Посвящение.

Содержание

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО..................................................................................................... 4

ГЛАВА ПЕРВАЯ Поэты и менестрели.................................................................................. 12

ГЛАВА ВТОРАЯ Битва деревьев............................................................................................ 22

ГЛАВА ТРЕТЬЯ Пес, Косуля и Чибис................................................................................... 42

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Белая Богиня........................................................................................ 53

ГЛАВА ПЯТАЯ Загадка Гвиона............................................................................................. 65

ГЛАВА ШЕСТАЯ Визит в Башню со Спиралями............................................................... 87

ГЛАВА СЕДЬМАЯ Загадка Гвиона решена........................................................................ 101

ГЛАВА ВОСЬМАЯ Геракл на лотосе................................................................................... 112

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Ересь Гвиона............................................................................................ 129

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ Алфавит деревьев (1)............................................................................. 153

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Алфавит деревьев (2)............................................................. 177

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ Песня Амергина.......................................................................... 194

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ Паламед и журавли.................................................................... 213

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Косуля в чаще........................................................................ 234

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Семь столбов............................................................................... 247

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Священное непроизносимое имя Бога............................... 261

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ Лев с твердой рукой.................................................................. 290

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ Бог с ногой быка................................................................... 304

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ Число Зверя............................................................................ 330

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ Беседа в Пафосе - 43 год нашей эры........................................... 337

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ Воды реки Стикс................................................................. 352

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ Тройственная Муза............................................................ 370

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ Мифические звери.............................................................. 394

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Единственная поэтическая Тема............................. 407

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ Война на небесах.................................................................. 429

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ Возвращение Богини....................................................... 460

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ Постскриптум 1960 года.............................................. 474

ВСТУПИТЕЛЬНОЕ СЛОВО

ПОСВЯЩЕНИЕ

Её поносят все и даже он,

Кто Аполлона чтит златой закон.

В стране далёкой, где приют её,

В обиде я пошёл искать её

Сестру как эха, так и миража.

Какое счастье, что пошёл я прочь,

Упрямо двигаясь сквозь день и ночь,

Ища её на высоте вулкана,

Среди снегов и куч песка и камня

Перед пещерой семерых уснувших.

Бел лоб её, как заживо гниющий,

Глаза, как небо, сини, губы красны,

И кудрей мёд на животе атласном.

Пожар зелёный, вспыхнувший в лесу,

Мать-гору славит каждую весну,

И славу ей поёт любая птица,

А в ноябре великая царица

Теряет пышную свою красу,

Но дар мне дан, и я её люблю,

Не помня ни жестокость, ни обман,

Не ведая, как будет знак мне дан.

Я выражаю благодарность Филипу и Салли Грейвсам, Кристоферу Хоуксу, Джону Ниттелу, Валентину Айремонгеру, Максу Малловану, Э. М. Парру, Джошуа Подро, Линнету Робертсу, Мартину Сеймуру-Смиту, Джону Хит-Стаббсу и бесчисленным моим корреспондентам, которые снабдили меня материалом для этой книги, а также Кеннету Гэю, который помог мне организовать его. Несмотря на то, что первое издание вышло в свет в 1946 году, ни один специалист по древнеирландской или валлийской литературе не предложил мне хоть какую-то помощь, поддержав меня или указав мне на ошибки, наверняка проникшие в текст, или хоть как-то отметив написанное мной. Я разочарован, но не удивлен, Наверняка книга не простая. Но, в конце концов, историческая грамматика языка поэтического мифа никогда еще не рассматривалась, и, если честно, то мне пришлось столкнуться с тем, что Томас Браун[1] в своей " Hydgiotaphia" [2] назвал " труднейшими вопросами, которые все же имеют ответы", скажем: Какую песню пели сирены и какое имя принял Ахилл, прячась среди женщин? Я нашел реальные и точные ответы на многие подобные вопросы, например:

Кто рассек ногу дьявола?

Когда пятьдесят данаид явились со своими похитителями в Британию?

Какая тайна заложена в гордиевом узле?

Почему Иегова сотворил сначала деревья и травы, а потом уже солнце, луну и звезды?

Где искать мудрость?

Однако было бы нечестно не предупредить читателей, что эта книга как была непростой, так и осталась, и ее не следует читать тем, кто устал или не хочет думать, тем более убежденным академистам. Я не поступился ради них никакой малостью в системе доказательств, разве лишь призвал себе на помощь неоспоримые авторитеты, потому что некоторые читатели моих недавних исторических романов довольно недоверчиво отнеслись к кое-каким неортодоксальным выводам, не подкрепленным доказательствами. Теперь они, возможно, убедятся, что формула тельца или два алфавита деревьев, приведенные в " Царе Иисусе", - не моя фантазия, а логический результат размышлений над достойными доверия древними источниками.

Я уверен в том, что язык поэтического мифа, известный в древние времена в странах Средиземноморья и Северной Европы, был магическим языком, неотделимым от религиозных обрядов в честь богини луны или Музы, и ведет свою историю с каменного века, оставаясь языком истинной поэзии. " Истинной" - в современном ностальгическом смысле " неподдельного оригинала, а не его синтетической замены". Этот язык подвергся порче во времена позднеминойской культуры, когда завоеватели из Центральной Азии принялись заменять институты матриархата на институты патриархата и заново моделировать или фальсифицировать мифы, чтобы оправдать социальные перемены. Потом явились ранние греческие философы, враждебно относившиеся к магической поэзии, угрожавшей их новой религии - логике, и под их влиянием разумный поэтический язык (теперь называемый классическим) получил жизнь в честь их вождя Аполлона. Он был навязан миру как последнее слово в духовном постижении и с тех пор властвует во всех европейских школах и университетах, где мифы изучают только как причудливые реликвии младенческой эпохи становления человечества.

Сократ бескомпромиссно отвергал раннюю греческую мифологию. Мифы пугали или обижали его, и он предпочитал поворачиваться к ним спиной и дисциплинировать свой мозг наукой - исследовать причину всего сущего - всего сущего как оно есть, а не как является человеку, и отвергать все мнения, которые нельзя подтвердить доказательствами".

Вот типичный пример из " Федра" Платона[3]:

Федр. Скажи мне, Сократ, не здесь ли где-то, с Илиса, Борей, по преданию, похитил Орифию?

Сократ. Да, по преданию.

Федр. Не отсюда ли? Речка в этом месте такая славная, чистая, прозрачная, что здесь на берегу как раз и резвиться девушкам.

Сократ. Нет, место ниже по реке, на два-три стадия, где у нас переход к святилищу Агры: там есть и жертвенник Борею.

Федр. Не обратил внимания. Но скажи, ради Зевса, Сократ, ты веришь в истинность этого сказания?

Сократ. Если бы я и не верил, подобно мудрецам, ничего в этом не было бы странного - я стал бы тогда мудрствовать и сказал бы, что порывом Борея сбросило Орифию, когда она резвилась с Фармакеей на прибрежных скалах; о такой ее кончине и сложилось предание, будто она была похищена Бореем. Или он похитил её с холма Арея? Ведь есть и такое предание - что она была похищена там, а не здесь. Впрочем, я-то, Федр, считаю, что подобные толкования хотя и привлекательны, но это дело человека особых способностей: трудов у него будет много, а удачи - не слишком, и не почему другому, а из-за того, что вслед за тем придётся ему восстанавливать подлинный вид гиппокентавров, потом химер, и нахлынет на него целая орава всяких горгон и пегасов и несметное скопище разных других нелепых чудовищ. Если кто, не веря в них, приступит с правдоподобным объяснением к каждому их виду, пользуясь какой-то своей доморощенной мудростью, ему потребуется долго заниматься этим на досуге. У меня же для этого вовсе нет свободного времени. (Платон. " Федр". - М.: Прогресс, 1989, с. 3-4.)

Суть в том, что во времена Сократа смысл большинства мифов, принадлежавших прежней эпохе, или был забыт, или держался в тайне отправителями того или иного культа, хотя сами мифы еще сохранялись как изобразительный ряд в искусстве и до сих пор живут в сказках, из которых поэты черпают свои темы. Когда философу предложили поверить в Химеру, кентавров и крылатого Пегаса, то есть в культовых представителей пеласгического мифа Творения, ему ничего не оставалось, как отвергнуть их, потому что с точки зрения зоологической они не могли существовать. Точно так же, не имея никакого представления об истинной сущности " нимфы Орифии" или истории древнего афинского культа Борея, он мог дать лишь глупейшее, зато натуралистическое описание насилия, совершённого Бореем: ветром Орифию столкнуло в пропасть и она разбилась.

Всё, что упомянуто Сократом, я рассмотрел в моей книге и всему нашел удовлетворяющее меня объяснение, но будучи " человеком особых способностей", я не могу согласиться с тем, что Сократ счастливее меня, или у меня больше свободного времени, или что понимание языка мифа не имеет никакого отношения к пониманию себя. Судя по раздраженному тону, каким он говорит о " доморощенной мудрости", он много времени провел, размышляя о Химере, о кентаврах и обо всех прочих, однако не придумал оснований для их существования, потому что не был из племени поэтов и не верил им, и к тому же, как он сам признался Федру, ему, убежденному горожанину, редко приходилось посещать сельские местности: " В отличие от людей, поля и деревья ничему не учат меня". Изучать же мифологию - и я еще это докажу - невозможно без знания мудрости деревьев и наблюдения в разные времена года за жизнью на полях.

Сократ, повернувшись спиной к поэтическим мифам, отвернулся и от богини луны, которая вдохновляла их и требовала, чтобы мужчина платил духовную и сексуальную дань женщине, поэтому то, что называется платонической любовью (то есть бегство философа из-под власти Богини в интеллектуальный гомосексуализм), в сущности можно было назвать сократовской любовью. Он не оправдается своим невежеством, так как мантинеянка Диотима, пророчица из Аркадии, которая чудесным образом предотвратила мор в Афинах, однажды напомнила ему о том, что любовь мужчины должна быть направлена к женщине и что Мойра, Илифия и Каллона - Смерть, Рождение и Красота - соединяются в Тройственной Богине, которая властвует над всем, что появляется на свет - физическим, духовным и интеллектуальным. В том месте " Симпозиума" Платона, где Сократ сообщает о мудром речении Диотимы, пир прерывается вторжением пьяного Алкивиада, который ищет прекрасного юношу Агафона и находит его рядом с Сократом. Тогда он всем сообщает, будто сам когда-то поощрил Сократа, влюбившегося в него, на акт содомии, от которого тот, однако, философски уклонился, совершенно удовлетворившись невинными объятиями своего возлюбленного. Услышь Диотима об этом, она бы скривилась и трижды плюнула себе за пазуху, ведь если такие богини, как Кибела или Иштар, вполне терпимо относились к содомии даже в собственных храмах, то идеальный гомосексуализм - гораздо более серьезное отклонение от моральной нормы, когда мужской интеллект пытается стать самодостаточным. Ее месть Сократу, если можно так сказать, за его желание познать себя в аполлонийском духе, вместо того чтобы предоставить эту задачу жене или возлюбленной, была весьма характерной и заключалась в том, что она подсунула ему в жены сварливицу и в качестве предмета идеального обожания - того же Алкивиада, который опозорил его, став порочным, безбожным, вероломным и себялюбивым - гибелью Афин. Это она остановила течение жизни Сократа настойкой из цикуты - посвященного ей как Гекате[4] растения с белыми цветами и мышиным запахом, - назначенной ему его согражданами в наказание за развращение молодежи. После смерти Сократа ученики сделали из него мученика. Благодаря им, мифы впали в окончательную немилость и в конце концов были выброшены на улицу и в качестве извращения истории стали " предметом исследования" для Евгемера из Мессении и его последователей. Евгемерическое представление, например, о мифе об Актеоне говорит о том, что на самом деле он был жителем Аркадии, настолько увлеченным охотой, что его расходы на содержание своры собак поглотили все его состояние и имущество.

Но даже после того, как Александр Великий совершил деяние, имевшее величайшее нравственное значение, хотя это редко признается, и разрубил гордиев узел, древний язык выжил в своей первозданной чистоте только в тайных мистериях в Элевсине, Коринфе и Самофракии, а когда и там до него добрались беспощадные ранние христианские императоры, ему продолжали обучать в поэтических школах Ирландии и Уэльса и на шабашах ведьм в Западной Европе. Как народная религия он исчез в конце семнадцатого столетия, и если в индустриальной Европе кто-то еще изредка пишет магические стихи, это происходит скорее благодаря вдохновенному и ничем не объяснимому возвращению к первоначальному языку (дикому обретению речи на Троицу), чем скрупулезному изучению его грамматики и словарного запаса.

Постижение английской поэзии должно начинаться не с " Кентерберийских рассказов", и не с " Одиссеи", и даже не с " Книги Бытия", а с " Песни Амергина" [5] - древнего кельтского календаря-алфавита, найденного в нескольких, естественно несовпадающих ирландских и валлийских вариантах и коротко суммирующего поэтический миф в его рассвете.

Я попробовал восстановить текст:

Я - олень: семи отростков,

Я - поток: пересекающий равнину,

Я - ветер: на глубоком озере,

Я - слеза: разрешенная солнцем,

Я - сокол: над утесом,

Я - колючка: под ногтем,

Я - восторг: среди цветов,

Я - колдун: только у меня

Холодная голова окутана дымом пожара.

Я -- копьё: охочее до крови,

Я - лосось: в пруду,

Я - приманка: райская,

Я - гора: где гуляют поэты,

Я - вепрь: красный, жестокий,

Я - бунтовщик: грозный рок,

Я - волна: уносящая к смерти,

Я - младенец: только я

Выглядываю из-под неотёсанной арки дольмена.

Я - чрево: всех холмов,

Я - огонь: на всех холмах,

Я - королева: всех ульев,

Я - щит: всех голов,

Я - могила: всех надежд.

Жаль, что, несмотря на глубоко мифологическую основу христианства, " мифическое" стало означать " сказочное, нелепое, неисторическое", ибо фантазия играла несущественную роль при создании греческих, римских и палестинских мифов, равно как и кельтских, пока нормандско-французские труверы не превратили их в занимательные и пустые рыцарские романы. Все эти мифы являются очень точным воспроизведением религиозных обычаев или событий и достаточно достоверны с исторической точки зрения, стоит лишь познать их язык и сделать допущения на ошибки в написании, на непонимание исчезнувших ритуалов и неизбежные поправки нравственного или политического характера. Одни мифы дошли до нас почти в первозданном виде, другие - в более измененном. Например, " Мифы" Гигина, " Библиотеку" Аполлодора и ранние сказания валлийского памятника " Мабиногион" читать гораздо легче, чем обманчиво простые хроники " Книги Бытия", " Исхода", " Книги Судей" и первые две " Книги Царств". Наверное, самая большая трудность в решении всего комплекса мифологических проблем заключается в том, что:

Боги берут, победив, званья врагов,

Им оставляя в удел - участь рабов.

Гораздо важнее, чем имя божества в том или ином месте или в то или иное время, знать, какие жертвы приносили ему или ей. Власть бога не была неизменной. Например, греческий бог Аполлон скорее всего начинал как демон-мышь в доарийской тотемистической Европе, постепенно поднимаясь с помощью силы, шантажа и обмана до покровителя музыки, поэзии и искусств, а в некоторых районах он даже вытеснил своего " отца" Зевса из подвластной ему вселенной, отождествляясь с Белином, интеллектуальным богом света. У Иеговы, бога иудеев, история еще более запутанная.

" Какова суть или функция сегодняшней поэзии? " - этот вопрос не становится менее мучительным оттого, что его задают множество дураков, и оттого, что множество дураков на него отвечают. Функция поэзии - в религиозном обращении к Музе, а ее суть - в ощущении восторга и ужаса, вызываемых присутствием Богини. " Сегодняшней"? Да, функция поэзии и сегодня остается той же, изменилось лишь ее применение. Когда-то поэзия служила предостережением мужчине, который должен был жить в гармонии со своей семьей, подчиняясь желаниям хозяйки дома, а теперь она служит напоминанием о том, что он оставил без внимания это предостережение, все перевернул вверх ногами в своем доме из-за ненужных экспериментов в философии, науке и промышленности и разрушил себя и свою семью. " Сегодня" - это цивилизация, которая обесчестила первичные символы поэзии. Змей, лев и орел стали выступать в цирке. Вол, лосось и вепрь - продукция консервных заводов. Конь и борзая участвуют в бегах и на них держат пари. Священный лес отправляют на лесопильню. Луну презирают как сгоревший спутник Земли, а женщину считают " неполноценным гражданином государства", в котором на деньги можно купить все, кроме истины, и всех, кроме истинного поэта.

Если хотите, назовите меня лисом, потерявшим свою нору. Я не хочу быть ничьим слугой и потому предпочел поселиться в горной деревне на Майорке, католической, но антицерковной, где жизнь все еще подчиняется древнему сельскому распорядку. Вне моей норы, то есть в урбанистической цивилизации, все, что я пишу, должно быть неправильно и неуместно для вас, все еще привязанных к промышленному прогрессу, будь вы рабочим, менеджером, торговцем, служащим рекламной фирмы или чиновником, издателем, журналистом, учителем, сотрудником радиокомпании. Если вы поэт, то поймете, что принятие моего исторического кредо заставит вас признаться в своей неверности, ибо вы избрали себе работу, обещавшую вам доход и немножко времени, которое вы хотели бы посвятить обожаемой вами Богине. Кто я такой, спросите вы, чтобы твердить вам, будто она требует все или ничего? Думаете, я уговариваю вас бросить работу и за неимением капитала превратиться в романтического пастушка (наподобие Дон Кихота после того, как у него не получилось найти общий язык с современным миром) на какой-нибудь отдаленной и немеханизированной ферме? Нет, потеряв свою нору, я также потерял право предлагать что-нибудь практически полезное. Я лишь занимаюсь исторической стороной проблемы, а как вы поладите с Богиней, не мое дело. Я даже не знаю, насколько вы серьезны в своем выборе поэтической профессии.

Р. Г.

Дейя, Майорка, Испания