Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Часть 7. Вот так всегда: кажется, что целая вечность прошла, а всего-навсего пара дней в режиме реального времени




Вот так всегда: кажется, что целая вечность прошла, а всего-навсего пара дней в режиме реального времени.
И как только так получается?
Хотел бы я знать, может быть тогда и способ подкрутить самые главные небесные часы бы нашелся. И жил бы Ярик себе спокойно, то и дело отматывая стрелки назад, подправляя свои же косяки. Не опоздал на семинар тут, не скурил косячок там… Но странно, наверное… Уж в чём в чём, а в том, что дай мне возможность отмотать всё назад и не вестись на глупые провокации и идиотские споры, а я, как радостный дебил, сделал бы всё точно так же. Один в один.
Ай! Ну, разве что, не запнулся бы о коварно выросшую прямо передо мной первую ступеньку в самом что ни на есть обыкновенном трехэтажном доме на самой окраине. И ещё, возможно, захватил бы лампочку из дома, чтобы сейчас не взбираться по лестнице в кромешной тьме, рискуя расквасить свой и без того не аристократических форм нос. Ну, хоть перила относительно целые, без вырванных кусков дерева и коварно торчащих заноз. Я пока не словил ни одной. Подозрительно даже, с моим-то везением. И рюкзак так плечо оттягивает, елозит лямкой прямо по только-только закрывшейся ране и неприятно задирает пластырь.
Морщусь, перекидываю лямку на другое плечо и оставшиеся пять ступенек делю на два прыжка.
Вот и чердачок, родименький!
И снова ступеньки. Только уже с десяток, металлических и облезлых.
Люк тяжёлый, зараза! Поддаётся только с третьего раза. Да и то, чтобы чёртова крышка не огрела меня по макушке, приходится выставить вперед руку и, кое-как придержав, пробраться наверх, на секунду упав на четвереньки, тут же подорваться, пригнувшись, чтобы не зацепить низкие стропила.
Ноздри щекочет от пыли. Её запаха.
Почему-то первым, что приходит на ум, является ссохшаяся старая тряпка под ванной, заскорузлая, серая от въевшейся грязи. Я никогда бы не додумался водить по ней носом, но именно так она должна пахнуть: свалявшейся пылью и развалившимся чердаком.
Так странно… Растерялся даже, замешкавшись от своих же рассуждений. Спонтанно-глупых и таких, словно я стараюсь думать о чём угодно, только не о том самом, зачем пришёл.
Перед глазами кружатся целые хлопья, словно неторопливо греются в столбе солнечного света, который ярким росчерком продирается через прохудившуюся крышу. Почти материальный – до того плотным кажется, ощутимым. Таким… самоуверенным. И плевать, что только один-единственный тонкий луч в царство вечного сумрака и запустения пробивается. Плевать.
Безнадёжно… Так безнадёжно на миг стало, что всего моего запала и всплеска энтузиазма, который так и гнал меня на эту крышу, как не бывало.
Что может один жалкий луч?
Хватит ли у него… Хватит ли его…
– Здравствуй.
– Привет…
Отчего-то шепчу в ответ, рассеянно отыскивая взглядом источник голоса.
Безошибочно. Потому что и так знаю, где он.
Знаю, кто скрывается за сваленными в беспорядке ящиками, прямо посреди и без того маленького чердака. Знаю, кого оберегает смятый бок картонной коробки, венчающей всю эту баррикаду, от солнечных жёлтых пятен. А ещё я знаю, как больно выдёргивать из-под кожи глубоко засевшие занозы, после того, как в спешке соорудив импровизированный барьер, падаешь на пол и чувствуешь, как дрожат мышцы.
Так давно это было, кажется… А всего-то лишь позавчера, и пластыри на подушечках ещё никуда не делись.
Шагаю вперёд.
Красться хочется, быть как можно тише, хоть я и понимаю, что это совершенно ни к чему.
Обогнуть весь этот завал и, подавив так некстати прокатившийся по нервным окончаниям импульс зарождающегося страха, остановиться у самого края расстеленного на деревянном полу пледа. В углу свалена ещё парочка, на всякий мифический случай, если и ты вдруг начнёшь мёрзнуть. Или же я, после того как…
– Боишься?
Уголок губ поневоле кривится и ползёт вверх. Боюсь, ага. Мне казалось, что после первого укуса уже ничего не страшно. Но теперь, после… после разбросанных по полу шматков кожи и секса с живым мертвецом прямо в лужах его крови, мне, кажется, вообще любая лужа по колено. И я всем свинячьим богам готов молиться, чтобы так оно и было.
– Скорее, опасаюсь.
– Поэтому не поднимаешь глаза?
Вот же… Действительно, так задумался, что впялился в задравшийся уголок пледа и едва ли не принялся расчёсывать его взглядом, приглаживая ворсинки.
Поднимаю голову.
– Задумался.
– О чём?
Что, действительно интересно, что за мысли гуляют в моей голове? Серьёзно? Или же это первое, что может помешать вновь повиснуть тягостному молчанию?
Вот теперь смотрю прямо на него, а не на ворот небрежно застёгнутой измятой рубашки. Жёлтые глаза чуть прищурены, отчего ресницы отбрасывают длинные тени на скулы, а линия рта лишь чуть-чуть изгибается по краям. Растрёпан. Длинные прядки в совершенном беспорядке, просто скручены в жгут и заправлены под рубашку.
Кошусь на внушительную стопку книг справа от него. Парочка валяется открытыми примерно на середине, а сам он восседает посреди разложенных полукругом белых листов, по-турецки скрестив ноги, в какой-то растерянности, даже, стискивая ладонями лодыжки.
– Да ни о чём, лабуда всякая… Пылинки, коробки… лучи… – бурчу себе под нос, старательно делая это как можно неразборчивее. Заведомо зная, что он всё равно услышит.
Но это до сих пор кажется жутким и нереальным. Настолько нереальным, что я попросту не знаю, что ещё сказать, и просто осторожно касаюсь его плеча, скинув рюкзак на пол.
Реагирует на прикосновение, накрывая мою ладонь своей, и легонько сжимает пальцы, всё так же не отрывая взгляда от белой поверхности А4.
Совсем холодный.
Последняя мысль шквалом колючек по спине.
Слишком уж свежи воспоминания. Слишком хорошо я помню, отчего теплеет его кожа.
Так свежи, что скулы тут же начинают пылать, а я спешно принимаюсь вглядываться в корешки сваленных книг.
– Я не голоден. Не бойся.
Мне послышалось, или это была тень насмешки? Ну, хоть какие-то эмоции. Пусть и хочется в ответ раздражённо скрипнуть зубами.
– Я уже сказал, что не боюсь.
– Дрожишь.
– Потому что тут холодно всего-навсего.
– А теперь ещё и врёшь.
И вот так равнодушно отвечает, уверенный в своей правоте, даже не поднимает взгляда, но и руку мою не выпускает, прижимая к плечу.
Не нахожу ответной реплики.
И плевать. Почему-то не кажется мне важным вставить своё веское слово. Может, потом, позже… Но именно в это мгновение слова не значат абсолютно ничего.
Даже сквозь рубашку чувствую выпуклые шрамы от только что затянувшихся ран. Такие никогда не сходят полностью, а на заживление уходит порой не один месяц. Подумать только: всего два дня прошло, а от чудовищных ран остались лишь рубцы.
Хотел бы я… Нет.
Обрываю себя на полумысли, даже.
Нет, не хотел бы.
Неловко как-то. Просто так стоять рядом, пока он, словно слепо, невидяще упирается взглядом в бумагу. И я, только прищурившись, могу различить синими чернилами написанные острые скачки чужого почерка. Смутно знакомого почерка.
Заинтересованный, опускаюсь рядом и, выждав пару секунд, тянусь к ближайшему листу.
Ну, точно! Именно эти кракозябры я пытался разобрать, пока Оксана выгружала его мумифицировавшуюся тушку на стол.
– Ты что, заиграл эту папку?
– Что сделал, прости?
Морщусь, мысленно хлопнув себя по лбу. Ну, конечно! Попробуй тут запомнить, что ему попросту не понять половину привычного мне сленга. Пока, во всяком случае.
– Ну… Стащил, украл?
– Да, кажется, это так называется.
Улыбнуться хочется. Покалывает губы этим «хочется». Вместо этого наклоняюсь пониже, завешиваясь чёлкой. Вот уж не думал, когда отращивал эти патлы, что буду за ними прятаться. Многого не думал…
Не думал… Не предполагал… Не догадывался.
Не догадывался, что могу не знать так много, и что это «много» не будет давать мне покоя. Что спросить об этом «многом» язык едва ли повернётся. Что едва ли ты расскажешь.
Но хватит ли смелости у меня? Хватит ли смелости задать все те вопросы, которые буквально дыру во мне прогрызли?
Хватит ли… Не знаю.
Не могу знать.
Терзает, и мне уже кажется, что у сомнений вполне себе реальные зубы. Как минимум, в три ряда.
Но… Что если… Что если попробовать?
Попробовать, предварительно как следует придушив начавший было громко нашёптывать об опасности инстинкт самосохранения.
– Ты… Долго спал?
Поворачивается слишком быстро. Дёргается, нависая сверху, тем самым сбросив мою ладонь, и мне ничего не остается, как отклониться назад, ладонями уперевшись в обшарпанные доски.
Покалывает старые ранки, пластыри сваливаются. А сердце в груди быстро-быстро, галопом. Сбиваясь с ритма.
Время застывает, загустевает, мешая ходу тонких стрелок. Тонет во вспыхнувших ярким глазах. Зрачки – узкие щёлки.
Дышу часто-часто, а он, подобравшись, как большая кошка, нависает ещё ниже, почти укладывая меня на лопатки. И выбившиеся из небрежного жгута пряди стекают по моим ключицам.
Близко.
Очень.
Закрыть бы сейчас глаза и бесконечно падать.
Снова.
– Долго? – переспрашивая, шёпотом по сонной артерии, и я невольно выгибаю шею, смыкая веки; так куда удобнее, верно? – Я не знаю.
Теперь уже касаясь дыханием подбородка. Прижимаясь сухими губами. Легко. Мгновением. Невесомо.
Покалывает кожу.
Ладонь под поясницей. Выгибаюсь.
Ведёт по спине вверх. Гладит, подушечками пробуя ткань толстовки.
Прикосновение мягкой материи. А я хочу холодные пальцы.
Хочу… Хочу.
Больно почти. И горло саднит, как от криков. По нёбу разливается знакомый металлический привкус. Только предчувствие…
Я уже не помню вопроса. Не помню ответов. И не знаю, их ли хотел услышать.
Магия ли?
Ещё прикосновение. Губ к скуле. Быстро и очень уверенно, лишь ненадолго задержавшись.
Откатывается назад.
Часто-часто моргаю, возвращая себе способность видеть что-то кроме пляшущих красных точек.
Так тупо… Идиот ты, Яр. Идиот и лёгкая закуска. Добыча, которая сама так и просится на вилку. И класть он хотел на все твои вопросы. Лопатой.
Так. Стоп. Ответил же. Но в голове такая каша. Точно магия, не иначе.
– Предупреждать надо, прежде чем…
Сказать, сказать хоть что-нибудь, неловко отвернувшись, с преувеличенным интересом разглядывая боковину всё тех же ящиков.
– Прежде чем что?
– Набрасываться так…?
– Я едва до тебя дотронулся.
Вот теперь намёк на насмешку слышится слишком явственно. Слишком по-человечески даже. Плевать на ехидство, хоть какие-то эмоции. Прогрессируем.
Только вот идиотское, пятнами вспыхнувшее смущение от этого никуда не деть.
Придумал! Точно! Срочно перевести тему! Вот хотя бы на…
Взгляд мечется по покрывалу, как мячик для пинг-понга отскакивая, стоит только коснуться затянутых в чёрное коленок, и натыкается на всё те же листы бумаги.
– Так зачем тебе?
Поднимает на меня взгляд и смотрит как-то мягко, растерянно даже, словно прочно заблудился в своих же мыслях, и ему совсем нелегко сейчас дать осмысленный ответ.
– Я мало что помню. И едва ли вспомню, где уснул.
Уснул, ага… Вот это я понимаю, выспаться – до состояния засушенной мумии; хоть на тёрке три и вместо чая заваривай. На пару десятилетий вперёд заряда бодрости точно хватит.
– Оксана говорила, что в старом склепе нашли. Тут недалеко, за городом.
– Знаешь, где точно?
А то на единственном городском кладбище так много древних захоронений. Раз, два и опаньки.
– Смог бы найти, думаю. Хочешь взглянуть?
Кивает, едва касаясь подбородком груди. Ну что же, тогда…
Поднимаюсь на ноги, подхватывая рюкзак.
– Тогда пошли?
Хмыкает и более чем красноречиво косится на косую баррикаду из наспех скиданного хлама.
А, ну да… Погреться на солнышке явно не получится.
– Тогда ночью?
– Нельзя ночью.
Почти уже спросил «почему?», вот-вот уже с губ сорвалось бы, как он поднимает голову и, буквально заглянув ко мне в глаза, добавляет куда увереннее:
– Нельзя.
Тогда как… Погодите-ка, а почему бы мне самому не прогуляться? Возьму с собой Лёху… Два в одном – и я пошарюсь, и этот придурок подрочит на псевдовампирское гнездо. И, кажется, я слишком честный, чтобы эта мысль буквально бегущей строкой не высветилась у меня на лбу.
– А что конкретно ты ищешь?
Неопределенно ведёт плечами. Задумчиво покусывает губы и прикасается подушечками пальцев к поверхности бумаги.
– Этого я тоже не знаю. А может быть, и не помню. Хочешь сам взглянуть?
Ух, ты ж как ненавязчиво-то! Нет бы так и сказать: «Ярослав! Метнись на кладбище и устрой себе познавательную экскурсию».
Но что делать, мне и самому до чёртиков интересно, надо признаться. Интересно ничуть не меньше, чем повёрнутому на кровососах Лёшику, посмотреть на место, где мой вампир продрых, возможно, не один десяток лет.
– Ну… Тогда я пошёл? Что искать-то?
Пожимает плечами.
Ну и ладно! Если там валяется ещё один труп или, скажем, какой-нибудь «Экскалибур», я и сам замечу. Да и фотик, кажется, валялся где-то в рюкзаке… Отлично. Осталось только набрать Лёхе. Что не говори, а одному сцыкотно лезть в промозглый склеп. Пусть и днём. Ибо чудища вполне себе реальны, как оказалось.
– Я постараюсь быстро.
Молча протягивает мне листок с адресом. Он вообще не особо разговорчив, как я заметил. Быстро складываю лист вчетверо и запихиваю в карман. Уже разворачиваюсь, было, к люку, как меня со спины догоняет ещё одна реплика:
– Ярослав, до темноты.
– Ага…
Давненько меня так не называли. Непривычно. Этим голосом особенно непривычно. До мурашек и крупных бисерин пота. Неужто, всё это правда? Как же здорово я, должно быть, вляпался…

***
– Тот самый, на фотках?
– Угу.
– А тело-то где?
– Да зарыли уже давно!
– А зачем тогда в склеп, пошли раскапывать?
Да… Это явно я погорячился, выдернув именно Лёху. Ему, как долбоёбу, и море по колено, конечно, но вот так мастерски заебать меня за какой-то час в пригородной электричке – просто высший пилотаж. Выжрал весь оставшийся мозг, ещё и ложку облизал, гад.
Терпение, терпение… Не одному же мне, в самом деле, копаться в чьей-то разорённой могиле. Мало ли, хозяин вернётся, уморенный полуденным солнышком? И не факт, что он будет страшиться света, как и… Стоп.
Останавливаюсь посреди платформы. И, кажется, меня начинает разбирать нервное «хи-хи».
– Эй, Яр, ты чего?
Лёха оборачивается через плечо и, кажется, даже выглядит озадаченным.
Ну да, действительно, чего это я. Всего-навсего не знаю, как его зовут. Моего вампира. Вампира, который оставил уже далеко не один шрам на моей шее. Вампира, который целовал меня и, чего уж смущаться, трахал.
Хи- хи, блять. Как забавно выходит. И это его «Ярослав» на выходе… Отлично.
– Почему я всегда такой лох?
– Что сказал?
Ой… Вслух, да? Вырвалось.
Ну да ладно. Вернусь, и разберемся. И с именами, и со шрамами и со склепом…
Кстати о склепе. Поправляю рюкзак на плече и, размяв шею, нагоняю друга. Теперь идём рядом, перебрасываясь фразами совсем лениво, по привычке, скорее.
– Нет, ничего. Так, мысли вслух. Пошли, нужно вернуться до темноты.
– Боишься, что как в прошлый раз отхватишь лопатой по загривку?
Ухмыляюсь, вспоминая, как мы удирали от полоумного сторожа пару месяцев назад. Да, неслабо мне тогда прилетело. Эх… Почти сладкое воспоминание, жаль только, что больше оно так не щекочет нервишки.
– Злых вампиров боюсь.
– Да какому приличному вампиру нужна твоя тощая жопа?
Ну да, один вон заинтересовался. И, упаси сотона, их будет больше.
– Думаешь, мной интересуются исключительно неприличные? И где ты видел приличных вампиров?
– Ой, отъебись, мозгоёб!
Слабенько толкает меня в плечо, и я довольно хмыкаю, радуясь, что с вампирской темы удалось срулить. И тут же, запоздало вспомнив, затягиваю шнурки на капюшоне толстовки, прикрывая шею. Нет, он не заметил, но мало ли… Шутки шутками, но это явно не то, чем можно похвастаться перед друзьями. Особенно перед озабоченными вампирской темой друзьями.
– Нехристи! – доносится откуда-то из-за спины, и мы оба даже не оборачиваемся.
Привыкли уже. Да и чего ещё орать местным бабкам вслед двум «упырям», якобы, возвращающимся на кладбище? С вилами не бросаются, и на том спасибо.
Хах, но смешно то, что настоящие упыри вряд ли отличаются ярким макияжем и длиннющими кожаными плащами, как у Лёхи. Уж если чем и отличаются, то явно не тягой к готическим шмоткам. Да и мне в свете недавних событий они не очень-то нравятся теперь.
Ранки на шее зудят, словно тело тоже помнит. А оно помнит. Ещё как помнит. Помнит и отзывается тягучей болью и отголосками обволакивающей патоки. Помнит прикосновения холодных пальцев. До дрожи…
Лёха спрашивает что-то. Вскидываюсь. Прошу повторить. Он только хмурится и спрашивает про фонарик. Да, кажется, валялся на дне рюкзака. Киваю, и именно в этот момент, словно проснувшись, замечаю, что мы уже свернули на узкую поросшую травой дорожку, и там впереди, после маленькой рощицы, и будет то самое, зачем мы сюда пёрлись.
Фантомной волной звуков вспоминается скрип старой поржавевшей входной калитки.
Не хочу туда. Мне действительно страшно.

***
Нужный нам склеп находится далеко не сразу – приходится прилично покружить по далеко не маленькому кладбищу.
Город мёртвых. С огроменными гранитными памятниками и весёленькими веночками, с небрежно понатыканными искусственными цветами всех форм и расцветок, с облезшими покосившимися оградками и местами такими узкими дорожками, что протиснуться вперёд можно только ступив на край надгробной плиты.
И, кажется, не только мне не по себе. Ещё бы… Одно дело ввалиться сюда ночью в компании ещё таких же десяти укуренных тел и весело скакать по чужим оградкам на спор, а совсем иное дело так, как сейчас.
И лица, лица… Отовсюду смотрят чужие лица. Печальные, улыбающиеся, равнодушные. Я никогда не всматривался в них так пристально, как сейчас. Потому что раньше мне не казалось, что каждое из этих лиц наблюдает за мной, а под толщей земли кто-то спит. Спит, но проснется, едва заслышав звуки наших шагов.
И так тихо… Как нарочно, даже ветра нету. Неужто, сегодня мы единственные посетители? Да быть не может.
Не может…
Жуть.
И чем дальше вперёд, ближе к старой заросшей и покинутой части старого кладбища, где даже имён на монументах уже не разобрать, а могилы медленно и неотвратимо сползаются в одну, тем отчётливей виднеется тот самый склеп, описанный на бумаге. Клочке бумаги, который я весь измусолил, не прекращая мять его пальцами в кармане. И есть ещё кое-что, чему я не придал значение сразу, но сейчас от каждого скрипа тяжеленных гриндеров Лёхи готов закопаться под землю.
«До темноты».
А что ночью? Какие ещё твари выкапываются из-под земли, и почему мы не наткнулись ни на одну из них во время многочисленных пьянок?
Ещё пара новых вопросов прибавилась. Я хочу задать их все, но почему-то нет уверенности, что так же хочу услышать ответы.
Гравийка хрустит под ногами, каждый камешек чувствую под тонкой подошвой кед.
– Яр?
– Чего?
Иду немного впереди, поэтому оглядываюсь через плечо, когда отвечаю.
– Ты только не смейся, но меня, кажется, глючит.
Все, абсолютно все волосы на моей тушке встают дыбом.
– Только не говори, что опять обдолбался, скотина страшная!
Скажи, скажи! Я только на это и надеюсь! Точнее, остатки моей смелости.
– Да ничего я не курил! Но кажется, что пырят мне в спину, безотрывно так.
– И давно?
– Что давно?
– Смотрят, идиот!
– Да с самого начала, как пришли.
Шикарно…
Выдох. Сначала успокоить его, потом заткнуть попискивающую панику внутри себя. Сколько раз я уже здесь был? И ничего же! Ничего, ага, и в морге сто раз торчал, пока на сто первый один из покойников не решил меня попробовать.
Вдох, и измусоленный комок бумаги сжать посильнее, чтобы пальцы не дрожали.
– Конечно, на тебя кто-то смотрит, придурок. Покойники с фоток, например!
– Думаешь?
Наконец-то выходим на относительно открытый участок, и серые стены покосившегося склепа у кромки леса уже совсем близко. Дверей и вовсе давно нет, и поэтому вместо массивного замка натянута широкая жёлтая лента.
– Здесь больше некому.
Стараюсь, чтобы звучало как можно небрежнее, увереннее, как само собой разумеющееся.
И уже тихонько, когда Лёха проходит вперёд, добавляю:
– Я надеюсь.


Данная страница нарушает авторские права?





© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.