Soldier of Fortune», Deep Purple

На время перелета нам завязали глаза. Но когда Ми-17 с маху ткнулся колесами в плотный прибрежный песок Припяти, приятель Кости Савелий Михайлович развязал нас и снял наглазные повязки.

Действовал он вообще-то не по инструкции. Но ему явно было лень тащить нас под локти, как каких-то пойманных шпионов, да еще при этом на каждом шагу следить, чтобы мы не расквасили себе носы и не переломали ноги.

А расквасить носы там было обо что.

Мы находились на передовом плацдарме, созданном экспедиционным корпусом межнациональных сил UNFORFOZIS — United Nations Forces for Zone Isolation (также именуемых коротко: Анфор) — на правом берегу Припяти.

Поясню. Накануне не менее пяти рот — три российских и две немецких — форсировали реку перед фронтом Речного Кордона. После чего закрепились в полосе от речного порта города Припять до окраин того самого Затона, через который мы с Костей шли за нашей страдалицей-собачкой.

Зачем бойцы Анфора это сделали — я в ту минуту не знал, мог лишь констатировать: теперь на данном участке Зоны повсеместно, насколько хватал глаз, кипела и бурлила военно-полевая жизнь.

Прямо перед вертолетом, из которого мы вышли, лежали рядком штурмовые надувные лодки с подвесными моторами — такие, как все яхтсмены знают, производятся фирмой «Зодиак».

Я некстати подумал, что иной припятский рак-гороскоп свободно сожрет такой «Зодиак» вместе со всеми планетами и домами… тьфу, я хотел сказать со всеми грузами и пассажирами, да простится мне этот астрологический каламбур.

Впрочем, если быть точным, зависит от модели. Если большинство лодок имели сравнительно скромные размеры, то на правом фланге лежали настоящие, если так можно выразиться, надувные крейсера!

Это были «Зодиаки» модели Eclipse CZ7.

«Зодиак» модели Eclipse CZ7, друзья мои, это не катер, а мечта. С полноценной приборной панелью, удобными сиденьями и даже собственным навигационным радаром — крошечным, но вполне функциональным!

Вдобавок ко всему каждый «Зодиак» модели Eclipse CZ7 был вооружен какой-то внушительной дрыной, напоминающей наш стандартный автоматический гранатомет АГС-30, но увеличенный вдвое. При ближайшем рассмотрении оказалось, что дрыны эти были 60-мм гибридными пушкоминометами производства почтенной фирмы «Брандт», которая уж больше ста лет заведует во французском царстве-государстве минометами и прочей гладкоствольной артиллерией.

Российские миротворцы любовно называли эти штуковины «брандиками». Одного выстрела «брандика» хватало, чтобы от стаи кровожадных тушканов не осталось даже ушек. Да и свору припять-псов «брандик» разгонял на раз.

Дальше по берегу за «Зодиаками» была развернута передовая посадочная площадка, на которой проходили текущее обслуживание шесть вертушек украинского полка. Вялый поутру техперсонал нехотя возился у открытых лючков, подвешивал на пилоны ракеты, заряжал пушки и вяло перебрехивался по рации.

На всех командных высотах виднелись представительные пулеметные команды, а местами и приземистые гусеничные машины с черными тевтонскими крестами. Это были «Визели» — универсальные бронированные транспортеры немецких парашютистов.

Каждый «Визель» нес либо 20-мм автоматическую пушку, либо автоматический гранатомет. При этом пушка, например, была раза в полтора длиннее самой бронированной машины, что придавало немецкой коротышке вид вполне анекдотический.

Уж сколько шуточек шутили наши по поводу миниатюрных габаритов этих самых «Визелей»!

Это, дескать, единственная в мире боевая машина, способная проехать под кроватью. Хы-хы-хы! А управляют «Визелями» немецкие садовые гномы. Ха-ха-ха!

Но справедливости ради замечу, этот неприхотливый малогабаритный транспортер был одной из самых надежных рабочих лошадок Зоны. Уж сколько раненых сталкеров вывезли «Визели» за Периметр, сколько научной аппаратуры расставили!

Нас привели к тенту, растянутому между двумя однотипными командно-штабными машинами на базе гусеничного бронетранспортера БТР-50.

Под тентом располагались легкий стол, раскладные стулья с матерчатыми спинками, а также несколько разнокалиберных раций. При двух из них состояли молодые офицеры с молниями связистов в петлицах.

За столом восседал простонародного вида мордатый мужик в камуфле без знаков различия и с располагающей сединой на висках. Поверх камуфляжки на нем был надет полновесный бронежилет, а поверх бронежилета — нештатная ременная сбруя с двумя кобурами.

Обе не пустовали. Из правой кобуры торчала рукоять какого-то определенно импортного крупнокалиберного пистолетища, а из левой — легкоузнаваемая за счет далеко выступающей обоймы рукоять моего любимого автоматического пистолета Стечкина.

Я сразу почувствовал к незнакомцу нечто вроде расположения. Ведь мы, любители «стечкина», образуем своего рода тайное общество. И пусть не все об этом знают, но членство в этом обществе сближает почище водки.

Запомнилась мне также еще одна неожиданная деталь. На столе перед седым незнакомцем стояли три иконы: Христос, Богоматерь и Георгий Победоносец, поражающий копьем страховидного дракона.

«Георгий — прообраз всех сталкеров», — подумал я с благоговением.

— Я полковник Буянов, — представился обладатель двух пистолетов. — Командир российского миротворческого полка. А вы, я так понимаю, Уткин и Пушкарев?

— Да! — хором ответили мы.

— Что «да»? Кто — Уткин? Кто — Пушкарев? Не в детском же саду! — раздраженно отреагировал Буянов.

— Я — Пушкарев. А он, — я для наглядности ткнул в Костю пальцем, — он — Уткин.

— На вас, ребята, хорошие рекомендации имеются, — глянув в свои бумаги, сказал полковник.

— Извините, — осторожно уточнил я, — конкретно на кого из нас конкретно от кого?

— Вот на Уткина из Французского Легиона накатали целую «Сагу о Форсайтах». Что, мол, он психологически устойчив, результативен, дисциплинирован…

Костя прямо-таки зарделся от смущения и опустил глаза. Только что ресницами не хлопал, как Мальвина.

— А на меня, — я по-прежнему нервничал, — кто что написал?

— Помните такого господина… — вкрадчиво осведомился Буянов, — …господина Рыбина?

— Рыбина? Хм… — Я задумался.

За свою сталкерскую карьеру я разучился называть людей по фамилиям. До такой степени разучился, что многие люди у меня вообще перестали со своими фамилиями ассоциироваться. Это, конечно, не касалось самых близких друзей. Что у Кости фамилия Уткин, я-то всегда помнил. Но вот всякие посторонние… Случайные прохожие на моем жизненном пути… Рыбин…

Может, имеется в виду сталкер Рыба из «Долга»? Или сталкер Налим из Янова?

— Что-то не припоминаю, — ответил я наконец.

— Ну как же, Владимир Сергеевич! Контейнер многоцелевой повышенной защищенности. Принцесса из одного маленького европейского государства. Неужто такие приключения у вас каждый день? — с легкой, игровой какой-то укоризной настаивал Буянов.

— Ах вот оно что! Вот какой Рыбин! Конечно, помню! Как я мог забыть?! — осенило меня после его подсказки. — Да здравствуют органы! Самые неподкупные и памятливые органы на планете!

— Ну слава Богу, вспомнили. Потому что господин Рыбин о вас пишет, как о родном. Сплошные превосходные степени! Если бы я не уточнил загодя, честное слово, подумал бы, что этот Рыбин кого-то из своих на бойкое место двигает!

— «Двигает»? — не понял я.

— Не важно. Ну что же, господа сталкеры, перейдем непосредственно к делу. — Тон Буянова стал из иронически-глумливого скучно-деловым.

Мы с Костей закивали. Мол, «на все согласные».

— Как вы, наверное, заметили, — прочистив горло, начал полковник, — в настоящее время силы Анфора проводят в Зоне крупную операцию. Цели операции предельно просты. Восстановление порядка и законности на всей территории Чернобыльской Зоны Отчуждения — раз. Разоружение незаконных вооруженных формирований, проще говоря, бандитов и их пособников — два. Ну и попутное содействие ряду государственных научных учреждений — три. — При последних словах полковник умилительно закатил к небесам свои красные глаза.

Было ясно, что «государственные научные учреждения» либо не волнуют Буянова аж никак, либо представляют собой насквозь спецслужбистские лавочки, и в силу этого, возможно, полковника именно что волнуют, отчего он желает им всем немедля сгинуть.

— Мы заметили, — заверил полковника я за себя и за Костю. — Разоружение незаконных вооруженных формирований идет полным ходом и это здорово.

— А вам должно быть известно, — продолжал полковник, полностью проигнорировав мою ремарку, — что наибольшую опасность для военнослужащих и техники на территории Зоны создают так называемые Выбросы. — Буянов едва заметно поморщился, обозначив свое отношение к одной из величайших загадок Зоны. — В ходе Выбросов уничтожается незащищенная живая сила, наносится тяжелый ущерб вооружению и механизмам, возникают новые аномальные поля и свежие полчища мутантов.

Мы с Тополем переглянулись. «Чешет как по писаному», — читалось в бесстыжих Костиных глазах.

— Следовательно, — разливался соловьем полковник, — любого думающего командира должно интересовать: где источник Выброса? Можно ли этот источник уничтожить или хотя бы нейтрализовать на время? И я, как думающий командир, естественно, этими вопросами тоже озаботился. — Буянов посмотрел на нас с Тополем в упор, и я почувствовал, словно два пучка жесткого рентгеновского излучения полоснули меня по сердцу. — Источники, с которыми мы работали в последнее время, существенно противоречат друг другу. Но перекрестно-эвристический анализ, осуществленный при помощи двух вывезенных из Зоны изделий номер 65, позволил связать Выбросы с аномальной активностью Второго энергоблока Чернобыльской атомной электростанции.

Второй энергоблок ЧАЭС? Все мы, сталкеры, привыкли говорить о Четвертом! То есть о том самом энергоблоке, где произошла атомная авария 1986 года. Его же принято считать эпицентром, над которым впоследствии, через двадцать лет, случился пресловутый Второй Выброс.

Вот Четвертый энергоблок всех беспокоил до потери пульса! Там находился легендарный Монолит, машина исполнения желаний, средоточие устремлений всех сталкеров-романтиков. Это серый бетонный форт его Саркофага красовался на открытках и майках, которыми торговали в каждой дыре вокруг Периметра, от заправок до вымирающих деревень! Это его мониторили со спутников, его прощупывали через мировой эфир экстрасенсы, в общем, звездой был Четвертый.

А Второй энергоблок, «Двойка»? А вот про «Двойку» никто никогда не вспоминал. А Буянов вспомнил…

— Извините, — вдруг вступил доселе молчавший Тополь, — а что такое «изделие номер 65»?

«Костя-Костя… Ну ты и склеротик!» — подумал я, но промолчал.

— К существу нашего разговора это не имеет прямого отношения, товарищ Уткин. Но я отвечу. Это — электронно-вычислительные машины, производившиеся заводом «Юпитер» в городе Припять. ЭВМ данного типа предназначались для оснащения советских ракетных подводных крейсеров стратегического назначения.

— А-а! — просиял Костя. — Вспомнил! Мы же такую штуку сами видели и даже на руках носили! Спасали ящику электронную жизнь, если можно так выразиться.

— Об этом я тоже в общих чертах знаю. У конторы господина Рыбина отличные осведомители. Но давайте вернемся к существу вопроса.

— Давайте. Причем как можно быстрее. Очень уж есть хочется, — устало вздохнул я.

— Да, я заметил, в этой вашей Зоне рука сама к бутерброду тянется, — как-то очень по-человечески пожаловался Буянов. — Обещаю вам сытный обед со своей кухни. И это, заметьте, вне зависимости от того, согласитесь вы на мое предложение или откажетесь от него… Итак, я прошу вас выступить в качестве официальных военсталкеров и провести ко Второму энергоблоку группу моих бойцов…

— Сколько? — спросил я с привычной поспешностью.

— Бойцов в группе? Или денег?

— И того, и другого.

— Бойцов — взвод, тридцать человек. Денег — столько же, сколько давал Рыбин. Будем считать, что у нас прецедентная система оплаты.

Я лихорадочно пытался вспомнить, что там платил Рыбин. То есть я помнил, что много. Но сколько именно?

— Товарищ полковник, — снова заговорил Костя, — я как бывший военсталкер понимаю, что в опасных местах Зоны чем больше стволов, тем лучше. Но тридцать человек на территории Чернобыльской АЭС — это явный перебор. Скорее всего это просто лишние трупы. Мы с Володей просто физически не сможем следить за каждым из них. Наверняка кто-то будет делать глупости просто по неопытности… Поэтому я предлагаю уменьшить группу вдвое. А лучше — втрое. Чтобы на каждого из бойцов приходилась хотя бы ноль целых одна десятая опытного сталкера! А лучше бы и две десятых! Только тогда мы сможем уделить внимание всем!

«Ты посмотри какой заботливый! Просто мама Костя! С теплыми пирожками», — подумал я, но снова же промолчал.

Полковник думал над предложением Кости дольше обычного. Очевидно, воспринял сказанное очень серьезно.

Наконец Буянов ответил. Причем на вопрос — вопросом:

— Ну а в два эшелона можно действовать? А именно вы ведете человек десять, прокладываете тропу. И если, по вашему мнению, обстановка позволяет, за вами след в след запускаем еще архаровцев. Тот же взвод, к примеру.

— Так в принципе можно, — наморщив лоб, ответил Костя. — Но я, честно сказать, не готов нести хоть какую-нибудь ответственность за жизни бойцов этого самого второго эшелона. Знаете оно как в Зоне? Группа прошла как по паркету, а через пять минут за ней на тропу такая зыбь наползла, что танки в тесто расползаются. Не то что люди… Но главное, объясните хотя бы нам с Комбатом, за каким лядом там нужна такая прорва людей? Демонстрацию устраивать? «Да здравствует мирный атом»?

— Разные есть соображения. — Буянов как-то на глазах помрачнел. — Но основное — элементарное. Меня учили, что соотношение сил наступающего к обороняющемуся должно быть три к одному. Для успеха наступления, естественно.

Развивать свою мысль полковник не стал — дескать, не идиоты, должны понимать, что, по данным разведки, Второй энергоблок почему-то обороняет минимум десять человек из неведомой группировки. Мы с Костей энергично закивали — мол, не тупые.

— Еще вопросы? — поощрил полковник, глядя на наши растерянные рожи.

— Товарищ полковник, не поймите меня неправильно, — начал я дипломатично, — но вы в ходе нашего разговора намекнули, что мы с Уткиным можем отказаться… Ведь так?

— Так. Хотя лично мне бы этого не хотелось. Не скрою, я мог бы поставить вас перед жестким ультиматумом. Например, сказать, что в случае вашего отказа я сдам вас местным правоохранителям как задержанных с оружием и без документов нарушителей внутреннего режима Чернобыльской Зоны Отчуждения. Правоохранители вас для начала посадят в следственный изолятор до выяснения личности и установления вины, а потом будут мордовать судами, подписками и прочей мурой, от которой у каждого нормального мужика аппетит портится на год. Но я вам всем этим не угрожаю.

— Это благородно! — бросил я не в порядке подхалимажа, а в чистом порыве души.

И между прочим, в ту секунду я уже почти на сто процентов внутренне решил, что надо поблагодарить еще раз полковника за лестное предложение и отказаться. Потому что где Чернобыльская АЭС — там и трындец. Мне ли не знать, в конце концов?

Увы! Тут на чашу весов упало легендарное собаколюбие Уткина, который, сделав сложное лицо, вдруг сообщил:

— Мы могли бы выполнить это задание, потому что мы патриоты и деньги любим. Но нам нужно, чтобы вы помогли нам сделать то, ради чего мы шли через Затон на Подстанцию.

— Теряюсь в догадках… Шерше ля фам?

— Мы хотели бы забрать содержимое своего тайника и нашего щенка Капсюля.

— Кого? — выпучил глаза Буянов, явно не веря своим ушам.

— Щенка. Капсюля. Забрать, — монотонным голосом робота сказал Тополь и в его глазах, как ни странно, горело совершенно несгибаемое намерение.

Буянов, несмотря на весь свой имидж крутого мужика, понял, что спорить с Тополем бесполезно и нужно пользоваться моментом, а то включит мозги и откажется.

— Что я должен сделать, чтобы вы все это забрали? — спросил он.

— Во-первых, вернуть нам проводника, которого задержали вместе с нами, а потом, после вертолета, куда-то увели…

— Элементарно. — Буянов взял в руки рацию и сказал: «Третьего мазурика — срочно ко мне».

— А во-вторых, когда мы будем лететь на Чернобыльскую АЭС, чтобы выполнить ваше задание, надо будет заложить небольшой крюк и сесть возле Подстанции. Мы заберем наше хозяйство и продолжим исполнение своих военсталкерских функций.

— Считайте, мое разрешение у вас в кармане, — согласился Буянов.

Тут к столу полковника подошел возвышенного вида адъютант и томным голосом актера-любителя произнес:

— Товарищ полковник, обед готов! Между прочим, отменные блинчики с икрой и суп из белых грибов!

— Вот это дело! — обрадовался Буянов. — Надеюсь, икра не кабачковая?

— Никак нет!

Спустя ровно секунду к полковнику с докладом подскочил еще один офицер в танковом шлеме и настолько пропыленном комбезе, что знаки различия вообще не читались.

— Товарищ полковник! Понтонный парк ППС-2024 прибыл!

Буянов расцвел в улыбке.

— Да ну? Пэ пэ эс две тысячи двадцать четыре? — зачем-то уточнил он (как будто это не все равно — какой именно там был понтонно-мостовой парк; вооружения вроде 122-мм пушки с тягачом можно на чем угодно переправить, а танков они вроде бы все равно в Зону не вводили, да и не имели по штату).

— Так точно! — Офицер тоже улыбался, мне показалось, как-то двусмысленно. — Да вон он, товарищ полковник, глядите сами!

Полковник, а вместе с ним и мы с Тополем посмотрели туда, куда указывал офицер в танковом шлеме.

На левом берегу Припяти, где легкая гусеничная техника еще вчера раскатала несколько подъездов к урезу воды, шевелились грязно-зеленые мастодонты — тяжелые четырехосные транспортеры, на чьих спинах горбатились, надо думать, огромные понтонные секции наплавного моста и различные маневровые катера-амфибии. Я говорю «надо думать», потому что ничего разглядеть было нельзя — вся полезная нагрузка транспортеров была тщательно закутана в брезент и поверху еще оплетена маскировочной сеткой.

— Очень хорошо, — кивнул Буянов офицеру. — Просто великолепно. Развертывание начнете в 20.00. Можете идти.

— Слушаюсь!

Офицер удалился, а Буянов, с какой-то неожиданной дружеской простотой прихватив нас за локти, повлек обедать.

На душе у меня было подозрительно легко. Я вообще хорошо отношусь к начальству — особенно когда начальство хорошее. И одна история, кстати, вспомнилась.