предупредить ее, и немедленно. Нравится это королю или нет, но я еду в Сен-Жермен! И может быть, лучше увезти ее ко мне... потихоньку? Я могла бы спрятать ее у себя.

– Да, если вы ручаетесь за своих слуг, но...

Дверь в кабинет распахнулась, на пороге стоял Альбан. Он был бледен и гневен.

– Простите, я невольно услышал ваш разговор. С вашего разрешения или без него, я скачу в Сен-Жермен!

Де ла Рейни не успел и слова сказать, как сапоги Альбана быстро-быстро застучали по ступенькам лестницы.

– Кто это? – осведомилась маркиза, придя в себя от удивления.

– Мой родственник и, наверное, самый близкий друг. Он нашел мадемуазель де Фонтенак, когда она убежала из монастыря, и привез ее к мадам де Брекур.

– Наверное, не стоит даже спрашивать, влюблен ли он в Шарлотту?

– В самом деле не стоит. Со времени ее замужества он стал настоящим мучеником. Но до сих пор не знал о чудовищном обращении де Лувуа с несчастной узницей. Прошу меня извинить, мадам, но я поспешу за ним. Если ему по дороге попадется насильник, тому не жить.

– Он способен на такое безумие? Его не помилуют.

– Он думает не об эшафоте. Так что, если позволите...

– Поедемте вместе! Внизу меня ждет карета, у меня хорошие лошади, они мигом домчат нас до Сен-Жермена. Вы вразумите молодого безумца, а я займусь Шарлоттой. Если нам повезет, с божьей помощью мы избежим несчастья. И я ускорю свою опалу или нет, но непременно поговорю с королем!

Несколько минут спустя в сопровождении двух конных стражников, которые расчищали карете дорогу, главный полицейский и та, которая совсем недавно во время процесса ведьм могла стать его жертвой, сидели рядышком и катили вдоль берега Сены.

Но как ни быстро бежали лошадки маркизы, они не могли догнать Альбана. С адскими муками в душе – его мучили угрызения совести за то, что он поверил наговорам, распаляла ярость против обидчика и страх, что он не успеет, – он мчался быстрее ветра.

Пока вряд ли что-то всерьез угрожало молодой женщине, но Альбан мог обрести спокойствие, только увидев Шарлотту, только упав к ее ногам с мольбой о прощении за то, что в помрачении чувств поверил, будто она по своей воле отдалась чудовищу де Лувуа, только приняв меры по ее охране. Альбан был готов спать у ее дверей, как верный пес. Никто еще не проезжал путь от Парижа до Сен-Жермена с такой скоростью. Похоже, что конь Альбана мчался с неистовством той бури, что бушевала в груди хозяина.

Наконец-то мост, крутая улица, ворота дома. Альбан спрыгнул на землю и зазвонил в колокольчик так неистово, словно оповещал о пожаре. Он назвал свое имя прибежавшему слуге, вошел во двор и передал узду коня мальчишке.

– Мадам де Сен-Форжа! Я должен немедленно ее увидеть!

– Но госпожа графиня... – начал мальчуган. Перед Альбаном появилась мадемуазель Леони, привлеченная отчаянным звоном колокольчика, и закончила фразу:

– Только что уехала. Мадам де Монтеспан прислала за ней карету, ожидая ее в Кланьи для срочного разговора. Что с вами? Входите! Вы больны? Вы едва держитесь на ногах!

Мадемуазель Леони протянула руку, желая помочь Альбану, но он, побледнев как смерть, с проклятием рухнул на ступеньки крыльца. Мадемуазель Леони в испуге всплеснула руками.

– Что с ним?! Он болен! Мерлэн! Мерлэн! Несите коньяк! Ему дурно, честное слово!

Сердце колотилось у Альбана в горле, дыхание пресеклось, он хотел ответить, но не мог. Ему принесли в стаканчике коньяк, он проглотил его залпом, задохнулся, на глазах выступили слезы, перепуганная мадемуазель Леони принялась колотить его по спине. Наконец Альбан с трудом выговорил:

– Маркиза... сейчас... в Шатле... она... говорит... с господином де ла Рейни...

– Что? Но тогда... Что же это значит?..

– Гадина Лувуа... украл ее...

– О господи!

У ворот вновь зазвонил колокольчик, громко оповещая, что прибыла карета, и вот уже два других гостя въехали во двор. Увидев Альбана, де ла Рейни сообразил, что произошло, и выскочил из кареты, не дожидаясь ее остановки. Мадам де Монтеспан вышла пятью минутами позже. Ей рассказали о похищении, и она проговорила:

– Как видите, мы оба были правы, однако дьявол оказался хитрее, чем мы думали. Вы предположили, что он воспользуется каретой герцогини Орлеанской, а он вздумал отплатить мне за утреннюю угрозу. Что же теперь делать?

– Сначала войдите в дом, – предложила мадемуазель Леони, изо всех сил стараясь сохранить спокойствие и трезвый разум. – Начинается дождь, и если мы промокнем, это мало чем поможет Шарлотте.

Предложение было разумным, но Альбан не желал терять ни секунды. Он уже пришел в себя и вновь стал комиссаром полиции при исполнении служебных обязанностей.

– Сейчас нам не до разговоров. Опишите карету и скажите, кто в ней сидел.

– Карета похожа на ту, что только что приехала, тот же герб, и кучер на козлах в такой же ливрее.

– Но мне она не принадлежит, – немедленно заметила мадам де Монтеспан. – У меня всего три кареты – эта, парадная и для долгих путешествий.

– Внимательнее всех рассмотрел карету господин де Булюа. Он по меньшей мере трижды обошел вокруг нее, пока я принимала молодую женщину, которая привезла письмо.

– И где же это письмо?

– Думаю, Шарлотта взяла его с собой.

– А кто его передал?

– Одна из камеристок мадам де Монтеспан, которую, как видно, знала и Шарлотта, ее зовут Жанна Дебюи.

– Эта девица больше у меня не служит, я выгнала ее три месяца назад, она воровка, – снова раздался голос мадам де Монтеспан.

– Похоже, она нашла себе новую службу, – заметила мадемуазель Леони. – Мерлэн! – обратилась она к подходившему к ним мажордому. – Разыщите, пожалуйста, господина Исидора.

– Именно этим я и занимался, мадемуазель. Я видел, как он вышел из дома, когда карета стояла еще во дворе, но он не возвращался, и я никак не могу его найти...

– Где же он может быть?

– Потом мы разыщем и его, – пообещал де ла Рейни. – Постарайтесь еще раз как можно подробнее описать карету.

– Это не трудно, господин главный полицейский, она точная копия той, на которой приехали вы с мадам де Монтеспан, – тоже темно-синего цвета, внутри обита серым бархатом. Что касается гербов, то, думаю, и гербы были те же, что у маркизы.

– Еще один вопрос! – воскликнул Альбан. –В какую сторону она направилась? В сторону Парижа?

– Нет, она направилась в сторону замка.

– Спасибо! Я непременно должен догнать ее. Иначе...

– Иначе что?

– Он скажет мне лично, куда ее запрятал! – яростно выкрикнул Альбан.

– Ты будешь делать то, что я скажу! – сердито произнес де ла Рейни. – Мы поговорим обо всем завтра утром!

Но Альбан, поклонившись скорее по привычке, чем из вежливости, уже торопился к своей лошади. Отвязав ее, он вскочил в седло и вихрем умчался со двора. Господин де ла Рейни и маркиза де Монтеспан только посмотрели ему вслед.

– И много у вас в полиции таких красивых молодых людей? – осведомилась прекрасная Атенаис. – Я надеюсь, Шарлотта обратила на него внимание?

– На этот счет не волнуйтесь, – вздохнула мадемуазель Леони. – В этом-то и драма: большая взаимная любовь и непреодолимая пропасть...

– Не огорчайтесь, чего только в жизни не бывает... У вас найдется для меня что-то горячее? Я промерзла до костей. Господин де ла Рейни, моя карета в вашем распоряжении. Я думаю, мне лучше задержаться и подождать новостей здесь... Если, конечно, хозяева согласны принять меня. А карету вы мне вернете завтра.

Мадемуазель Леони вспыхнула от удовольствия: провести вечер в обществе прославленной маркизы де Монтеспан! Да об этом можно только мечтать!

* * *

Час за часом Альбан объезжал округу, останавливаясь, расспрашивая людей, которые, как ему казалось, могли заметить изящную карету, лошадей, кучера, еще что-нибудь, но все напрасно. Никто ничего не видел и не заметил. Да оно и понятно. Во-первых, сумерки были сырыми и туманными, во-вторых, сильно похолодало и все, кто еще не добрался до дома, думали только о том, как бы поскорее оказаться в тепле. Один только караульный возле дворца, шагавший туда и обратно, пытаясь согреться, сказал, что видел именно такую карету, и она направилась в Пуасси. Альбан поскакал в указанном направлении, но уже так стемнело, что выследить карету оказалось невозможно. Тогда он решил, что карета, доставив в назначенное место драгоценный груз, непременно поедет обратно, возвращаясь в версальские конюшни. Поэтому он добрался до ближайшего лесного перекрестка, спешился и приготовился ждать. Но прежде чем расположиться на траве, он достал из седельной сумки попону, которую всегда возил с собой для подобных случаев, и укрыл своего коня.

Эту ночь Альбану было суждено провести в одиночестве: мимо не проехала ни одна карета, ни одна повозка. К рассвету он заледенел от холода и трясся от ярости: картины, которые посещали его воображение во время бодрствования, любого свели бы с ума. Как только рассвело, он вновь принялся за поиски: на влажной земле ясно отпечатались следы кареты, но вскоре дорога вновь стала мощеной и следов на ней было не различить.

Расположение духа молодого человека не улучшилось. Теперь он испытывал по отношению к Лувуа беспощадную, слепую ненависть, которую чувство бессилия только усугубляло. Враг оказался предусмотрителен и коварен, он переманил к себе на службу камеристку мадам де Монтеспан, украл или подделал одну из ее карет, желая замешать в гнусную историю и маркизу, сделав ее посредницей своей низкой похоти. Альбан и не подозревал, что грубое чудовище способно на такие козни. Он перешел все границы! Чаша переполнилась. Он заплатит за свои преступления! К тому же если кто и знает, где спрятана Шарлотта, то только он! Значит...

Прекратив поиски, Альбан Делаланд, не заезжая в особняк де Фонтенак, поскакал галопом к дороге, ведущей в Версаль...

* * *

А обитателям особняка Фонтенаков эта ночь тоже показалась чрезвычайно длинной. Участь Шарлотты и необъяснимое исчезновение господина Исидора мешали всем улечься в постель и спокойно спать. Маркиза, кстати сказать, и в обычное время никогда не ложилась рано – весьма тягостная привычка для ее окружения. А если вдруг ей хотелось развлечься, то в ход шли и музыка, и чтение. К тому же она любила, чтобы у нее в спальне было светло как днем. Мадам де Монтеспан терпеть не могла потемок. Странная особенность для женщины, известной своей отвагой. Она свидетельствовала лишь о том, что в каждом человеке таится множество фобий, о которых он даже, возможно, и не подозревает.

Мадемуазель Леони давно уже спала часа по три-четыре и была в восхищении, что ей выпал случай коротать ночь с одной из самых необыкновенных женщин королевского двора. Она воспользовалась этим единственным в своем роде случаем и каких только вопросов не задала маркизе. Расспросила ее обо всем: о детстве в отцовском замке в Пуату, о воспитании в монастыре, о службе фрейлиной при дворе юной Генриетты, герцогини Орлеанской, о замужестве с маркизом де Монтеспан и, наконец, о взаимной страсти, соединившей ее с королем. Задала она вопрос даже о дружбе с Луизой де Лавальер, переродившейся потом в соперничество.

– Я никогда не питала зла к Луизе, а поначалу была искренне к ней привязана. Моя симпатия к Шарлотте отчасти объясняется тем, я думаю, что она так похожа на Лавальер, хотя совершенно непонятно, откуда взялось это сходство...

– Каприз природы. Не помню, от кого я слышала, что у каждого из нас где-то есть двойник. Но глядя на вас, мадам, в это невозможно поверить.

– Полноте, почему бы и нет, в конце концов?

Нескончаемая болтовня за печеньем и аликанте была лишь отвлечением, за которым таилось грызущее беспокойство: они старались не думать о том, что сейчас происходит с Шарлоттой там, куда увезла ее темно-синяя карета. Мадемуазель Леони всеми силами отгоняла от себя страшную мысль, что молодая женщина, вновь оказавшись в руках своего палача, попытается покончить с собой... Отгоняла и никак не могла отогнать.

Уже светало, когда наконец обе дамы надумали отдохнуть. Но не прошло и двух часов, как в вестибюле раздался громкий шум, и они соскочили с кроватей, куда прилегли, не раздеваясь, и побежали к лестнице, а потом вниз. Там им стало ясно, почему так громко хлопали двери и так громко перекликались голоса, – на банкетке посреди вестибюля лежал мокрый до костей, весь в грязи господин Исидор. Он был не в силах пошевелиться от усталости, а Фромантен, опустившись на колени, снимал с него сапоги. Услышав шаги, господин Исидор открыл глаза, хотел заговорить, но из горла у него вылетел только хрип. Но когда он прокашлялся, ему удалось выговорить:

– Я знаю, где она! Надо немедленно предупредить господина де ла Рейни. Пусть едет... Со своими людьми...

Глаза у него закрылись, и он съехал с банкетки, едва не повалив Фромантена. Господин Исидор потерял сознание.

Несколько минут спустя он уже лежал в постели с тремя подушками под головой. Его распухшие ноги, ступни которых были покрыты водяными мозолями, смазали миндальным маслом и обернули мягкими тряпочками. Свои силы господин Исидор подкреплял горячим шоколадом, а Мерлэн тем временем уже скакал в Париж, везя в кармане письмо от мадам де Монтеспан главному полицейскому.

Господин Исидор рассказал, как, оглядывая поддельную карету с гербами маркизы, он вдруг ощутил прилив своеобразного озорного вдохновения; сгустившаяся тьма подсказала ему, что он может отправиться в путь на запятках, где обычно ездят лакеи. И он устроился там не без удобства; серый, почти черный цвет его одежды слился с темным покрытием кареты.

– Что за безумство! – рассердилась мадемуазель Леони. – В ваши-то годы!

– В мои годы! В мои годы! Что вы твердите мне о годах! Запомните, от природы я человек энергичный, нажил кое-какие мускулы и вполне могу на них рассчитывать. И вот вам доказательство...

– Позвольте ему продолжать, – нетерпеливо вмешалась маркиза. – Итак, вам удалось уехать вместе с похитителями и они не заметили вашего присутствия. И куда же направилась карета?

– Она поехала в небольшое имение на берегу Сены, неподалеку от Пуасси. Когда мы тронулись в путь и стали подниматься к замку, я был уверен, что мы сейчас повернем к дороге на Версаль, что было бы совершенно естественно, если бы мы ехали к вам в гости, госпожа маркиза. Но ничего подобного! По счастью, я неплохо знаю здешние места. В детстве мы с моим братом часто проводили летние месяцы у тетушки, которая жила в Пуасси. Мы, бывало, ходили...

– О детстве вспомним потом! Продолжайте рассказ, я вас умоляю!

– Он короток. Я понял, что мы едем не в Кланьи, и стал вдвое внимательнее. Мы пересекли лес, доехали до реки, но через нее не переезжали. Карета повернула налево, поехала по берегу до огороженного стеной парка и остановилась у красивой решетки. Я понял, что мы прибыли к месту назначения, и соскочил с запяток, чтобы не быть пойманным. Карета въехала в ворота, а я остался ее ждать. Ждал я недолго, примерно с полчаса. Затем решетчатые ворота снова открылись, и карета выехала обратно. Я собрался вновь забраться на запятки, думая, что карета поедет в сторону Сен-Жермена, но интуиция, слава богу, подсказала мне, что делать этого не стоит.

– Вашей интуиции можно позавидовать! Вам впору работать ясновидящим! – пошутила мадемуазель Леони.

– И я оказался прав! Карета вновь двинулась вдоль Сены, но уже не на юг, а на север. Мне оставалось только как можно лучше заметить место, куда доставили несчастную Шарлотту. Я оторвал от подкладки камзола лоскуток и привязал его к решетке возле стены в незаметном месте, чтобы не ошибиться.

– Но когда проклятая карета выехала из-за ограды, как вы узнали, что Шарлотты в ней больше нет? Они могли всего лишь заехать в Пуасси, а потом повезти ее дальше, в более глухое и отдаленное место.

– Нет. Женщина, которая здесь передавала письмо, сидела в карете одна. Шторы в карете были подняты, а до этого они были опущены. Мне оставалось одно: возвращаться домой пешком, другого выхода не было. Вы представить себе не можете, какой долгой показалась мне обратная дорога!

– И по дороге вы никого не встретили?

– Ни единой души! Лес предназначен для королевской охоты, даже разбойники его избегают. Если сторожа обнаружат там постороннего, вздернут на первом же дереве, не спросив даже имени. Благодарение небу, я не встретил и сторожей. Мой жалкий вид мог бы здорово меня подвести. А сейчас я вам буду очень благодарен, если мне позволят немного поспать. Не думаю, что господин де ла Рейни появится здесь раньше вечера.

Три часа спустя в карете маркизы де Монтеспан приехал господин де ла Рейни в сопровождении десятка вооруженных всадников. Исидора, спавшего сном праведника, извлекли из теплой постели, обули в домашние туфли и усадили в карету.

– Сожалею, – извинился господин де ла Рейни, – но без вас никак не обойтись, только вы можете помочь нам отыскать разбойничье гнездо.

– Не стоит извиняться! Такое приключение я не упустил бы ни за что на свете.

Маркиза уселась рядом с господином Исидором, она тоже горела желанием оказать посильную помощь и принять участие в приключении. В темном плаще с капюшоном и под вуалью она вполне могла сойти за свою бывшую камеристку. С ее помощью главный полицейский собирался проникнуть в частное владение самого могущественного после короля человека во Франции. На законных основаниях он не мог этого сделать, так как у него не было королевского приказа, единственного документа, который предоставлял право вторгаться во владения министра.

– Как только мы выручим из беды Шарлотту, я увезу ее в Кланьи, – заявила маркиза. – И все расскажу королю. Пора покончить с бесчинствами де Лувуа.

– Будет ли Шарлотта у вас в безопасности? – забеспокоилась мадемуазель Леони. – Кланьи все равно что Версаль, а ей запрещено появляться в Версале.

– Вы беспокоитесь по пустякам, дорогая. Кланьи – это мой собственный дом.

– Да, но ее похитили с помощью одной из ваших бывших служанок.

– За остальных я отвечаю! И меня ничуть не стеснит, если вы приедете и останетесь с Шарлоттой. Так вы будете за нее спокойны.

– Вы слишком великодушны, и я...

– Отложим реверансы на потом! Мы не можем терять ни минуты! – вмешался де ла Рейни.

Выехали тотчас и около двух лье мчались галопом. Дождя не было, но легкая пелена тумана покрывала лес и долину Сены. Миновав Пуасси, господин Исидор без труда отыскал огороженное стеной имение. Кусочек синего шелка, привязанный к решетке, никто не тронул, как убедился де ла Рейни, выехавший осмотреть местность в качестве разведчика.

За решетчатыми воротами виднелась аллея вязов и заросший, неухоженный парк. В конце аллеи стоял красивый старинный особняк времен короля Генриха, выглядел он совсем заброшенным, однако из трубы вился легкий дымок.

Главный полицейский опытным взглядом оценил обстановку и поспешил к остальным, опасаясь привлечь к себе внимание сторожа, чей домишко виднелся у самых ворот.

– Ваш выход, госпожа маркиза, – прошептал он и вскочил на лошадь. – Туман стал гуще, и я надеюсь, что никто вас не узнает.

Карета остановилась возле решетчатых ворот, кучер спустился с козел и позвонил в колокольчик. Вышел сторож и уставился на карету.

– Вы уже вернулись? Что случилось? Госпожа де Монтеспан, лицо которой было закрыто вуалью, выглянула в окно.

– Откройте, – потребовала она, подражая нормандскому акценту своей камеристки. – Я забыла передать кое-что очень важное.

– Да неужто? Ну так передайте мне. Я не имею права открывать ворота днем. Приказ, сами понимаете...

– Эти приказы меня не касаются! Откройте мне ворота, или вы пожалеете.

– Но я-то не могу не исполнять приказа, я-то... О господи! Что вам от меня надо?

Перед воротами появился де ла Рейни, направив на испуганного сторожа пистолет:

– Ты слышал новый приказ? Открывай немедленно!

Ворота тут же распахнулись. Карета въехала на территорию особняка, за ней по аллее под деревьями поскакал де ла Рейни. Следом за ним – его люди. Последний задержался и связал сторожа, чтобы тот не смог закрыть ворота. После чего догнал своих.

Привлеченный топотом кавалькады, на крыльцо дома вышел человек. Сложением он напоминал медведя, одет был, как горожанин, в темно-зеленый суконный камзол. Его темные волосы, закрывая уши, обрамляли красное, будто топором рубленное лицо с глубоко посаженными маленькими глазками под густыми, сросшимися на переносице бровями. Деревья заслоняли от него все, что происходило у ограды, но карету он узнал и не выказывал никаких воинственных намерений. Он спустился со ступеней крыльца и подошел к карете, чтобы поговорить с приехавшей гостьей, в то время как кучер поднял штору и опустил подножку.

– Вы забыли что-то или хотите...

– Ничего. Мы приехали кое-кого забрать отсюда, – любезно ответила маркиза, выходя из кареты и поднимая вуаль.

– Но вы не Жанна...

– Нет, я не Жанна. Я та, кого она обворовала, но это не имеет значения. Я приехала за мадам де Сен-Форжа.

– Мадам... как дальше?

– Довольно, – оборвал слугу де ла Рейни, сунув ему под нос пистолет и полуразвернутый свиток с огромной красной печатью, которая могла впечатлить кого угодно. Слуга посмотрел на свиток с сомнением, но притронуться к нему не решился. – Если вы не хотите отдать нам по доброй воле особу, которую привезли сюда вчера вечером, мы обыщем дом. Сюда, ребята! – скомандовал он.

Слуга попытался противостоять вторжению:

– Месье, вы находитесь во владении господина...

– Господина де Лувуа? Я знаю об этом и повторяю вам, что действую от имени короля. Я – главный полицейский королевской полиции.

– Я тоже приму участие в обыске, – заявила мадам де Монтеспан. Она была в восторге от необыкновенного приключения. – Я обожаю осматривать чужие дома.

– Конечно, конечно, прошу вас, проходите, – пригласил ее главный полицейский.

Маркиза с большим любопытством принялась осматривать дом, который, к ее удивлению, оказался весьма сомнительной чистоты и с весьма скромной обстановкой. Отовсюду веяло запустением. Странное любовное гнездышко.

Именно маркизе повезло найти Шарлотту. Надо сказать, она не много времени потратила на поиски. Шарлотта лежала на просторной кровати, покрытой голубым узорчатым шелком, и спала так крепко, что разбудить ее не было никакой возможности. Она приоткрыла глаза, пробормотала что-то невразумительное и снова заснула.

– Сколько времени она вот так спит? – спросила маркиза женщину, которая прибежала в спальню, заслышав в ней шум, впрочем, весьма небольшой.

Женщина, крепкая немолодая простолюдинка, скорее всего жена «медведя» в зеленом камзоле, ответила:

– Ее уже привезли спящей. Я с большим трудом дала ей немного молока. Она больна или что с ней такое?

– Откуда мне знать? Думаю, ее напоили каким-то отваром. Ваш хозяин навещал ее этой ночью?

– Нет. Но сегодня вечером обязательно должны приехать и...

– Ну так у него будет сюрприз. Помогите мне одеть ее...

Шарлотта была в одной ночной рубашке из полупрозрачного муслина с кружевами. Рубашка не показалась маркизе изящной, но красота Шарлотты не могла не вызывать восхищения.

– Похоже, старый безумец поспевает всюду и не хочет терять времени. Мы тоже, так что поспешим!

Они поторопились, и минут пять спустя «медведь» усадил молодую женщину рядом с господином Исидором. Тот пришел в восторг, потому что Шарлотта положила голову ему на плечо и продолжала спать.

– Полагаю, она даже не вспомнит про дом, куда ее привозили, – заметила маркиза, глядя на Шарлотту.

– Хорошо бы узнать, чем ее напоили. Такой длительный сон может быть опасен;

– Вообще-то сонное зелье не во вкусе Лувуа. Он предпочитает живых партнерш, пусть даже злобных. Спящие красавицы никогда не были ему по нраву. Но я непременно позову своего доктора, как только мы приедем в Кланьи.

Де ла Рейни собрал свою команду – нигде никаких следов они не оставили, – и кавалькада пустилась в обратный путь. Де ла Рейни без меры был доволен успехом операции и с улыбкой сказал бывшему советнику:

– Мадам де Сен-Форжа в большом долгу перед вами, господин дю Булюа. Если бы вы не рискнули занять место на запятках, мы бы никогда ее не нашли.

– Почему вы так думаете?

– Вы весьма удивитесь, услышав, что я узнал от сторожа. Этот дом принадлежит вовсе не господину де Лувуа, а шевалье де Лоррену. Это его загородный дом, и он перестал им пользоваться с тех пор, как двор переехал в Версаль. Но он держит тут двух или трех слуг, чтобы поддерживать хоть какой-то порядок на тот случай, если дом вдруг ему понадобится. Для Шарлотты он должен был послужить перевалочным пунктом. Сегодня вечером сюда явится наш дорогой министр, чтобы забрать свою добычу и увезти ее... черт знает куда...

– Даже не полакомившись? А для чего тогда столь откровенные наряды?

– Вполне возможно, что и наряд, и состояние бесчувствия, в каком мы обнаружили Шарлотту, – все это должно было послужить его низким целям. Слуги шевалье и попросили связать их, чтобы хозяин не заподозрил их в пособничестве. У прекрасного Филиппа рука бывает очень тяжелая.

– Вот вам и подтверждение, что де Лувуа и шевалье де Лоррен великолепно спелись. Единственное, чего я не могу понять, какой интерес в этой истории у шевалье де Лоррена. Он не из тех, кто делает что-то бескорыстно.

– Не сомневайтесь, какую-то корысть он обязательно преследует. А теперь поедемте поскорее. Шарлотта нуждается в помощи, а я хотела бы вечером еще успеть съездить во дворец.

* * *

Когда Шарлотта пришла в себя, выяснилось, что обо всем случившемся с ней она хранит весьма смутные впечатления. Она хорошо помнила только отъезд из Сен-Жермена вместе с Жанной Дебюи. Камеристка ужаснулась ее бледности и уговорила выпить «лекарство от сердца», протянув серебряный флакон. А потом последовал провал памяти и отдельные туманные картины: например, она помнила, что ее раздели и уложили в кровать с голубым пологом...

Зато когда Шарлотта проснулась в Кланьи, она ничуть не удивилась, потому что именно туда и направлялась из Сен-Жермена. А вот от рассказа мадам де Монтеспан о том, что происходило на самом деле, у Шарлотты кровь заледенела от ужаса.

– Если этот презренный человек спелся с шевалье де Лорреном, я погибла. И вам, мадам, тоже могут грозить огромные неприятности, если не сказать хуже!

– Не мучайте себя понапрасну. Битвы – моя стихия, и поверьте, теперь вам нечего опасаться. Моя сестра Тианж останется с вами, а я отправлюсь во дворец.

– Вы хотите поговорить с королем?

– Представьте себе, хочу! И не делайте такого испуганного лица! Лично мне он никогда не внушал страха. И даже если поблизости будет черной тенью стоять Ментенон, он выслушает все, что я считаю нужным сказать ему.

* * *

Если и существовал смертный грех, каким не грешил Людовик XIV, потому что к нему не располагала его натура, то этим грехом была праздность. Король отличался неизменным трудолюбием и никогда не приносил в жертву свою «работу короля» ни развлечениям, ни самым пылким страстям. Окна королевского кабинета зачастую были освещены далеко за полночь. После отмены Нантского эдикта он стал засиживаться чуть ли не до утра, и мадам де Монтеспан, пристально следившая, когда и куда отправился король, знала об этом лучше всех. Был уже поздний час, когда она обратилась к камердинеру Людовика Бонтану, которого знала уже много-много лет, с просьбой попросить для нее аудиенции. Аудиенции с глазу на глаз, уточнила она, не желая видеть соперницу, сидящую в кресле с вязаньем в руках. Она готова была прийти на следующий день, если сегодня встреча наедине окажется невозможной, но то, что она собирается сообщить королю, предназначено исключительно для короля.

Не желая, чтобы ее заметили, маркиза надела черную кружевную маску и на свое черное бархатное платье с белой атласной вставкой накинула плащ из тафты с капюшоном. Единственным ее украшением был великолепный рубин на золотой цепочке и рубиновые браслеты.

Низко склонившись над столом, освещенным целой кипой белых свечей, Людовик писал. Он поднял глаза, услышав шуршание шелка, осведомившее его о том, что его приветствуют реверансом. Он ограничился движением руки, указав на кресло перед письменным столом. Атенаис села и терпеливо ждала, пока король закончит писать письмо. Наконец он бросил перо, посыпал листок золотой пудрой, чтобы высушить чернила, сложил его, отодвинул в сторону и посмотрел на посетительницу.

– Вы сообщили, что хотите поговорить со мной о важном деле, и я, надеюсь, порадовал вас, пригласив тотчас же. Я перед вами и готов вас выслушать. О чем пойдет речь?

– О похищении, сир, которому предшествовало неоднократное изнасилование и которое завершилось бы окончательным исчезновением жертвы, если бы в это дело не вмещалась я.

– Неужели? Если бы меня клонило в сон, вы в один миг прогнали бы сонливость! А теперь объяснитесь.

– Буду краткой, сир. Только что я увезла из некоего дома в Пуасси мадам де Сен-Форжа, которую доставили туда прошлой ночью, опоив снотворным. Она должна была пробыть там недолго, а дальше отправиться в неизвестном направлении. Предполагалось, что след ее потеряется навсегда.

Король нахмурил брови.

– Мадам де Сен-Форжа? Опять она?

– Да, сир, опять она! Вот уже несколько месяцев она живет в непрекращающемся кошмаре, и защитить ее готов был только ее несчастный супруг, но поплатился за это жизнью. После чего Ваше величество сочли самым предпочтительным наложить на несчастную молодую женщину опалу. Но наказывать нужно было не ее, Ваше величество!

– А кого же?

– Господина де Лувуа, который, забрав ее из Бастилии, поместил мадам де Сен-Форжа в принадлежащий ему охотничий домик и несколько раз изнасиловал. Он продолжал бы свои бесчинства, если бы не явилась его супруга и не выгнала узницу. Господин де Лувуа продолжал преследовать несчастную своей бесчеловечной страстью, внушая ей ужас. А вчера он выкрал ее из дома, послав за ней карету, точь-в-точь такую же, как моя, и посадив в нее служанку, которую я выгнала за воровство. Графиню привезли в дом неподалеку от Пуасси, куда господин де Лувуа должен был явиться сегодня и увезти ее... один бог знает куда. Я пришла к вам, сир, с двумя жалобами: одна из них от мадам де Сен-Форжа на учиненное над ней насилие, а вторая от меня – на подделку моей кареты и привлечение служанки-воровки, что волей-неволей вовлекло меня в черное дело.

– Каким образом вы узнали о похищении?

– Старый друг мадам де Сен-Форжа сумел проследить за каретой, которая, к счастью, уехала не так далеко от Сен-Жермена. Он предупредил нас, и Шарлотта была вовремя спасена... Вовремя и без скандала.

– Нас? Я прекрасно понимаю, что вы были не одна, совершая этот подвиг. С кем же?

– Если король мне позволит, этот секрет я еще некоторое время сохраню в тайне. Зато добавлю одну подробность, к которой хочу привлечь внимание Вашего величества. Дом неподалеку от Пуасси принадлежит не господину де Лувуа, а одному из его друзей... недавних и неожиданных.

– Имя!

– Шевалье де Лоррен. Я знаю, что поверить этому трудно, я сама бы не поверила, если бы не видела собственными глазами, как доверительно они беседовали, шествуя под ручку по Зеркальной галерее.

Глаза Людовика загорелись гневом.

– Вы сами их видели?

– Могу поклясться. И не я одна. Мадам де Дюрас обернулась, не в силах скрыть удивление. Брови господина де Сен-Прие поднялись так высоко, что их не стало видно из-под шляпы. И, согласитесь, это редкое зрелище стоило такого удивления, – заключила маркиза с насмешливой улыбкой, и король невольно ответил ей тем же. Напряжение разрядилось.

Общая улыбка словно бы переселила их на миг в те времена, когда, сгорая во взаимной страсти, они то без удержу смеялись, то изнемогали от наслаждения.

– Поженились карп и заяц, как в басне Лафонтена, – внезапно произнес король, задумавшись. – Интерес де Лувуа для меня очевиден: подружившись с шевалье, он отводит от себя подозрения, но я пытаюсь понять, что в этом деле понадобилось де Лоррену.

– На этот вопрос у меня нет ответа, сир, но вы можете не сомневаться, что интерес, несомненно, присутствует.

– Где сейчас находится мадам де Сен-Форжа?

– У меня в Кланьи. Злые силы словно сговорились встречаться в ее особняке в Сен-Жермене, где она хотела одного: жить настолько тихо, чтобы о ней забыли.

– Забыли? Не так-то это просто. Вы знаете придворных. Будь она дурнушкой или заурядной девицей, ее бы давно оставили в покое, но она так обворожительна! А таких здесь не прощают.

– Но разве существуют преграды для королевской воли? Мне казалось, что королю она небезразлична.

– Не могу отрицать, но безрассудство юности не вполне подходит мудрой зрелости.

– Господин де Лувуа думает иначе, он далек от благоразумия Его величества. Хотя лишен какой бы то ни было привлекательности.

– Мы обяжем его к большей сдержанности. Вы правы, сказав, что эта история слишком затянулась. Мы призовем сюда завтра господина де Лувуа и шевалье де Лоррена. Я хотел бы видеть также вас и графиню де Сен-Форжа. Приходите после мессы. Я передам приглашение министру.

Госпожа де Монтеспан встала, сделала реверанс и с сияющей улыбкой произнесла:

– Я бесконечно благодарна Вашему величеству! Я была уверена, что, обратившись к справедливости, присущей королю, и к его благородному сердцу, меня не постигнет разочарование.

– Так до завтра! Я отдам распоряжение.

Маркиза вернулась домой с легким сердцем. Завтра они освободятся от домогательств подлого министра, и всем сразу станет легче. Особенно Шарлотте – с нее будет снята печать отверженной, и она сможет снова навещать герцогиню Орлеанскую.

Шарлотта горячо поблагодарила маркизу за благотворное вмешательство и, успокоенная, заснула мирным сном, каким давно уже не спала.

Но увы! Мирный ночной сон был всего лишь короткой передышкой. На следующее утро записка от короля, принесенная юным пажом, известила дам, что встреча не состоится. Выходя из Арсенала поздней ночью, де Лувуа подвергся нападению. На него набросился мужчина, который душил его и требовал сказать, где он скрывает известное ему лицо. Министра едва удалось спасти. Опасность, которой он подвергался, была смертельной.

Нападавшего заключили в Бастилию. Им оказался комиссар полиции по имени Альбан Делаланд.