Оклахома. — Надвигается буря. — Джон Мирный Орел сощурился, оглядывая небо на юго-западе.

— Надвигается буря. — Джон Мирный Орел сощурился, оглядывая небо на юго-западе.

Его внук едва поднял глаза от портативной игровой приставки и заявил:

— Если бы ты протянул сюда кабель, дед, то не пришлось бы все время смотреть на небо. Вместо этого ты смог бы включать канал погоды или слушать прогноз в новостях, как это делают все остальные.

— Эту бурю нельзя предсказать земными средствами. — Старый индеец-чокто, Хранитель Мудрости, говорил, не переставая изучать небо. — Тебе пора. Возьми грузовик и вернись в дом матери.

— Серьезно? — Подросток забыл об игре. — Я могу взять твой грузовик?

— Я на этой неделе съезжу в город и пригоню его обратно, — кивнул Мирный Орел.

— Круто! — Мальчишка подхватил свой рюкзачок и наспех обнял деда. — Увидимся.

Мирный Орел услышал рев двигателя, убедился в том, что внук благополучно выехал на грунтовую дорогу, ведущую к двухполосному городскому шоссе, и лишь потом начал готовиться.

Хранитель Мудрости принялся ритмично бить в барабан. Совсем скоро между деревьев показались люди. Они вышли на опушку рядом с хижиной так, словно их вынес туда усиливающийся ветер. В свете гаснущего дня гости напоминали древних призраков, но Джон Мирный Орел знал, что к чему, умел отличить бесплотную тень от живого человека.

Когда собрались все шестеро, он заговорил:

— Хорошо, что вы откликнулись на мой зов. Буря, которая грянет ночью, пришла не только из этого мира.

— Неужели вернулась Избранная Богини? — спросил один из старейшин.

— Нет. Это темная буря. Всколыхнулось зло.

— Что ты велишь нам сделать?

— Нам придется отправиться в священную рощу и обуздать то, что пытается вырваться на свободу, — ответил Мирный Орел.

— Но мы ведь не так давно победили тамошнее зло, — сказал тот старейшина, что был чуть моложе других.

— Зло нельзя победить до конца. — Мирный Орел мрачно улыбнулся. — До тех пор пока боги даруют земным обитателям свободу выбора, найдутся те, кто предпочтет его.

— Великое равновесие, — задумчиво произнес тот же мужчина.

— Да, оно, — кивнул Мирный Орел. — Без света не было бы тьмы. Без зла добро не имело бы противовеса.

Среди старейшин прокатился рокот согласия.

— Так выступим же на стороне добра, — заявил Джон.

Рианнон радостно встретила боль. Значит, пришла пора снова жить. Настало время вернуться в Партолону и забрать то, что принадлежало ей по праву. Она воспользовалась болью, чтобы сосредоточиться, думала о ней, как об очищении. В свое время восхождение на престол Эпоны тоже было болезненным ритуалом. Теперь нельзя надеяться на то, что Прайдери потребует от нее меньших страданий.

Роды проходили долго и трудно. Для Рианнон, так давно не ощущавшей своего тела, было настоящим шоком внезапно почувствовать, что у нее есть мускулы и нервы, терзаемые болью откуда-то из самой середины.

Женщина старалась не думать о том, как могли бы проходить эти роды. Ей следовало бы находиться в окружении рабынь и служанок, спешащих исполнить малейший каприз, пить древний травяной напиток, способный притупить боль и страх. Прислуга ни за что не бросила бы ее одну во время родов. Появление дочери ознаменовалось бы в Партолоне веселым празднованием. Богиня Эпона наверняка подтвердила бы, что довольна рождением дочери у своей Избранной.

Нет, Рианнон нужно было гнать прочь такие мысли, хотя она втайне надеялась, что, когда ребенок наконец появится, Эпона вернется к ней и подаст знак — любой, пусть она сейчас не в Партолоне и эта беременность у нее не первая. Где-то в глубине сознания, между приступами боли, казавшимися бесконечными, у Рианнон возникали воспоминания о первом младенце, от которого она избавилась. Сожалела ли женщина о сделанном? Это решение было принято в молодости, теперь его не отменишь.

Пришла пора сосредоточиться на рождении дочери, а не на ошибках прошлого.

Когда ее скрутили очередные схватки, она открыла рот, чтобы закричать, хотя понимала, что в этом заточении ни боли, ни одиночеству не полагалось иметь голоса.

«Ошибаешься, драгоценная. Ты не одна. Убедись в могуществе своего нового бога!»

Живой саркофаг с оглушительным треском внезапно раскололся. Поток воды вынес Рианнон из чрева древнего дерева. Она лежала на траве, хватая ртом воздух, и дрожала. Мучительный кашель сотрясал ее тело. Женщина заморгала, стараясь разогнать туман, стоявший перед глазами, и прежде всего подумала о человеке, пожертвовавшем своей жизнью, чтобы заточить ее в могилу. Рианнон содрогнулась и оглянулась на зияющую дыру в дереве, ожидая увидеть тело Клинта. Она заранее приготовилась к ужасному зрелищу, но заметила лишь слабое голубое мерцание, которое медленно гасло, словно утекало в огромное дупло.

Да, ее память и ум не пострадали. Рианнон знала, что находится в священной роще, в Оклахоме. Она только что освободилась из заточения внутри одного из дубов-великанов. Его близнец стоял нетронутым напротив, на берегу мелкого ручейка. Сгущались сумерки. Дул легкий ветерок. В ответ на вспышки молний свинцовое небо грозно погромыхивало.

«Молния!.. Наверное, она и освободила меня».

«Это сделал я».

Голос теперь звучал не в ее голове, но по-прежнему сохранял бестелесную потусторонность. Он раздавался из-под дерева-близнеца, где сгустилась самая черная тень.

— Прайдери? — Рианнон не узнала в этом слабом хрипе своего голоса.

«Разумеется, драгоценная, кто же еще? Неужели Богиня, предавшая тебя?»

Его смех приятно ласкал слух, и Рианнон удивилась, как нечто, звучащее столь красиво, в то же время могло нести в себе столько жестокости.

— Я тебя не вижу, — произнесла Рианнон и задохнулась, так как опять пришли схватки.

Бог подождал, пока боль стихнет. Затем тень под деревом шевельнулась. Силуэт перемещался медленно, чтобы его можно было легко разглядеть в угасающем свете. У Рианнон перехватило дыхание от такой красоты. Тело бога, не полностью материализовавшееся в этом мире, сохранило прозрачность привидения, но от одного его вида она позабыла о своем состоянии. Высокий и сильный, он производил впечатление даже в облике призрака. Темная шевелюра обрамляла лицо, которому надо было бы вдохновлять поэтов и художников, а не порождать ужасные истории, шепотом передававшиеся в Партолоне. Прайдери, улыбаясь, смотрел на нее, а лицо светилось любовью и теплотой.

«Приветствую тебя, моя жрица, моя драгоценная. Теперь ты меня видишь?»

— Да, вижу, но только как духа, — прошептала она с благоговением.

Бог так явно к ней благоволил, что у Рианнон от восторга даже закружилась голова. Он оказался самим, совершенством. Именно таким ему и следовало быть. Женщина внезапно осознала, что попусту потратила свою жизнь, почитая Эпону, вместо того чтобы склоняться в мольбе у ног этого чудесного бога.

«Мне трудно сохранять телесную форму. Я нуждаюсь в поклонении и жертвах, принесенных с моим именем на устах, чтобы обрести плоть. Все должны любить меня и подчиняться мне. Вы с дочерью сделаете для меня это. Ты заставишь людей вновь обратиться ко мне, а я за это верну тебя в Партолону, где ты займешь свое законное место».

— Я поняла, — сказала она, стыдясь своего слабого голоса и прерывистого дыхания. — Сделаю…

Рианнон не успела договорить, как одновременно случились две вещи, заставившие ее умолкнуть. Ночь внезапно наполнилась громким барабанным боем, ритмичным, как стук сердца. Низкий вибрирующий звук разносился по всей поляне. В то же мгновение роженицу охватила нестерпимая потребность натужиться.

Ее спина изогнулась, а ноги машинально поднялись. Она вцепилась в шишковатые корни, стараясь обрести опору, все равно какую, лишь бы удержать на месте напряженное тело. Глаза Рианнон не переставали искать Прайдери, материализовавшегося в густой тени. Его полупрозрачный облик теперь был едва виден.

— Помоги мне, — простонала она.

Барабанный бой звучал все громче. Сквозь его гул до Рианнон доносилось пение, хотя слов она не разбирала. С ужасом, под стать той боли, что грозила разорвать ее тело, она смотрела, как прекрасный лик дернулся и начал изменяться. От чувственного рта осталась лишь узкая полоска. Нос превратился в нелепую дыру. Глаза больше не светились улыбкой и добротой. Они злобно сверкали бесчеловечным желтым огнем. Прошла лишь секунда, женщина не успела в очередной раз всхлипнуть, как внешность бога снова поменялась. Его глаза теперь представляли собой темные пустые пещеры, а рот раскрылся, выставив напоказ окровавленные клыки, торчащие в слюнявой пасти.

Рианнон закричала от страха, ярости и боли.

Барабанный бой и пение с каждой секундой звучали все громче.

Образ Прайдери вновь поменялся. К нему вернулась божественная прелесть, только на этот раз он был едва виден.

«Я не могу всегда быть красивым, даже для тебя, драгоценная».

— Ты меня покидаешь? — закричала она, когда приступ боли ненадолго стих.

Изменяющееся видение приводило Рианнон в ужас, но еще больше она боялась остаться одной во время родов.

«Те, кто идет сюда, вынуждают меня исчезнуть. Я не могу бороться с ними сегодня. У меня недостаточно сил в этом мире. — Тут его взгляд вспыхнул, а тело стало почти осязаемым. — Рианнон Маккаллан, я искал тебя десятки лет, наблюдал, как множились твои несчастья оттого, что ты была прикована к Эпоне. Ты должна сделать свой выбор сейчас, Рианнон! Ты видела все мои лики. Ты готова отречься от Богини и стать моей жрицей, избранницей и воплощением?»

От страха и боли у Рианнон кружилась голова. Она обвела рощу диким взглядом в поисках хоть какого-то признака присутствия здесь Эпоны, но не увидела ни малейшего проблеска божественного света.

«Я брошена в темноте, той самой, что преследовала меня много лет, и лишена права выбора. Я не способна даже представить себе, как можно существовать, не являясь Избранной божества. Как я жила бы, не имея той власти, которую предоставляет подобный статус? — Но, даже принимая решение, Рианнон не смогла заставить себя открыто отвергнуть Эпону. — Да, я признаю Прайдери. Пусть он этим и довольствуется».

— Я согласна отдать себя служению тебе, — тихо произнесла она.

«А дочь? Ты вверяешь мне и ее?» Рианнон отмахнулась от предостерегающего шепота, прозвучавшего где-то внутри.

— Я отдаю…

Ей не дал договорить пронзительный боевой клич семи старейшин, которые вышли на поляну и окружили два дуба плотным кольцом. С диким ревом, от которого у Рианнон задрожало сердце, дух Прайдери растворился в тени.

Боль вновь скрутила тело женщины. Она знала только одно — нужно тужиться. В следующую секунду ее поддержали сильные руки. Она охнула и открыла глаза. Старик был совсем древний. Лицо испещрено глубокими морщинами, длинные белые волосы, среди прядей виднеется орлиное перо.

Рианнон сосредоточилась на добрых карих глазах и прошептала:

— Помоги мне.

— Мы здесь. Тьма ушла. Теперь твоему ребенку можно появиться на свет.

Роженица вцепилась в руки незнакомца и что было сил напрягла истерзанное болью тело. Вскоре под бой древних барабанов из ее утробы выскользнул младенец.

В это мгновение Рианнон выкрикнула имя Эпоны, а вовсе не Прайдери.

Старик перерезал ножом пуповину, соединявшую мать и дочь, затем завернул малютку в домотканое одеяло и передал ее Рианнон. Когда она заглянула в глаза дочери, ей показалось, что мир безвозвратно изменился, как и она сама в глубине души. До сих пор ей не доводилось видеть такого чуда. Женщина не испытывала подобных чувств ни разу в жизни, даже когда впервые услышала голос Эпоны и обрела власть ее Избранной или же лицезрела красоту ужасного Прайдери.

«Это и есть настоящая магия», — с удивлением подумала мать и дотронулась до невероятно мягкой щечки.

Ее сковал очередной приступ боли. Рианнон задохнулась, крепко прижала ребенка к груди и попыталась сосредоточиться только на том, чтобы исторгнуть из себя послед. Где-то в стороне звучали приказы старика. Она не вслушивалась в них, но восприняла тревогу в его голосе. Барабаны продолжали отбивать древний ритм, а дочурка, лежащая на руках, была такой изумительной.

Мать все никак не могла наглядеться на нее. Ребенок таращился на мир большими темными глазами. Этот взгляд трогал душу женщины.

— Как жестоко я ошибалась.

— Да, — пробормотал старик. — Да, Рианнон, ты наделала глупостей.

Она посмотрела на него, и тут до ее сознания дошло, что он стоял на коленях рядом с ней и крепко прижимал сложенную ткань к ее лону. Странно, но женщина не заметила, когда он это сделал. Вообще-то все ее тело было почти бесчувственным, но это приносило ей облегчение. Боль прекратилась.

Потом она задумалась над его словами и сказала:

— Ты знаешь мое имя.

Старик кивнул и пояснил:

— Я был здесь в тот день, когда белый шаман пожертвовал своей жизнью, чтобы заточить тебя в священное древо.

Рианнон вздрогнула. Она узнала в нем вожака аборигенов, победивших демона Нуаду.

— Почему ты теперь мне помогаешь?

— Земному жителю никогда не поздно изменить выбранный путь. — Он помолчал, внимательно вгляделся в нее, потом продолжил: — Тогда ты была сломлена, но я верю, что это дитя излечило твою душу. — Старик по-доброму улыбнулся. — Должно быть, она одарена великой силой, если при рождении сумела так много исправить.

— Это Морриган, внучка Маккаллана. — Рианнон укачивала дочурку, прижимая ее к груди.

— Я запомню это имя. — Он поймал взгляд женщины, и та похолодела от дурного предчувствия еще до того, как услышала его слова: — В твоем теле что-то разорвалось. Кровотечение слишком сильное и никак не останавливается. Я уже послал за своим грузовиком, но пройдет несколько часов, прежде чем мы сможем добраться до врача.

— Я умираю. — Она прочла правду в его глазах.

— Думаю, да, — кивнул старик. — Твоя душа излечилась, но тело покалечено необратимо.

Рианнон не испытала ни страха, ни паники. Конечно, не было никакой боли. Ее терзало лишь ужасное чувство потери. Она взглянула на свою новорожденную дочь, смотревшую на нее с таким доверием, и провела по мягкому личику кончиком пальца.

«Я не увижу, как будет расти Морриган. Мне не суждено быть рядом с дочуркой, присматривать за ней, оберегать…»

— Богиня! Что я наделала!

Старик даже не пытался ее утешить. Он просто взирал на нее пронзительно и мудро.

— Расскажи мне, Рианнон.

— Я поклялась служить Прайдери. Он хотел также, чтобы я отдала ему в услужение и свою дочь. Твое присутствие отпугнуло его, прежде чем я успела вверить ему малышку.

— Прайдери — бог зла? Бог тьмы? — быстро спросил старик.

— Да!

— Ты должна отречься от него. Ради себя и Морриган.

Рианнон посмотрела на младенца.

«Если я отрекусь от Прайдери ради нас обеих, то, вероятнее всего, моя дочь навсегда останется в этом мире. Быть может, ей не удастся подключиться даже к тем тонким каналам энергии, которые я обнаружила. Морриган никогда не увидит Партолоны.

Но если я не откажусь от служения Прайдери, то дочь будет обречена поклоняться той самой тьме, которая, как и теперь понимаю, преследовала меня всю жизнь, внушала недовольство, гнев, себялюбие, ненависть. Самое страшное в том, что она превращала любовь во что-то неузнаваемое».

Рианнон не могла перенести мысль о том, что жизнь дочери будет омрачена точно так же, как ее собственная.

«Если Морриган окажется навсегда заточенной в этом мире, то так тому и быть. По крайней мере, она будет изба плена от лживого зла».

— Я отрекаюсь от Прайдери, трехликого божества, отвергаю его власть надо мной и моей дочерью Морриган Маккаллан, — произнесла Рианнон и принялась ждать.

Она всю жизнь, с раннего отрочества, была жрицей, Избранной могущественной Богини, поэтому понимала, насколько это серьезный шаг — отречься от божества. Должен появиться знак — хоть внутренний, хоть внешний, — говорящий о том, что судьба отныне изменится. Богам, особенно темным, не свойственно запросто воспринимать отречение.

— Бог тьмы знает, что ты близка к смерти и вплотную подошла к царству духов. Он крепко удерживает тебя и не отпускает.

Этот человек говорил мягко, но его слова резанули Рианнон по самому сердцу. Она слабела с каждой секундой, однако заставила себя крепче обнять крошечное тельце дочери.

— Я не отдавала ему Морриган. Прайдери не имеет над ней власти.

— Но ты по-прежнему связана с ним, — печально изрек старик.

Женщине было трудно бороться с усталостью, заволакивавшей глаза. Она холодела, но желала, чтобы старик оставил ее одну и позволил любоваться дочкой до тех пор, пока…

— Рианнон, ты должна меня выслушать! — Он встряхнул ее. — Если ты умрешь, подчиняясь Прайдери, то твой дух больше не почувствует присутствия Богини. Ты никогда не познаешь свет или радость, будешь вечно окутана чернотой темного бога и отчаянием, которое окрашивает все, до чего бы он ни дотронулся.

— Знаю, — прошептала Рианнон. — Но я слагаю оружие. Теперь мне кажется, будто я всю жизнь только и делала, что сражалась. Я была чересчур самолюбивой и причиняла всем слишком много боли. Наверное, пришло время ответить за это.

— Быть может, так оно и есть, но должна ли и дочь расплачиваться за твои ошибки?

От его слов она дернулась, быстро заморгала, прогоняя черноту, застившую глаза, а потом сказала:

— Конечно не должна. Что ты такое говоришь, старик?

— Ты не дала клятву за малышку, но Прайдери нуждается в жрице, в жилах которой текла бы кровь Избранной Эпоны. Как думаешь, кто станет его следующей жертвой после твоей смерти?

— Нет!

Но старик был прав. Прайдери сам признался, что проследовал ее десятилетиями. Ради Морриган он сделает не меньше. Рианнон содрогнулась. Да, в свое время она позволила тьме нашептывать ей обманчивые речи и превращать любовь к Богине во что-то уродливое. Дочурку ждала другая судьба.

— Нет, — повторила женщина. — Морриган не будет его следующей добычей.

— В таком случае ты должна призвать Богиню, чтобы она вынудила Прайдери отпустить тебя.

— Эпона отвернулась от меня. — Рианнон охватило отчаяние.

— Но разве ты отреклась от нее?

— Я совершала вещи пострашнее. — Впервые в жизни бывшая верховная жрица признала, что сама предала Богиню еще до того, как та перестала с ней разговаривать. — Она больше меня не слышит.

— Вероятно, Эпона ждала, хотела услышать от тебя верные слова.

Рианнон уставилась в глаза шаману. Если есть хоть малейший шанс, что он прав, она попробует призвать к себе Эпону.

«Я близка к смерти. Возможно, Богиня сжалится надо мной. Я уже чувствую, как меня окутывает туманная завеса невосприимчивости к окружающему миру. Пусть Эпона сейчас в Партолоне, все равно она знает, что со мной происходит».

Рианнон закрыла глаза, сосредоточилась и позвала:

— Эпона, великая Богиня Партолоны, моей молодости, моего сердца. Пожалуйста, выслушай меня в последний раз. Прости мне мои ошибки. Да, я позволила тьме запятнать твой свет, причинила боль тебе и другим. — Рианнон умолкла, стараясь собраться с мыслями и отогнать отвратительное оцепенение, сковывавшее тело. — Я знаю, что не заслуживаю твоей благосклонности, но умоляю, не допусти, чтобы Прайдери завладел моей душой. Пусть он не коснется моей доченьки.

Ветер подхватил ее слова. Он гремел, сотрясал их, пока они не превратились в шум дождя, барабанящего по осенней листве. Рианнон открыла глаза. Тени под гигантским священным дубом, близнецом разрушенного дерева, под которым она лежала, начали шевелиться, и ее сердце в панике затрепетало.

«Неужели это вернулся Прайдери, чтобы забрать меня, несмотря на присутствие шамана и могущество древних барабанов?»

Тут появился шар света и развеял тьму. В центре шара возник силуэт. У Рианнон перехватило дыхание, ее глаза наполнились слезами.

Старый шаман почтительно склонил голову и сказал:

— Добро пожаловать, великая Богиня.

«Джон Мирный Орел, знай, что за сегодняшний поступок ты получаешь мою благодарность и благословение». Эпона улыбнулась старику.

— Благодарю, Богиня, — торжественно изрек он.

Затем Эпона обратила свой взгляд на умирающую, а та дрожащей рукой утерла слезы, чтобы лучше видеть Богиню. Когда Рианнон была девочкой, Эпона являлась перед нею несколько раз. Потом верховная жрица вступила в строптивую пору отрочества, превратилась в себялюбивую, избалованную особу. Богиня перестала посещать свою Избранную, обращаться к ней и даже слушать ее. Сейчас Рианнон почувствовала, как ее сердце застучало быстрее при виде Эпоны.

— Прости меня! — воскликнула она.

«Прощаю. Я сделала это еще раньше, до того как ты попросила. Я тоже совершила ошибку. Видела твою слабость, знала, что за твоей душой охотится темнота, но любовь к тебе ослепила меня настолько, что я допустила твою гибель».

Рианнон, как всегда, хотела было заявить что-то в свое оправдание, но вовремя прикусила язык.

— Я поступила дурно, — сказала она и перевела дыхание, борясь с оцепенением, грозившим лишить ее дара речи. — Эпона, прошу тебя, разорви узы, связавшие меня с Прайдери. Я отреклась от него, но ты ведь знаешь, что ко мне подходит смерть. Трехликий монстр пока крепко держит мою душу.

Эпона внимательно посмотрела на свою повергнутую жрицу, потом спросила:

«Почему ты просишь меня об этом, Рианнон? Боишься за свою душу, не знаешь, что лучится с ней после смерти?»

— Богиня, теперь, когда конец так близок, для меня многое прояснилось. — Она взглянула на малышку, которую держала в слабеющих руках. — Может, шоры упали с моих глаз благодаря появлению дочки. — Женщина снова посмотрела на Богиню. — Разумеется, ты права. И действительно боюсь провести вечность в отчаянии и темноте, но не стала бы призывать тебя, стараясь спастись от той судьбы, которую заслужила. — Рианнон поперхнулась, закашлялась, отдышалась и смогла продолжить: — Я обратилась к тебе лишь потому, что моей дочери грозит та же самая тьма, что отравила значительную часть моей жизни. Эта мысль мне невыносима. Если ты разорвешь узы, связавшие мою душу с Прайдери, то я не попрошу позволения попасть на твои луга. Молю лишь разрешить мне уйти туда, откуда я смогу наблюдать за дочкой и нашептывать ей хорошее, если темный бог примется учить ее чему-то злому.

«Вечность в другом мире — нелегкая судьба. Ты не найдешь там покоя, лугов, залитых светом, и веселья, способного поддержать истомленную душу».

— Но мне все это не нужно, если моя дочь в опасности. Я не хочу, чтобы она прошла мой путь.

«Жизнь твоей дочери — всего лишь капелька в море вечности. Ты действительно готова на бесконечность в другом мире ради чего-то столь скоротечного?»

Рианнон прижалась бледной щекой к головке малышки и ответила:

— Да, Эпона.

Богиня улыбнулась, а Рианнон, которая находилась на пороге смерти, почувствовала неописуемую радость.

«Наконец-то, моя Возлюбленная, ты победила себялюбие и послушалась своего сердца. — Богиня воздела руки к небу. — Прайдери, бог тьмы и лжи, я не уступаю тебе своего права на эту жрицу! Если ты хочешь завладеть ее душой, то попробуй сначала победить меня!»

Из ладоней Богини ударила молния и расколола черную тень, которая тут же убралась на край опушки. Раздался жуткий крик. Неестественная тьма полностью растворилась, оставив после себя лишь обычные уютные сумерки.

— С моей души свалился груз, — прошептала Рианнон дочери.

«Это потому, что твоя душа освободилась от влияния тьмы. Такое произошло впервые с тех пор, как ты перестала быть ребенком».

— Мне давным-давно следовало пойти этим путем, — еле слышно произнесла Рианнон.

«Еще не поздно, моя Возлюбленная». Эпона опять улыбнулась, сияя безграничной добротой.

Рианнон прикрыла веки от избытка чувств, отнимавших у нее последние силы, и сказала едва слышно:

— Эпона, мне понятно, что здесь не Партолона. Я больше не твоя Избранная, но все-таки, не поприветствуешь ли ты мою дочь?

«Хорошо, Возлюбленная. Ради моей любви к тебе я приветствую Морриган, внучку Маккаллана, и дарую ей свое благословение».

Рианнон услышала шорох крыльев и открыла глаза. Эпона к тому времени исчезла, зато священную рощу наполнили многие тысячи светлячков. Они то взмывали вверх, то планировали вниз, кружились вокруг нее и младенца. В густеющих сумерках они освещали землю так, словно звезды на время сошли с ночного неба, чтобы поплясать над опушкой по случаю рождения ее ребенка.

— Богиня услышала твою мольбу, — почтительно произнес старик. — Она не забыла тебя и позаботится о твоем ребенке.

Рианнон перевела на него взгляд, быстро заморгала, чтобы лицо шамана перестало расплываться в ее глазах, и сказала:

— Ты должен отвезти меня домой.

Он посмотрел ей в глаза и ответил:

— Я не в силах вернуть тебя в тот мир, Рианнон.

— Знаю, — чуть слышно прошептала она. — Отвези меня в тот единственный дом, который был у меня здесь, — к Ричарду Паркеру. Он двойник Маккаллана, моего отца. — Рианнон поморщилась, прогоняя прочь воспоминания о том, как Шаннон Паркер поведала ей о гибели этого великого воина, защитника Партолоны. — Отвези мое тело туда и представь ему Морриган как внучку. Скажи ему… — Она умолкла, пытаясь побороть оцепенение, которое быстро усиливалось. — Да, я верю в его любовь и знаю, он поступит как надо.

Шаман торжественно кивнул и спросил:

— Как мне найти Ричарда Паркера?

Рианнон справилась с этим. Она коротко и понятно объяснила, как добраться до маленького ранчо Ричарда Паркера, расположенного недалеко от Броукн-Эрроу. К счастью, старик почти не задавал вопросов и, кажется, понял все, что шептала женщина, с трудом переводящая дыхание.

— Я сделаю это для тебя и помолюсь за твою душу. Пусть она из другого мира наблюдает за дочкой и удерживает ее от опрометчивых шагов.

— Мое дитя, благословленное Эпоной, Морриган Маккаллан — прошептала Рианнон и поняла, что больше не в силах бороться с оцепенением.

Все еще прижимая дочь к груди, она откинула голову назад, на шишковатый корень.

Светлячки весело кружили вокруг них в такт древних барабанов, под звук которых Рианнон, жрица Эпоны, умерла.