Действия мусульман ОМДС в защиту религии и старины

Отсутствие у муфтиев богословского образования подрывало их авторитет. Сам факт вакуума власти в татарском обществе не мог не привести к усилению альтернативных источников светского и религиозного лидерства. Первую нишу начинает занимать буржуазия, вторую – суфии с их разветвленной системой мюридов.

Создание государственной школы и миссионерских организаций, ряд ограничительных мер по отношению к мусульманскому духовенству и образованию привели к усилению суфизма и объединению традиционных лидеров в регионах. Исламская пропаганда и образование, содержание медресе и подготовка кадров для них требовали экономического объединения местных лидеров общин. К сожалению, крайне трудно проконтролировать денежные потоки, направляемые на религиозные и образовательные нужды, из-за скрытого характера этой деятельности. В итоге возникает движение буржуазии и суфиев во имя сохранения единства мусульманского миллета. В районах развитой рыночной экономики основная роль принадлежит буржуазии, в районах с преимущественно сельской экономикой – суфиям. Проанализируем данное движение на двух классических примерах: движении буржуазии Казани и деятельности шейха Зайнуллы Расули как имама ОМДС.

По мнению Р. Р. Салихова, «…пренебрежение мнением татарской буржуазии... обусловили формирование ее специфической охранительной идеологии»^[22]. Движение татарского общества за отмену новых ограничений и за религиозную автономию начинается после провозглашения Конституции 1876 г., после поражения Турции в русско-турецкой войне и после консервативных народных выступлений в 1877–1878 гг. Сам факт этого совпадения вряд ли является случайным и, вероятно, выражает желание элиты к усилению контроля над религиозными устремлениями сельского населения. Однако исчерпывающих источников по этому вопросу не имеется.

В свете российско-турецкого противостояния и поражения Турции стали распространяться слухи о том, что русский император принял решение крестить всех мусульман. Введение русскоязычной государственной школы в соответствии с Правилами 1870 г. и возобновление миссионерской деятельности в лице братства святого Гурия также связывалось с предполагаемым крещением, так как ранее русское образование для низших слоев всегда обозначало крещение. На данном историческом этапе татарское мусульманское общество однозначно отрицательно воспринимало все нововведения правительства. В глазах низших слоев фактически не наблюдалось различия между государственными и земскими органами, включая и органы образования. Они рассматривались как органы чисто русские. Татарское общество стремилось в эти годы к возвращению к старине и к максимальному соответствию статуса татарского общества системе миллетов (если не в оттоманском, то в российском варианте) времен до Александра II.

До эпохи джадидизма консервативно-охранительные и традиционалистские позиции характерны фактически для всех слоев татарского общества, кроме европейски образованного дворянства и учителей государственных школ. Так как светский муфтий потерял функции духовного главы миллета, то это место было занято ишанами различных толков, а также сектантами типа ваисовцев. Созданный муфтием М. Хусаином аппарат жесткого контроля над кадровым составом духовенства был парализован взяточничеством и безразличием муфтиев к вопросам управления. Именно в этот период возникло противостояние между двумя системами образования: светским – государственным образованием и духовным образованием. Традиционализм отрицал первую систему образования как абсолютно не соответствовавшую религиозным и национальным реалиям. Именно на основе этого противостояния выкристаллизовывается кадимизм. В 1870-е гг. татарское общество было неспособно создать альтернативную светскую систему образования на родном языке с преподаванием общеобразовательных предметов. Проект Марджани-Фаизхани отражал реалии 1860-х гг. и не предусматривал разделения функций муллы и мударриса.

Естественно, что ни одна из правительственных реформ и ни одно из действий местной администрации не ставили своей непосредственной целью христианизацию мусульман. Только угроза крещения могла привести конфликт к переходу из латентной в активную стадию. Непосредственным поводом для начала выступлений в защиту Ислама стало получение в феврале 1878 г. татарскими сельскими обществами двух инструкций, где говорилось о порядке сборов на содержание церквей и на денежное вознаграждение священников за преподавание закона Божьего. Крестьяне ряда сельских обществ Спасского уезда отказались участвовать в каких-либо контактах с правительственными чиновниками и выполнять их распоряжения. Некоторые сельские старосты были отстранены обществами от своих должностей. Аналогичные события произошли осенью 1878 г. в ряде волостей Казанского уезда, а в декабре 1879 г. – вновь в Спасском уезде Казанской губернии, куда для борьбы с волнениями среди татарских крестьян были введены войска^[23].

Среди татар распространялись слухи, что «…будут строить каланчи... и у этих каланчей будут крестить татар, что с шестилетнего возраста детей будут отбирать от родителей в русские училища и там их крестить», так как «…государь император, недовольный султаном, повелел крестить всех магометан в России». Утверждалось, что «пособия и ссуды на продовольствие и обсеменение полей» также выдаются при условия принятия христианства. Историк Е. И. Чернышев особо отмечает, что буржуазия и духовенство не опровергали эти слухи^[24].

В 1925 г. Г. Губайдуллин опубликовал копию прошения этого периода к министру внутренних дел, происходившую из архива казанских баев Юнусовых. В нем утверждалось, что казанский губернатор Скарятин в ответ на просьбу о разъяснении инструкции и гарантиях неприменения силы против мусульман заявил о готовящихся расправах над мусульманами и обещал забрать у них весь скот в связи с невыполнением ими ряда пунктов инструкции. Татары просили министра прислать комиссию, которая разобралась бы «…на месте во всем происшедшем и сделать милостивое распоряжение об отмене некоторых статей, противоречащих магометанскому закону, и тем представить нам по-прежнему исполнять в точности нашу веру, оставить мечети неприкосновенными...»^[25]. Таким образом, татары призывали только к возвращению к старине, к восстановлению порядков вековой давности.

По мнению Р. Р. Салихова, «…несмотря на то, что деятельность казанского губернатора Скарятина была признана провокационной и он был отстранен от поста, недовольство мусульман было вызвано не только подозрениями о насильственном крещении, но и полнейшим нежеланием местных властей учитывать особенности мусульманского населения, провоцирование на насильственные действия вместо разъяснения государственной политики». За репрессии в отношении мусульман в 1878–1879 гг. губернатор Скарятин был снят с должности и решением Сената отдан под суд. Он избежал наказания в соответствии с Манифестом по случаю коронации Александра III^[26].

Политика Скарятина вызвала негодование и российского общества. Знаменитый юрист А. Ф. Кони писал, что «…с востока получались сведения о свирепствах казанского сатрапа Скарятина, который предался чудовищным жестокостям над татарским населением, среди которого он искоренял сочиненный им бунт...»^[27] В период русской революции 1905–1907 гг. лидер автономистов Иван Бодуэн де Куртенэ также назвал деятельность Скарятина по закрытию мусульманских школ откровенной провокацией^[28].

Необходимо отметить, что период 1877–1881 гг. был временем небывалого подъема крестьянского движения в целом по России^[29]. Таким образом, на выступления татарских крестьян наложился и общероссийский кризис. Однако доминанту волнений 1878–1879 годов составляли прежде всего религиозные требования и неприятие властей всех уровней, включая и земские власти. Это позволяет отнести данное движение к консервативно-охранительным выступлениям. В лице крестьян мы видим отторжение всех правительственных и земских распоряжений, включая и такие абсолютно разумные меры, как страхование строений, посадка деревьев, содержание пожарных сараев, которые были нужны непосредственно самим крестьянам.

Таким образом, наблюдался кризис взаимоотношений между Российским государством и татарским обществом. Если в период восстания Пугачева в 1773–1775 гг. татарская элита играла роль посредника между властью и простым населением, то в 1878–1879 гг. такое стремление не было реализовано местными властями, и только позднее центральные власти были вынуждены положить конец провокационной деятельности губернатора Скарятина. Сам факт переселения в Турцию (мухаджирлек) явился свидетельством утраты частью татар веры в возможность нормальных взаимоотношений с Российским государством. В отличие от миграций XVI–XVIII веков, когда основная роль принадлежала национальной элите в лице феодалов и улемов, миграция конца 1870-х гг. охватила преимущественно крестьянское население. Татарская элита, чья собственность и привилегии продолжали оставаться под защитой российского законодательства, не участвовала ни в эмиграции, ни в прямом сопротивлении властям. Данный кризис стал отправной точкой для целой серии петиционных кампаний, которые послужили политической школой для общественного движения периода российской революции 1905–1907 гг.

26 и 29 января 1879 г. представители татарского общества Казани купцы Юнусов, Апанаев, Азимов и Галеев потребовали аудиенцию у министра внутренних дел для представления петиции с требованиями о разделе имущества (мирас) по шариату, об освобождении мусульманского духовенства от ведения Министерства народного просвещения, об отмене обязательности знания русского языка, о предоставлении льготы по воинской повинности шакирдам медресе. Они дополнительно просили предоставить право всем мусульманам самим выбирать муфтия и казыев. Губернатору удалось добиться отказа просителей от дополнительных пунктов предполагаемой петиции^[30]. Буржуазия Казани фактически предъ-явила две программы: программу-минимум, сводившуюся к возврату ситуации до 1870 г., и программу-максимум, основанную на создании религиозной автономии (по идее Марджани). Возвращение к старине было приоритетным по сравнению с реформой Духовного собрания.

12 июля 1888 г. (начало действия с 1 января 1891 г.) был издан закон об образовательном цензе для мусульманского духовенства. Организатором движения по отмене закона стал казанский купец А. Сайдашев. Он сформировал в Казани «штаб» движения, куда вошли представители татарской элиты. Среди лидеров стоит отметить имама Усмановской мечети, бывшего казыя М. Салихова, а также Х.-Г. Габяши, первого преподавателя по новому методу в Казани, казыя в 1907–1915 гг. и председателя Всероссийского союза духовенства в 1917–1918 гг. «Уже в начале 1889 года в губернские инстанции в массовом порядке поступили письменные заявления от крестьянских обществ, требовавших не вводить закон»^[31]. Одновременно духовенство и буржуазия начали распространять слухи о якобы планируемой постройке русских школ во всех татарских аулах и принудительном обучении детей русскому языку. Составлялись прошения против введения этого закона и на имя Духовного собрания. В Казани инициаторами подачи прошений стали наиболее богатые и влиятельные члены мусульманской общины Казани, открыто выступившие против политики правительства^[32]. 16 июня 1890 г. казанский губернатор объявил местным мусульманам об окончательном оставлении без последствий их прошений 61. Аналогичная кампания в соседних губерниях привела к репрессиям властей. В 10 деревнях Больше-Тарханской волости Симбирской губернии за подачу прошения «против закона о знании русского языка муллами» 13 человек было «осуждено до 3 месяцев»^[33].

В начале 1890-х гг. начали вводиться ограничения на издания мусульманской религиозной литературы. В 1892 г. не было дано разрешение на печатание книги хадисов «Мишакат аль-масабих». Петербургский ахун Гатаулла Баязитов говорил, что возможно даже закрытие единственной мусульманской типографии Бораганского. Разрешение на печатание книги было дано лишь с началом определенной либерализации, наступившей после смерти императора Александра III в 1894 г.^[34]

7 декабря 1893 г. казанские купцы потребовали у губернатора от имени всего мусульман города разрешения на посылку депутации в Петербург по вопросу «..о сохранении в надлежащей неприкосновенности религиозных книг, изучение которых составляет насущную потребность для истинного познания мусульманской веры...» В состав депутации вошли представители буржуазии и духовенства Казани, включая купца М. Галеева и муллу Г. Баруди. Губернатор разрешил им поездку в Санкт-Петербург^[35].

Так татары продемонстрировали свое недовольство муфтием М. Султановым. Практически одновременно в 1894 г. крестьяне нескольких аулов Казанского уезда обратились к казанскому губернатору «…за разрешением выезда в столицу... на предмет возбуждения ходатайств, по... религиозным делам, как то относительно мектебов и медресе, заготовления учебных руководств». Они отказались обратиться к муфтию «…вследствие слабого понимания муфтием глубины смысла Алкорана»^[36].

Эти данные косвенно свидетельствуют о том, что данная волна эмиграции поддерживалась национальной элитой. Племянник Марджани Махмуд Галяу в романе «Мухаджиры» показывает, что местные баи воспользовались мухаджирлек для скупки за бесценок их имущества. При этом баи откровенно считали эмигрантов людьми, не понимающими достоинства жизни в России и не имеющими представления о реальной жизни в Турции^[37].

Период борьбы выявил целый ряд проблем. Ключевой из них было отсутствие национальной элиты Нового времени. Мусульмане со светским образованием не оказывали реального влияния на жизнь татарской общины. Вся борьба шла под консервативными лозунгами возвращения к старине. Кампании (особенно буржуазией Казанской губернии) велись практически против любых распоряжений правительства и земств, изменявших статус и обязанности мусульман. В этом отношении наиболее показательна кампания против Всероссийской переписи населения 1897 г.^[38] Фактическая отмена контроля над мектебе в 1882 г. и отмена ограничений на использование иностранных и рукописных книг в 1894 г. носили характер сугубо отрицательных мер.

Только 12 апреля 1894 г. муфтий М. Султанов выступил с обращением к имамам и ахунам округа ОМДС, где опровергал слухи, «…будто бы магометан будут крестить в русскую веру». Он утверждал: «Ислам, как и прежде, так и теперь и на будущее время все прирожденные магометане могут исповедовать в России вполне свободно, как это установлено законом»^[39].

Лидер традиционалистов Ахмеджан Сайдашев не являлся представителем буржуазии Нового времени. Наряду с поддержкой реформаторского движения он фактически финансировал ваисовское движение и даже пытался печатать в своей типографии их литературу^[40]. В своей финансовой деятельности А. Сайдашев зачастую прибегал к такому методу, как банкротство. В сентябре 1898 г. было объявлено о несостоятельности «Торгово-промышленного товарищества Ахметзян Сайдашев с сыновьями и Бакий Субаев в Казани». Только в январе 1900 г. в Казанской судебной палате слушалось дело об иске правления текстильной Богородско-Глуховской мануфактуры к Сайдашеву и Субаеву по векселям, данным в период существования товарищества. Бывшие компаньоны оплатили векселя в соответствии с решением суда. Судебное дело было прекращено лишь по просьбе кредиторов в связи с обязательством расплатиться по долгам за счет продажи стекольного завода в Царевококшайском уезде и недвижимости в Казани^[41].

В дальнейшем мусульмане Казани также боролись за сохранение особенностей исламского образа жизни. Татарская элита Казани не переставала контролировать особый правовой статус мусульман, отвечающий нормам Шариата. В марте 1904 г. делегация казанских мусульман в составе купцов Валиуллы Гиззетуллина, Халиуллы Галиева и Ахметжана Сайдашева встретилась в Петербурге с директором Департамента вероисповеданий Мосоловым и директором Департамента юстиции, Министром юстиции Муравьевым. Затрагивался вопрос нового Брачного уложения. Мусульман Казани заверили, что оно не коснется Шариата, то есть сохранятся нормы мусульманского брачного (никах) и разводного (талак) права^[42].

Татарскому обществу удалось мобилизовать свои силы на борьбу со всеми распоряжениями правительства и земств. Однако в реальности татарская буржуазия Казани сотрудничала с русской в рамках городской Думы Казани, а дети буржуазии учились русскому языку у К. Насыри, к бойкоту которого призывала буржуазия. Перед татарским обществом, находившимся в составе российской государственности, стояла задача модернизации, приспособления к буржуазным реформам. Тем более, что во второй половине XIX века модернизация охватила и такие передовые мусульманские государства, как Оттоманская империя и Египет. Не случайно, что выпускник русской гимназии Муса Акъегет заде стал преподавателем стамбульского лицея Мулькие. Консервативно-охранительная политика, безусловно, поддерживаемая средними и низшими слоями, исчерпала свой потенциал развития исключительно на противостоянии российскому государству и обществу. Уже в 1880-е гг. на пример Гаспринского откликнулись вначале Ш. Марджани и братья Рамиевы, а затем и целый ряд представителей буржуазии и духовенства. Они признали необходимость модернизации мусульманской общины, потребность сотрудничества с российскими властями и органами местного самоуправления как необходимые условия сохранения единства всех слоев татарского мусульманского общества.

Сам петиционный процесс подготовил основы для консолидации мусульманской элиты в рамках всего города, а не только отдельных махалль. Это послужило основой создания благотворительных обществ – коллегиальных органов элиты и интеллектуалов в крупных национальных центрах. Одновременно встречи буржуазии и улемов на Макарьевской ярмарке закладывали основы для будущих мусульманских съездов.