Часть вторая 3 страница. Надо ЖЕ. Танцевала Мишель, девушка, с которой я проработала в одной школе десять лет

Надо же! Танцевала Мишель, девушка, с которой я проработала в одной школе десять лет! И вот она здесь, божественное воплощение музы танца — что ж, логично. Мы с Мишель любим посмеяться над парадоксом двух из ее трех основных страстей в жизни. Страсть номер один — танец, страсть номер два — естественные науки. Она очень любила рептилий, что всегда меня тревожило, особенно если учесть, что наши классы располагались рядом. По крайней мере два-три раза в год какая-нибудь змеюка удирала из аквариума и, с позволения сказать, терялась. Мишель соединила свои первые две страсти, обучаясь на химика в Северо-Восточном университете Оклахомы и получая при этом стипендию как танцор. В нашей школе она тоже объединяет их, преподает химию по спецпрограмме для отличников и выступает хореографом в школьных мюзиклах. Странная девушка.

Следя за медленными движениями, совпадавшими с чувственным ритмом, я сделала очередной глоток вина и благодарно улыбнулась маленькому слуге, который послушно метнулся ко мне, чтобы заново наполнить кубок. Сомнений не осталось — это точно была Мишель или же ее двойник, как наверняка уточнит Аланна. Те же густые темные волосы, которые, как в случае с Аланной, изменили свою длину. Вместо классной современной стрижки я увидела гриву по пояс, которая поблескивала, колыхалась с каждым движением и прикрывала изящное тело танцовщицы больше, чем абсолютно прозрачные переливчатые кусочки газовой ткани, заменявшие на ней одежду. Во время танца эти полоски порхали вокруг нее, при малейшем движении соблазнительно обнажая крепкое маленьков тело. Она всегда отличалась великолепной фигурой, хотя ела как воробей, то есть уплетала за день в десять раз больше собственного веса. Мишель — единственная из всех моих знакомых, кто способен каждый день поглощать полный школьный обед, напичканный всевозможными жирами и углеводами, при этом оставаться здоровой и не прибавлять в весе. Поганка.

Музыка заиграла быстрее, и Мишель-Терпсихора энергичнее задвигалась в соблазнительном танце, обходя всех гостей по очереди. Кентавры ловили кайф. Они перестали жевать и вылупились на нее. Она действительно танцевала великолепно. Ее движения поражали удивительной смесью секса и грации. Что-то в этом роде мог сочинить Боб Фосс, если бы задался целью поставить «Лебединое озеро». Она ритмично двигала округлыми маленькими бедрами, будто притягивала к себе всю эротическую энергию в зале, заглядывала в глаза каждому мужчине и при этом — скверная девчонка! — трогала себя.

Это заставило меня вспомнить третью из основных ее страстей. Она обожает мужчин. Высоких, низких, волосатых, гладких, мускулистых, худых... и т. д. и т. п. Ей правятся все подряд, лишь бы им было чем похвастать. Я не имею в виду их кошельки. Да, она получает удовольствие от большого твердого пениса, как ни одна другая женщина. Секс для нее — подлинное искусство. Не то чтобы она шлюха. Скажем так, мужчины — это ее хобби, и занимается она им постоянно.

Танец подходил к кульминации, танцовщица постепенно продвигалась обратно к центру. Сомневаться не приходилось — эта женщина была сексуальной. Бросив взгляд на мистера Эда, я увидела, что он со мной согласен. Все его восхищенное внимание было сосредоточено на Мишель. Их взгляды встретились и больше не расходились, пока она, подчиняясь ритму, двигала едва прикрытыми бедрами в сторону его кушетки.

Я не испытывала к нему никакой романтической привязанности, поэтому с легкостью наблюдала, как она оплетала его гормоны своей паутиной. С клинической отстраненностью я размышляла, что, наверное, именно так Саломея уговорила Ирода снести голову Крестителю. На завершающем аккорде она рухнула на пол перед нами, и зал взорвался громовыми аплодисментами. Танцовщица плавно поднялась и раскланялась. Я улыбалась, стараясь поймать ее взгляд, всем лицом телеграфировала: «Молодец». Но когда она в конце концов взглянула на меня, я так и застыла в недоумении. Враждебность в ее взгляде быстро сменилась холодной пристойностью, но от этого не стала менее заметной.

— Благословение тебе и твоему избраннику, Возлюбленная Эпоны.— Голос у нее был такой же, как у Мишель.

Звучал он так же, но слова получались фальшивые и безжизненные, абсолютно лишенные знакомой теплоты, с которой мы относились друг к другу в том мире.

— Надеюсь, этот брак доставит тебе всю ту радость, которую ты воистину заслуживаешь.

Не переставая ласкать глазами моего супруга, брак с которым должен был, по ее словам, доставить мне радость, она повернулась и выплыла из зала.

Можете меня отшлепать и назвать плохой, но я все равно считаю, что это было оскорбление. Я все больше и больше удивлялась, что за каверзу затеяла Рианнон. Внутреннее чутье мне подсказывало, что, возможно, она не такая уж милая. Я посмотрела на Клан-Финтана и увидела, что он по-прежнему плотоядно пялился вслед удаляющейся Мишель.

— Она хорошо танцует, не находите? — Кентавр на секунду виновато опешил, а я понимающе улыбнулась, глядя ему в глаза.

— Да, миледи, ее исполнение навевает мысль, что сама Терпсихора побывала здесь.— В его голосе появились хриплые нотки, он чуть ли не замурлыкал.

Как мы говорим в таких случаях в Оклахоме: «Да успокойся ты, парень!»

Но вместо того чтобы отвести взгляд от этих глаз, все еще остекленевших от страсти, и встревожиться от мурлыкающей хрипотцы в голосе, я почему-то оказалась заинтригована. Под предлогом того, что приходится наклониться к нему, иначе он не услышит моего шепота, я целиком оккупировала его личное пространство.

— Ее танец можно считать благословением нашего брака.

«Боже, какой он теплый».

Я к нему не притрагивалась, но все равно чувствовала тепло, исходящее от его тела. От этого мне почему-то захотелось захихикать.

Он, в свою очередь, тоже наклонился ко мне, и тогда я не сдержалась, все-таки захихикала.

«Быстро беру на заметку. Желтый свет — тревога! Завязывай с вином! Впрочем, ладно. Желтый свет — всего лишь предостережение».

— Танец на свадебном пиру — больше чем благословение.— Он замолк, и я подняла брови, приглашая его продолжать.— Обычно он служит стимулом.— На последнем слове его бархатный голос зазвучал как шепот, сродни моему.— Но вы сами наверняка это знаете, раз являетесь живой Богиней.

«Ух, черт!»

Я перестала ловить его разгоряченный взгляд и заскользила глазами по всему телу, пока он проделывал то же самое.

«Неужели я забыла, что он — да чего уж там! — конь?»

Мое тело невольно напряглось и выпрямилось, сразу покинув его личное пространство. Резкое движение вызвало приступ головокружения, в глазах все расплылось, а в голове застучало. Желтый сигнал предупреждения сменился на красный.

— Э-э...

Пытаясь отставить кубок с вином, я промахнулась. Вино разлилось, кубок упал с грохотом и звоном. Внезапно я привлекла всеобщее внимание.

— Миледи, вам нехорошо? — Храни Господь заботливую трезвую Аланну.

— Выпила лишку.

Хорошо бы, чтобы она перестала делиться на несколько Аланн. Быстро заморгав, я уменьшила ее образ до одной персоны, потом потерла лоб и рискнула взглянуть на Клан-Финтана. Он внимательно за мной следил.

— Вы устали, леди Рианнон.— Его попытка изобразить заботу больше походила на вызов.— Для того, кто совсем недавно еще был болен, день выдался чересчур напряженный.

Это еще мягко сказано. Настоящий рекорд преуменьшения за последнее десятилетие.

— А не пора ли нам почивать?

«Он что, самодовольно ухмыльнулся или мне показалось?»

В ответ я издала нечто среднее между пронзительным визгом и выдохом. Почивать? То есть возлечь с ним? В библейском смысле? Где, черт возьми, была моя голова? Я вдруг осознала, что не обдумала как следует все последствия этого скоротечного брака. Да, я обсуждала завершающий ритуал с Аланной, и она меня успокоила, но ведь я тогда не подозревала, что мой суженый окажется конем! Я волновалась из-за секса с незнакомцем, а вовсе не из-за скотоложства! Внутри у меня все сжалось. Только бы не изрыгнуть всю эту вкуснейшую еду прямо на кушетку. -Уф...

Какого черта я заранее не обдумала вопрос интима? На предыдущей свадьбе, выходя за своего тупого бывшего, которого мне нравится считать первым, но отнюдь не последним мужем, я только и могла думать о том, как бы поскорее оказаться с ним в постели. При этом я не была невинной девой, не сознающей, что происходит в свадебную ночь!

— Уф...

Наверное, смерть и смена миров не на шутку сбивают нормальный мыслительный процесс. Не говоря уже о переборе с вином. Пусть даже в медицинских целях.

«Ладно, тогда я подумаю об этом сейчас.

Завершающий брачный ритуал.

С конем.

Который кусается».

— Кажется, меня сейчас стошнит.

— Миледи, позвольте проводить вас в ваши покои. По крайней мере, в искренности Аланны сомневаться не приходилось. Она прикоснулась ко мне мягкими прохладными руками, убирая мокрые пряди со лба.

— Да, пожалуй.

Я поднялась с дивана и закачалась, как на палубе корабля.

«Вперед, назад. Ох, тошнит... Лучше зажмуриться покрепче».

— Какого?..

Не успела моя задница шлепнуться на чудесный мраморный пол, как я почувствовала себя в твердых и жарких тисках.

— Позвольте мне, леди Рианнон.

Проклятье, конь подхватил меня на руки! Приоткрыв один глаз, я увидела его лицо крупным планом. На меня он не обращал никакого внимания, но Аланне кивнул. Она расплылась в благодарной улыбке и повела нас тем путем, каким мы с ней пришли сюда. Глядя на ее удаляющуюся спину, я еще раз убедилась, насколько огромен Клан-Финтан... и как высоко над землей я сейчас нахожусь.

— Уф.

Наверное, мне не следовало открывать глаза.

— Вам станет лучше после сна.— Его широкая грудь вибрировала с каждым словом.

Теперь, когда мои глаза были закрыты, он напоминал мне что-то вроде огромного теплого вибратора. Я с трудом подавила глупый смешок, готовый вырваться наружу.

— Я не сознавала, что выпила так много вина.

Он лишь хмыкнул в ответ, усилив эффект вибратора.

— Нет, сознавали.

— Вы вибрируете, когда говорите.

— Что?

— Все в порядке. Мне нравятся вибраторы.

Язык у меня заплетался, но это ничего, я ведь действительно хватила лишку. Голова почему-то стала очень тяжелой, словно волосы весили целую тонну. Я вздохнула и почувствовала, как она сама улеглась на плечо Клан-Финтана, или мистера Эда. Да, я определенно наклюкалась.

— Приятный запах.

Да, я понимала, что озвучиваю свои мысли, знала, что утром меня ожидает тяжелое похмелье, но ничего не могла с этим поделать, только захихикала.

— Вы чересчур много выпили.

— Ничего подобного!

Он опять хмыкнул, отчего в груди его загрохотало. Я снова захихикала, потом заметила, что кентавр больше не хмыкает, а грохот продолжается. Мне пришлось открыть глаза.

Он смеялся. Надо мной!.. Это был приятный смех, преобразивший его внешность. Холодное красивое лицо стало приятным красивым лицом.

Разумеется, к этому времени мое хихиканье переросло в икоту, что окончательно его доконало.

Аланна остановилась перед дверью, за которой, насколько я смутно припоминала, находилась спальня Рианнон. Наблюдая за нами, она едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться. Увидев, что я наблюдаю за ней в промежутках между приступами полуистерического хохота и пьяной икоты, она раскраснелась как маков цвет и поспешила открыть дверь. Да, видимо, у Рианнон напрочь отсутствовало чувство юмора.

— Черт, конкретно огромная кровать! — с трудом промямлила я сквозь приступ икоты.

Кентавр положил ношу на конкретно огромную кропать и долго смотрел на нее, не скрывая улыбки.

— Благодарю за то, что подвезли.

Меня буквально скрючило на подушках от икоты и хохота. Я ничего не могла поделать. Надо же, поблагодарить его за то, что он меня подвез, — ну не умора?

— Вы совсем другая, не то что в прошлую нашу встречу. Он по-прежнему улыбался, но в его низком голосе прозвучали задумчивые нотки, которые услышала даже я в теперешнем моем не вполне трезвом состоянии. Бросив взгляд на Аланну, я увидела, что ее очаровательные щеки, прежде такие румяные, внезапно побелели. Хмель как рукой сняло. Икота прекратилась.

— Я, хм, то есть... такая, как обычно.

— В вас нет ничего обычного, леди Рианнон. Теперь его улыбка исчезла. Я на секунду пожалела об этом, а потом вспомнила, что он наполовину конь. Нам предстояла свадебная ночь. Если судить по испуганному взгляду Аланны, вокруг происходило еще много такого, о чем я даже не догадывалась.

Я закрыла глаза, невнятно прошептала:

— Ну, как знаете, — и нарочито захрапела. Аланна, как по команде, тут же раскрыла рот:

— Милорд, наверное, вы захотите, чтобы я проводила вас в ваши покои.

Молчание в ответ чуть не заставило меня открыть глаза, но я чувствовала на себе его пристальный взгляд, поэтому захрапела еще громче.

— Ваша спальня примыкает к этой, милорд, — настойчиво продолжала Аланна.

— Да, я определенно нуждаюсь в отдыхе, — произнес он с прежней холодной официальностью, после чего громко затопал из комнаты.

Стук его копыт чуть не заглушил мелодичный голосок Аланны:

— Милорд, в последнее время ей многое довелось пережить.

Мягкие интонации так живо напомнили мне милую Сюзанну, что я внезапно заскучала по дому.

— Как и нам всем, — мрачно изрек мой суженый и закрыл дверь, словно поставил точку.

— Он ушел, миледи. «Да, как и мое смешливое, полупьяное веселье. Нет лучшего средства протрезветь, чем затеять интрижку в альтернативном зеркальном мире».

Возвратившись, Аланна подошла к чаше с водой, стоявшей на ночном столике, и трясущимися руками принялась выжимать небольшой кусочек ткани.

— Он знает, что я не Рианнон.

Ее руки все еще дрожали, когда она протирала прохладной тряпицей мой липкий лоб.

— Нет, миледи, он просто знает, что вы не такая, как раньше.

— Расскажи мне о Рианнон. Аланна застыла.

— Она моя хозяйка и верховная жрица, Возлюбленная богини Эпоны.

— Все это я уже знаю. Расскажи, что она за человек.

— У нее большая власть, — вздохнула она.

— Аланна, я имею в виду другое. Мне интересна ее личность. Ты говоришь, что миледи на меня не похожа, поэтому я хочу знать, какая она.

Ответом было молчание.

— Разве ты до сих пор не поняла, что не нужно бояться говорить мне правду? Неужели ты до сих пор настолько плохо меня знаешь?

— Это трудно, миледи.

— Ладно, я помогу. Скажи, почему она не нравится Клан-Финтану?

— Она не хотела заключать с ним сговор, поэтому избегала его при любой возможности. А когда это не получалось, миледи обходилась с ним холодно.— Аланна прятала от меня глаза.

— Почему же она просто не расторгла помолвку?

— Долг обязывал. Ставленница Эпоны должна породниться с верховным шаманом кентавров. Если она хочет и впредь оставаться верховной жрицей, то должна хотя бы на год заключить брак с Клан-Финтаном. Хотя большинство союзов между Возлюбленной Эпоны и шаманом кентавров длятся пожизненно.

Ей определенно не нравилось об этом говорить.

И не зря!

— Я знаю, что принадлежу другому миру, но не могу корить ее за нежелание заниматься сексом с конем! — Аланна удивленно заморгала, глядя на меня.— Помилуйте! От одной только мысли у меня тоже начинается паника.

Аланна попробовала вставить слово, но я остановила ее жестом. Я все больше трезвела и с каждой секундой набирала обороты.

— Мне не нравится, что ты не сочла нужным предупредить меня. Он симпатяга и вполне даже ничего, когда раскрепощается, но о чем, черт возьми, вы думали? Как я должна, по-вашему, сделать это? От одной только материально-технической части можно спятить!

— Миледи, это совсем не то, о чем вы думаете.— Ее щеки определенно порозовели.— Он верховный шаман, — сказала она так, словно это должно было все разъяснить.

— Да, а еще он гадский конь!

— Что такое «гадский»?

— Просто такое выражение. Я пытаюсь перестать сквернословить. Не обращай внимания, — вздохнула я.— Ты хочешь сказать, что мы с ним вовсе не обязаны исполнить брачный ритуал как полагается?

— Нет, разумеется, нет.— Вид у нее был потрясенный.

— Что значит «нет»? Ты не хочешь это сказать или мы не обязаны? — Голова снова загудела.

— Нет, брак заключается по-настоящему.

— Прошу, объясни, каким образом. Разве он от пояса и ниже не конь?

«Господи, еще и горло разболелось!..»

— Да, миледи. Но только в его теперешнем виде.— Ее щеки приобрели багровый оттенок.

— Аланна, я ни черта не понимаю. О чем ты толкуешь? Какой еще вид у него есть?

— Он верховный шаман, стало быть, может принимать различные виды. Человеческий — всего лишь один из многих.

— Это невозможно! «Или нет?»

— Только не для Клан-Финтана.

Все это она сообщила вполне прозаично. Действительно, никто ведь не удивляется, что вода течет с горы сверху вниз, а от избытка вина нападают икота и дурной смех.

— Значит, мне не придется заниматься сексом с конем?

— Нет, миледи.

— Что ж, уже легче.

— Да, миледи. Позвольте, я помогу вам устроиться поудобнее.

И она тут же принялась хлопотать, снимая с меня диадему, украшения, стирая с лица косметику...

— Ты так ничего и не рассказала мне о Рианнон.— Настала ее очередь вздыхать.— Она знала, что Клан-Финтан может превращаться в человека?

— Разумеется, миледи.

— Прекрати суетиться! Со мной все в порядке. Сядь и расскажи.

Она неохотно присела на краешек кровати, вся какая-то напряженная, натянутая как струна.

— Она не питала отвращения к Клан-Финтану. Ей была отвратительна сама идея заключить союз с каким-то мужчиной.

— Почему?

«Великолепно. Я что, лесбиянка?»

Я вовсе не страдаю гомофобией или другой подобной глупостью, но однополая любовь могла серьезно осложнить и без того непростую ситуацию.

— Леди Рианнон ясно дала ему понять, что не будет счастлива, если ей придется ограничиваться одним мужчиной, — смущенно и в то же время печально пояснила Аланна.— Пусть даже это продлится всего один год.

— Неудивительно, что я ему не нравлюсь. Теперь все встало на свои места.

— Да, миледи.

— Ты ведь не одобряла ее поведение?

— Я не вправе одобрять или не одобрять поведение леди Рианнон.— Голос ее звучал отстраненно и безжизненно.

— Отчего же? Разве ты не ее ассистентка или что-то в этом роде?

— Ассистентка?

— Да, это тот, кто исполняет обязанности секретаря, отвечая за расписание на день. Ну, ты понимаешь, ее служащая.

— Миледи, я ее слуга.

— Похоже, она не ценила тебя и даже не нашла приличного названия для твоей работы. Наверняка и зарплата тоже дерьмовая. А что, уволиться ты не могла?

— Вы не понимаете, миледи. Она владеет мной. Я ее собственность.

«Мой бог!»

— Ты ее рабыня?

— Да. А теперь ваша, миледи.

— Нет! Я не могу иметь рабов! Я освобожу тебя. Дай мне бумагу или что там положено. Все это абсолютно нелепо.

— Вы не должны так поступать, миледи. — Она снова побелела, в ее голосе послышалась паника.— Мое назначениe в жизни — служить Рианнон. Маккаллан купил меня для своей дочери, когда я была совсем ребенком. Так заведено в нашем мире.

— Но это не мой мир.

— Теперь ваш, миледи.

Меня захлестнуло изнеможение. «Что я здесь делаю? Неужели все это происходит в действительности?»

— Поспите, миледи. Утром все прояснится.

— Все по-прежнему будет странным и диким.

Но сон все-таки меня сморил. Выпитое вино в сочетании с напряженным днем послужили отличным снотворным. Веки налились свинцом, у меня не осталось ни малейшего желания или сил снова их открывать. Сомкнувшаяся темнота дарила долгожданный отдых.

Если не считать Шотландию Дианы Гэблдон и планету Перн, выдуманную Энн Маккефри[22], больше всего я люблю бывать в стране грез. Я всегда вижу чудесные сны — цветные и, разумеется, трехмерные. Страну моих грез населяют летающие герои, которые влюбляются в героиню, то есть в меня, конечно, спасают мир, небо в котором прелестного лилово-фиолетового оттенка, а затем добывают ограненные бриллианты из сырой руды своими сильными, но нежными руками. Любимый поклонник всегда умоляет о привилегии оплатить мой огромный долг по кредитной карточке Энн Тэйлор[23] в доказательство своих преимуществ. В перерыве между ухаживаниями Пирса Броснана, который тоже умеет летать, я нежусь на золотистых не липких карамельных облаках, дрейфующих по лиловому небу, и занята только тем, что щекочу животики пушистых толстых черно-белых котят, потягиваю шотландский виски пятидесятилетней выдержки и сдуваю со старых одуванчиков белые маленькие штучки, которые, падая, превращаются в снежинки.

Теперь вы поймете, как мне не терпелось уплыть в страну грез после нескольких дней сплошного стресса и смены миров. Свернувшись клубочком на боку и ровно дыша, я с радостью погрузилась в глубокий сон, предвкушая новое приключение.

Вы также поймете, почему меня поначалу не встревожило, что я взлетаю над кроватью. Я открыла глаза и увидела, как моя душа отделилась от спящего тела, взмыла вверх и прошла сквозь потолок.

Да, действительно, у меня невероятно большая кровать — даже если смотреть сверху.

Полеты или парение — клевый побочный эффект посещения страны грез. Во сне мне обычно приходится пробежаться на старте, держа руки перед собой, а потом подпрыгнуть и только тогда вознестись, но что за беда — это ведь страна грез, не имеющая отношения к реальности, так что здесь все годится.

Но вернемся к моему теперешнему полету. Я проскочила сквозь крышу, покинула пределы храма Эпоны, и тут у меня почему-то закружилась голова. Полеты во сне всегда доставляли мне удовольствие, поэтому я удивилась, откуда взялись эти неприятные ощущения — и перед глазами карусель, и внутри все сжалось! — но вскоре это прошло без следа, и я забыла о секундном недомогании. Я расслабленно парила в ночном небе, глубоко дышала и любовалась красотой пушистых облаков, скользящих перед полной луной. Я заметила, что это были не обычные золотистые карамельные облака из моих снов. Данное обстоятельство тоже показалось мне немного странным. Еще я поняла, что запах ночного воздуха мне не снится, я действительно его ощущала. Впрочем, обычно я вижу очень зрелищные и реалистичные сны, поэтому мне стало любопытно. Небольшие отклонения от нормы не вызвали никакой тревоги. В конце концов, я ведь в другом мире. Может быть, моя страна грез тоже изменилась?

Глядя вниз, я с интересом отметила, что мой сон создал вокруг величественного храма целую вереницу прелестных домиков. Мое внимание сразу привлек загон рядом с крепкой постройкой, должно быть конюшней. Там происходило какое-то движение. Конюшня примыкала непосредственно к храму, что я сочла вполне логичным. В храме лошадиной богини мой сон отдал особые привилегии этим животным. Кроме того, я по-настоящему их люблю. Мне уже несколько раз снилось, как я езжу верхом или летаю на Пегасе. Я решила посмотреть, что творится в загоне, полетела вниз и зависла над каменным ограждением. Мягкий порыв ветра разогнал пушистые облака, и луна неожиданно ярко осветила весь загон. Я заулыбалась и восторженно запричитала при виде изумительной серебристо-белой кобылы. При звуке моего голоса она перестала щипать траву, подняла изящную головку, посмотрела в мою сторону и фыркнула.

— Привет. Какая же ты красавица.

Кобыла выгнула шею. Я с восторгом увидела, что она не испугалась моего парящего тела, а, наоборот, направилась ко мне, словно узнала. Что ж, это ведь мой сон. Я протянула к ней руки, а она выставила вперед морду.

Это было удивительное животное. Оно напомнило мне одного из королевских линиззанеров, австрийских скакунов, выступавших в Талсе несколько лет тому назад. Кобыла была хорошего роста, примерно пятнадцати ладоней в холке. Издалека ее шкура казалась сплошным блестящим серебром, но, когда она подошла ближе, я увидела, что морда у нее темная, как черный бархат. Серебристая окраска переходила в темно-серую вокруг выразительных глаз и красивых колен. В жизни не видела такой лошади. Я улыбнулась пригрезившейся фантазии. Она с довольным видом продолжала пощипывать травку, я бросила в ее сторону последний взгляд и снова взмыла в ночное небо. Быть может, я еще вернусь, прежде чем мой сон закончится, и мы вместе совершим чудесную прогулку по небу.

Пушистые облака рассеялись окончательно, поэтому я могла медленно совершить круг и, дрейфуя, рассмотреть все вокруг на многие мили. Все храмовые постройки были окружены массивной мраморной стеной. Красивый холмистый ландшафт за территорией храма напомнил мне область Умбрии в Италии. Пару лет тому назад я взяла десять старшеклассников в Италию на так называемый образовательный тур. Они прекрасно меня опекали. Округлые холмы, как показалось мне с вышины, были покрыты виноградниками. Разумеется, я не нашла в этом ни малейшего противоречия. В моих снах неизменно возникала тема вина. Я надеялась, что в самом скором времени откуда ни возьмись прилетит официант, похожий на Пирса Броснана, и подаст мое любимое мерло.

Но вина я, видимо, уже выпила достаточно, так как Пирс не появился. Во всяком случае, пока.

Мне показалось забавным исследовать мою новую страну грез, поэтому я продолжала летать и обозревать окрестности. Вдалеке, кажется к северу от храма — не советую полагаться на это утверждение из-за моего топографического кретинизма, — я разглядела горный массив. Полетев к горам, я вновь отметила, что легкий ветерок доносил до меня запах — странное новшество в моей стране грез. Ветер дул с запада. Я повернула голову ему навстречу, глубоко вздохнула и подумала, что пахнет... хм... кажется, солью. Неужели океан? Стоило мне на секунду отвлечься, как направление моего полета изменилось. Я поняла, что меня уносит ветром. Прищурившись, Я С трудом различила какие-то мигающие огоньки и, возможно, отражение луны в воде. С улыбкой предвкушая новые чудеса, я решила последовать в этом направлении и сама удивилась, как быстро отреагировал мой сон.

Подо мной проносились спящие маленькие деревушки, разбросанные между холмами с виноградниками. Блестящая река протекала от одной деревни к другой. На деревенских причалах я заметила несколько маленьких плоскодонок. Запах соли становился все сильнее, вскоре на моем пути показался огромный водный простор. Береговая линия выглядела внушительно — труднопроходимая, лесистая, живо напомнившая мне ирландские скалы Мохер. Как-то летом я отправилась с учениками в Ирландию. Мы назвали эту поездку образовательным турне по пабам. Береговая линия вытянулась до самого горизонта в небе, освещенном луной. Там, где темная вода сливалась с ночным небом, я разглядела очертания западного края горного массива, замеченного раньше.

Я продолжала нестись вперед и успела увидеть, что направляюсь к какому-то большому строению, крепко сидящему на краю одного из самых внушительных утесов. Очень похоже на Эдинбургский замок. Да, я и в Шотландию возила группу старшеклассников и хлопот им почти не доставляла, что бы они там ни говорили. Подлетев ближе, я почему-то замедлила ход и смогла как следует все разглядеть.

Это был чудесный огромный старый замок. Я пролегала как раз над входом со стороны берега. В отличие от большинства замков, которые я посетила в Европе, этот, похоже, сохранился в идеальном состоянии. Над четырьмя массивными башнями развевались флаги с серебряной кобылой, вставшей на дыбы. Надо же. Совсем как та крутая лошадка, что паслась у храма.

Тыльная сторона замка располагалась на краю утеса, с виду весьма опасного. Должно быть, его обитатели могли любоваться отсюда поразительными видами. Фасад замка, над которым я дрейфовала, смотрел на плато, покрытое деревьями и постепенно снижавшееся в долину, где примостилась аккуратненькая деревенька. Через его лесистую часть пролегала хорошо обкатанная дорога, соединявшая деревню с замком, что доказывало их явные прочные связи. Замок был окружен типичным высоким валом. Тот смыкался на огромных воротах и не производил при этом впечатления чего-то грозного и холодного. Наоборот, замок казался хорошо освещенным, а его вход был гостеприимно открыт. Если бы он служил военной крепостью, то был бы закрыт и охранялся, а чудесный лес из старых деревьев был бы срублен, чтобы враг не смог потихоньку подобраться.

Но замок в моем сне выглядел явно не приспособленным для ведения военных действий и, вероятно, охранялся только Пирсом Броснаном! Кем же еще? Более чем вероятно, он сейчас поджидал меня внутри, чтобы натереть мне все тело съедобным розово-кокосовым маслом, а затем медленно его слизать. Ням-ням... Вот почему мне показалось странным, что мое тело по-прежнему витало над замком. Ладно, я определенно была готова спуститься вниз и перейти к более интимной части моего сна.

На моих губах появилась предвкушающая улыбка, но ничего не произошло.

Я по-прежнему летала.

«Хорош, я сказала! Я готова спуститься вниз! Почему ничего не меняется? Что, черт возьми, такое? Страна грез — мое изобретение. Она подчиняется мне».

Помню, как я в первый раз поняла, что не у всякого есть способность контролировать свои сны. Я училась в третьем классе, и в один из понедельников моя подружка пришла на занятия бледная и расстроенная. На перемене я поинтересовалась у нее, что случилось, и услышала в ответ поразительную вещь. Подруга призналась, что ночью ей приснился страшный сон. Я сказала, что ей следовало просто приказать сну измениться, и она посмотрела на меня так, словно я спятила или напугала ее, а потом заметила, что это невозможно. Сны творят то, что хотят. До той минуты мне ни разу не пришло в голову, что не все умеют управлять своими снами. Если мне когда-нибудь грезилось что-то неприятное или страшное, то я просто приказывала сну измениться, и он каждый раз выполнял мою просьбу. За тридцать пять лет жизни мне ни разу не приснился сон, который отказался бы мне подчиниться. Подружки считают, что это круто, бойфренды уверены, что я все выдумываю. В общем, я всегда сама отвечала за свои сны.