Глава двадцать пятая. — Патрокл, ну почему ты не хочешь понять?

— Патрокл, ну почему ты не хочешь понять? — Ахиллес встретился с двоюродным братом, когда тот возвращался из лагеря греков, и они шли бок о бок по песчаному берегу, споря на ходу.

— У меня, может быть, появился шанс изменить судьбу, и я намерен этим шансом воспользоваться!

— Это я понимаю. Я и сам хочу, чтобы твоя судьба изменилась. Но это не значит, что ты не можешь повести наших людей в бой. Это означает, что ты должен держаться подальше от Гектора. Ведь тебе предсказано умереть лишь после того, как ты его убьешь!

Ахиллес покачал головой.

— Битва — это всегда отчаянный хаос. И говорить, что я должен держаться подальше от кого-то из троянских воинов, да еще когда мной овладеет берсеркер? Там, посреди сплошной крови и суматохи?

— Я помогу тебе. Все мирмидоняне помогут. Мы позаботимся о том, чтобы Гектор не очутился случайно поблизости от тебя.

Ахиллес улыбнулся и шутливо хлопнул Патрокла по спине.

— Если ты намерен выступить в роли моей нянюшки, то как, собственно, я смогу возглавить людей?

Патрокл отодвинулся от него и резко произнес:

— Это не предмет для шуток.

— Ты думаешь, я шучу насчет собственной судьбы?

— Нет. — Патрокл вздохнул и разочарованно провел рукой по волосам. — Да я и сам не могу несерьезно относиться к такому пророчеству. Последнее, чего бы мне хотелось, так это потерять тебя, братец.

— Но ты вырос с этой мыслью, стоило бы уже привыкнуть.

Патрокл хотел что-то возразить, но Ахиллес перебил его:

— Я и сам начал уже к этому привыкать. Я должен погибнуть, не дожив до тридцати лет, перед воротами Трои, после того как убью Гектора, но зато мое имя будет жить в веках. Да, именно такой выбор я сделал, когда был юн и когда слава и бессмертие имени были единственным, о чем я думал. Но потом я повзрослел и понял суть того, что выбрал, и познал сожаление, но моя судьба была подобна камню, катящемуся с кручи. Я мог лишь катиться вместе с ним. А потом появилась она, и все начало меняться.

— Да! Я как раз это и имел в виду! Теперь все меняется! Богини вселили в другие тела души Катрины и Джаскелины, живших в другом мире, в другом времени и как раз для того, чтобы все изменить! Да разве они могут теперь допустить твою гибель?

— Могут, наверное, если я окажусь настолько глуп, что не обращу внимания на все то, что они мне даровали, и безоглядно ввяжусь в сражение.

— Ахиллес, ты сегодня говорил, что сумел удержать берсеркера и он не завладел тобой. Это, должно быть, тоже дар богинь. Но разве они не могли подразумевать, что ты используешь эту силу и в битве? Что ты сможешь сражаться и вести вперед своих воинов, не теряя самого себя, не поддаваясь берсеркеру?

— Мой дар — это Катрина. Это она научила меня сопротивляться берсеркеру. А она не отправится вместе со мной на поле битвы. Никогда. Я люблю ее. Я хочу провести с ней всю оставшуюся жизнь, и я хочу, чтобы это не оказалось несколькими короткими днями.

Патрокл закричал в разочаровании:

— Я тоже люблю! Джаскелину! Но это не значит, что я не хочу сражаться во славу Греции!

— А ты и не будешь сражаться во славу Греции. Ты будешь сражаться во славу Агамемнона.

— Но в истории эта война сохранится не благодаря Агамемнону, — возразил Патрокл.

— Да будь проклята эта история! Я уже достаточно пожил ради того, что скажут или чего не скажут обо мне в будущем!

— Но воины нуждаются в твоей помощи, Ахиллес. Ты мог бы спасти много жизней.

— Я и спас уже кое-какие жизни, — процедил Ахиллес сквозь зубы, не отрывая взгляда от залитого лунным светом моря, — Агамемнон снова и снова использовал меня, чтобы одерживать победы. Но я наконец решил побеспокоиться и о своей собственной жизни. Я впервые получил шанс обрести то будущее, о каком мечтал. И я не откажусь от него — уж во всяком случае, ради Агамемнона и его жадности.

— Ну, я по-другому смотрю на все это, — сказал Патрокл, — Я сражаюсь не ради Агамемнона. И готов всегда сражаться за славу Греции.

— Если ты настолько глуп, чтобы отказаться от шанса, дарованного тебе раз в жизни, и отказаться от предложенной богиней любви, тогда сражайся! Я не собираюсь тебя останавливать.

Ахиллес повернулся и пошел вдоль берега.

— Но воины не пойдут за мной! — крикнул Патрокл. Они готовы следовать только за тобой! Я не Ахиллес!

— Вот и оставайся самим собой! — через плечо ответил ему Ахиллес, — А хочешь — давай поменяемся. Я был бы только рад воспользоваться твоей долгой, плодотворной жизнью, а ты можешь торчать на поле боя со своей твердой башкой и искать бессмысленной, но славной смерти!

Патрокл, глядя в спину удалявшегося двоюродного брата, подхватил с песка круглую ракушку и с возгласом разочарования запустил ее в волны.

— И он еще называет меня твердолобым! — пробормотал Патрокл себе под нос, расхаживая взад-вперед вдоль линии прибоя, — Я вообще не понимаю, зачем он решил когда-то надеть свой золотой шлем...

Молодому воину хотелось завыть от ярости. Ну почему Ахиллес не слушает голоса разума? Ведь если он еще раз, всего раз поведет греков в сражение — последнее сражение Троянской войны, — это его не погубит! Богини уже все изменили. И они, конечно же, не допустят, чтобы их усилия пропали напрасно. Патрокл был искренне благодарен богиням. Не только за то, что он поверил: его кузен останется в живых, но и за то, что он наконец нашел женщину своей мечты. Он не собирался отказываться от Джаскелины просто потому, что ему хотелось сражаться. Нет, для него война была делом чести. Но Джаскелина ведь все равно будет его ждать. А потом перевяжет его раны, и отдаст ему свое нежное тело, и исцелит его...

Но вряд ли им предстояла почетная последняя битва. Если Ахиллес откажется возглавить мирмидонян, они не станут сражаться, и война, даже несмотря на внезапно проснувшийся военный дар Одиссея, будет все тянуться и тянуться.

— Хотелось бы мне действительно стать Ахиллесом... всего лишь на один день! — вслух произнес Патрокл.

— А знаешь, дорогой, это не такая уж плохая идея, — сказала Венера, внезапно материализуясь рядом с ним в облаке светящегося дыма.

— Богиня! — Патрокл упал на одно колено, склонив голову перед Венерой.

— Встань, Патрокл, и дай мне взглянуть на тебя.

— Богиня? — вопросительно произнес Патрокл, изрядно смущенный, однако поднялся на ноги, как и велела богиня любви.

— Хм... — Венера не спеша обошла вокруг ошеломленного молодого воина, — Ты почти такого же роста и сложения, и сразу видно, что вы состоите в родстве. Конечно, он поплотнее, а ты гораздо светлее, чем он, однако под латами и шлемом это будет не так уж и заметно. К тому же я добавлю немножко магии тут и там... Надень его шлем и все остальное — и никто не сможет вас различить, особенно в пылу сражения.

— Богиня, я не понимаю...

Но еще не успев договорить, Патрокл уже знал, что именно задумала богиня любви, и его сердце от предвкушения забилось тяжело и быстро.

— Так уж и не понимаешь, милый? Ты сказал, что хотел бы стать Ахиллесом, чтобы возглавить последнюю схватку греков с троянцами. Я могу исполнить твое желание. Если ты действительно этого желаешь, конечно. Так ли это, юный Патрокл?

Патроклу хотелось победоносно возопить и немедленно принять предложение богини, но ведь золотые олимпийцы частенько бывали так непостоянны, переменчивы, и их прихоть могла оказаться смертельно опасной...

— Но почему ты решила помочь мне, Афродита?

Богиня нахмурилась, и воздух вокруг нее мгновенно нагрелся и ударил по коже Патрокла горячей волной, откликнувшись на ее раздражение.

— Да что же это такое?! Почему вы, греки, никак не можете запомнить: я предпочитаю, чтобы меня называли Венерой!

Патрокл склонил голову.

— Прости меня, великая богиня. Я не хотел проявить неуважение.

Венера глубоко вздохнула, и горячий ветер тут же утих, воздух снова наполнился приятной прохладой приморской ночи.

— Разумеется, ты этого не хотел, милый. Да и мне не стоило так сердиться. Просто эта война измотала меня... и, кстати, давай-ка вернемся к твоему вопросу. Я желаю помочь тебе потому, что война тянется уже слишком долго. Мы хотим, чтобы она завершилась. А ты можешь этому поспособствовать.

— Мы? Так боги действительно вмешались в это дело?

— Вообще-то, богини.

Глаза Патрокла изумленно расширились.

— Афина помогает Одиссею...

— Ну да, кроме всего прочего, — пробормотала Венера и слегка откашлялась, — А я помогаю тебе.

— Это для меня большая честь, богиня, — Патрокл улыбнулся чуть застенчиво, — Но почему именно я? Я ведь никогда не обращался к тебе с просьбами. По правде говоря, до недавних пор я и любви-то почти не знал.

Венера коснулась щеки воина, и он ощутил, как по всему телу пронеслась волна любви и счастья.

— Но теперь-то ты ее нашел, не правда ли?

Патрокл кивнул, не в силах произнести ни слова.

— Вот потому-то я и выбрала именно тебя. Только что обретенная любовь — могучее чувство! Оно несет в себе совершенно особую магию. Мне приходилось видеть, как оно отгоняло смерть, исцеляло души и полностью изменяло судьбы. И я намерена воспользоваться этой магией недавно обретенной любви и твоим сходством с двоюродным братом. Я объединю эти две вещи и благословлю, и это позволит тебе заменить Ахиллеса на остаточно долгое время, чтобы возглавить мирмидонян и греческую армию в борьбе с Троей. Ты возглавишь атаку, и великие стены Трои будут разрушены.

Патрокла охватило возбуждение, его глаза засверкали.

— Я сделаю это, богиня! Я сделаю это ради Греции и тебя!

Венера склонила голову, принимая его пылкую клятву.

— Я довольна тобой. А теперь тебе нужно только получить прославленные латы и шлем Ахиллеса, да еще мое благословение — и ты его получишь сразу после рассвета.

— Мой кузен держит все свое вооружение у себя в шатре. Как же я...

— Предоставь это мне, — сказала Венера. — Ахиллес будет слишком занят любовью.

— Но мирмидоняне, как же мне поднять их в бой, не насторожив Ахиллеса?

— Да просто вечером распусти по лагерю слух, что Ахиллес призывает их на тренировку на берегу, рано утром, — Венера широким жестом обвела песчаный берег, на котором они стояли, на полпути между лагерями греков и мирмидонян, — Они все придут. Сразу после рассвета. Воины удивлены, что Ахиллес решил устраниться от военных действий. И не понадобится много усилий, чтобы их убедить: он вернулся на свою прежнюю дорогу.

Патрокл неторопливо кивнул, размышляя.

— Верно, и если при этом воплощенная Любовь задержит Ахиллеса в шатре, он даже не услышит об этой утренней тренировке, на которую якобы решил собрать воинов, — Он усмехнулся, — Мой двоюродный братец здорово разозлится, когда обнаружит, как его одурачили.

Улыбка богини любви ослепила воина своей красотой.

— Но к тому времени война уже закончится, а грек одержат победу. И Ахиллес будет слишком занят, радуясь этому и строя планы возвращения во Фтию, чтобы уж слишком гневаться на тебя.

— Ты великолепна, моя госпожа, — сказал Патрокл, отвешивая богине искренний поклон.

Богиня кокетливо похлопала длинными ресницами

— Разумеется, дорогой, я великолепна.

— А греки... им сообщат, что Ахиллес намерен возглавить атаку?

Венера приподняла изящные брови.

— Я уверена, Одиссей поможет нам распространить слух об этом.

— Значит, все решено?

— Конечно. На рассвете я буду ждать тебя за твоим шатром.

Венера немного помолчала, как будто ей только что пришла в голову новая мысль.

— Тебе нужно будет еще как-то добиться, чтобы Джаскелина не помешала. Она ведь современная женщина, и она ни за что не станет сидеть сложа руки, когда ты поведешь в бой греческую армию.

Патрокл кивнул и хихикнул.

— Джаскелина вообще никогда не сидит сложа руки. У нее тело нежной девы и сердце храброго воина. Она самая необычная женщина!

— Ну да, она такая, но ты ведь не знаешь других современных смертных. Она искренне влюблена в тебя, и она не... — Венера замолчала и широко улыбнулась.

— Богиня?..

— Она так влюблена в тебя, что ей очень хочется сделать для тебя что-нибудь приятное. Так что... разбуди-ка ты ее сразу после рассвета, — В тоне и улыбке богини проскочил некий намек. — Разбуди ее по-настоящему, полностью, а потом скажи, что единственное, чего бы тебе хотелось, кроме нее самой, так это свежих молодых моллюсков, которых можно найти на дне моря в момент отлива.

— В момент отлива? — переспросил Патрокл, ничего не понимая.

Венера вздохнула.

— Отлив начнется как раз на рассвете. Попроси ее набрать моллюсков, пока ты занят тренировкой с воинами. Тогда она сразу же, на рассвете, уйдет из шатра и не сможет нам помешать.

— Ты уверена, что она захочет сделать это для меня?

— Если сначала ты исполнишь ее желания. Докажешь ей свою любовь. И тогда она пойдет собирать моллюсков. Современные смертные логичны. Ты сделал что-то приятное для нее — она захочет сделать что-нибудь приятное для тебя.

Патрокл улыбнулся.

— Неужели все так просто?

— Ну, будет просто после одной-двух капелек магии. А теперь иди к ней, храбрый Патрокл, а назавтра готовься к славе!

Богиня любви хлопнула в ладоши — и исчезла в клубах сверкающего дыма.

Патрокл, широко улыбаясь, бросился бежать к лагерю, твердо намереваясь утащить Джаскелину в свой шатер и провести остаток ночи, предаваясь любви.

Найти Афину и Одиссея было совсем нетрудно. И ни к чему применять божественную магию воплощенной Любви, чтобы услышать и узнать любовные вздохи и стоны разделяемой ими страсти. Венера, не раздумывая, материализовалась у изгиба берега, в рощице молодых деревьев и бесшумно приблизилась к любовникам. Афина лежала на спине, на атласном покрывале, одетая лишь в прозрачную серебристую тунику. Одиссей, полностью обнаженный и, как с одобрением отметила Венера, куда более крепкий и возбужденный, чем она могла вообразить целовал подъем божественной ножки. Венера понадеялась, что Афина не поленилась заставить лесных нимф сделать ей хороший педикюр, и решила, что надо будет поговорить с богиней войны о подобных мелочах.

Потом Венера осторожно откашлялась.

Одиссей мгновенно схватил меч — и вот он уже стоял на ногах, пригнувшись, готовый защищать Афину.

Венера вскинула брови.

— Как отчаянно готовы за тебя биться, дорогая!

Афина тоже вскочила и быстро встала между Одиссеем и богиней любви.

— Да как ты смеешь мешать мне! Ты не имеешь права...

— Ох, тра-та-та! — Венера округлила глаза, — Оставь свои гневные речи для смертных. И я не собираюсь мешать тебе слишком долго. Мне просто нужно сказать несколько слов Одиссею.

Афина грозно прищурилась.

— Что тебе от него нужно?

Богиня любви улыбнулась — неторопливо, понимающе.

— Ревнуешь? Как забавно! Глупо, но забавно. Но — нет, я не имею ни малейшего намерения соблазнять твоего возлюбленного. Одиссей, милый...

Венера заглянула за спину богини войны, продолжавшей опалять ее гневом. Одиссей шагнул вперед и встал рядом со своей владычицей, во всей красе.

— Так вот ты каков! Знаешь, могу сказать, выглядишь ты совсем неплохо.

— Говори, что собиралась! — рявкнула Афина.

Венера вздохнула.

— Ох, ну хорошо... Я вот о чем. Ахиллес завтра утром поведет своих мирмидонян в бой, сразу после рассвета.

Одиссей стиснул кулаки и свирепо улыбнулся.

— Я знал, что он опомнится! — Воин повернулся к Афине и опустился на колено, — Завтра, моя богиня, моя любовь, греки даруют тебе победу над троянцами!

— О, вот как? — откликнулась Афина, однако при этом не отвела взгляда от Венеры, — Очень интересно. И с чего бы вдруг такому случиться?

— Ну, если бы ты не была так занята в последнее время, ты бы знала. Могу я переговорить с тобой наедине?

Все еще сурово хмурясь на богиню любви, Афина сказала Одиссею:

— Я скоро вернусь.

И направилась следом за Венерой по песчаному берегу.

— Ну, объяснись наконец! — сказала Афина, когда они удалились от Одиссея настолько, чтобы он не мог их услышать.

— Прежде всего, я должна напомнить, что много раз об этом говорила. Тебе следовало давным-давно сделать его своим любовником!

— Моя любовь — не тема для обсуждения.

— Дорогая, я и не обсуждаю твою любовную жизнь, просто потому, что у тебя ее и не было никогда. Итак, все довольно просто. Ты помогаешь Одиссею, а это сводит к нулю отсутствие на поле битвы Ахиллеса.

Богиня войны глубоко вздохнула, намереваясь как-то оправдать свои поступки. Но Венера вскинула руку, не позволяя ей заговорить.

— Ох, оставь! Это все только на пользу тебе. Я бы даже сказала, для тебя это очень хорошо. Вот только ты спутала все наши планы.

— Я прекрасно это понимаю, — коротко бросила богиня войны.

— Ну вот, поэтому мы с Герой эти планы изменили. Греки вполне могут победить. Я хочу сказать, это, конечно, не совсем то, чего мы хотели. Но нам ведь на само деле просто хочется, чтобы закончилась наконец дурацкая война!

— Я тоже этого хочу, — кивнула Афина.

— Вижу, вижу... Так что для тебя это будет вдвойне хорошо. Греки побеждают. Твой возлюбленный — грек. Все наконец будут счастливы. Эй, ты ведь можешь даже сделать так, чтобы Одиссей еще лет десять не добрался до дома! И тогда он будет принадлежать только тебе, и у вас будет долгое-предолгое любовное свидание.

Серые глаза богини войны снова прищурились.

— Мы, кажется, не намеревались обсуждать мою любовную жизнь.

— Ох, вечно мокрая задница Посейдона, какая же ты зануда! — Но тут, вспомнив, где она находится, Венера оглянулась на море. — Прости, дорогой, ты ведь знаешь, что я сказала это любя.

— Послушай, ты не могла бы наконец сосредоточиться? — спросила Афина, — Как насчет Ахиллеса и его судьбы? Значит ли это, что он завтра умрет?

— Ох, об этом не беспокойся. Ахиллес будет преспокойно спать в собственной постели. На самом деле греков поведет в бой Патрокл, ну и еще моя маленькая магия. Вот только не рассказывай об этом своему дружку!

— Он не... — взорвалась Афина.

— Да как бы то ни было! Просто не говори ему, и все! Увидимся завтра, после того, как все это наконец закончится. Если, конечно, ты не будешь опять слишком занята.

Венера послала Одиссею воздушный поцелуй и исчезла.