Часть 2. Когнитивная психология внимания 1 страница

0 Внимание как селекция. Модели ранней и поздней селекции.

ф Внимание как умственное усилие. Модель распределения ресурсов

умственного усилия. © Критика моделей селекции. Внимание как перцептивное действие.

Часть 1. Общее представление о внимании

Определение, виды и свойства внимания

У. Джеймс ВНИМАНИЕ¹

Узость сознания. Одной из поразительных особенностей нашей жиз­ни является то, что, хотя нас и осаждают ежеминутно впечатления, по­лучаемые от всей чувствительной поверхности нашего тела, тем не ме­нее мы замечаем из них лишь незначительную часть. Вся сумма впечат­лений никогда не проникает в так называемый сознательный опыт, который протекает через всю совокупность наших впечатлений, как ру­чеек через луг, покрытый цветами. Тем не менее и те физические впе­чатления, которые не входят в наш сознательный опыт, существуют в действительности наряду с осознанными впечатлениями; как те, так и другие действуют на наши органы чувств одинаково сильно. Почему, однако же, одни впечатления проникают в наше сознание, а другие — нет, остается тайной, и когда мы ссылаемся на die Enge des Bewusstseins, т.е. узость сознания, мы только обозначаем этот факт, не разъясняя его.

Рассеянное внимание. В самом деле, иногда нормальное единство системы идей и впечатлений, по-видимому, почти не существует. Воз­можно, что в такие мгновения мозговая деятельность снижается до ми­нимума. Большинство людей ежедневно испытывает, и не раз, следующее состояние: глаза устремляются в пространство, звуки, доносясь извне, сливаются в однообразный смутный гул, внимание рассеивается настоль­ко, что все тело ощущается как бы сразу, а передний план сознания как бы переполняется чем-то, каким-то печальным чувством подчинения бес­плодно проходящему времени. На заднем фоне мышления мы смутно представляем себе, что должны что-то сделать — встать, одеться, отве­тить лицу, говорившему с нами перед этим, — словом, сделать следую-

¹ Джеймс У. Научные основы психологии. Мн.: Харвеет, 2003. С. 232-258. В текст внесены исправления после сверки с оригиналом: James W. Psychology: Briefer Course, ', / The Works of Willam James / F.Burkhardt (Ed.). Cambridge, Mass., L. England: Harvard University Press, 1984. P. 192-209. (Примечание редакторов-составителей.)

щий шаг в нашем размышлениис места. Но почему-то мы не можем двинуться с места .La pensee de derriere la tete ( мысль, мельтешащая где-то, как бы на заднем плане нашего ума) еще не- может прорваться через оболочкулетаргии, которая сковывает наше душевное состояние. Каждое мгнове­ние мы ожидаем, что эта оболочка наконец разорвется, так как не созна­ем никаких причин, почему такое состояние могло бы длиться. А между тем оно продолжается мгновение за мгновением, и по-прежнему мы куда-то плывем, но вдруг, без всякой понятной нам причины, откуда-то явля­ется толчок энергии, что-то невидимое сообщает нам способность собрать­ся, сосредоточиться, мы начинаем мигать глазами, встряхиваем головой, идеи, которые таились где-то в глубине сознания, приходят в действие — и колесо жизни начинает по-прежнему вращаться.

Это и есть крайний предел того, что мы называем рассеянным вни­манием. Между этой крайностью и чрезвычайно сосредоточенным внима­нием, когда человек настолько поглощается сиюминутным интересом, что не ощущает даже сильной физической боли, существует длинный ряд промежуточных ступеней, которые исследованы экспериментально.

Разновидности внимания. Внимание может быть подразделено на несколько видов по различным основаниям. Оно может относиться:

a) к объектам органов чувств (сенсорное внимание);

b) к воображаемым или представляемым объектам (умственное вни­мание).

Внимание может быть также:

c) непосредственное или

d) производное (derived).

Внимание является непосредственным там, где возбуждающий его предмет или стимул интересен сам по себе, безотносительно к чему-либо другому. Производным же внимание бывает в тех случаях, когда его объект ассоциируется с чем-то другим, представляющим непосредствен­ный интерес. То, что я называю «производным» вниманием, другие на­зывали «апперцептивным» вниманием.

Далее внимание может быть:

e) пассивным, рефлекторным, непроизвольным, не требующим усилия;

f) активным и произвольным.

Произвольное внимание всегда бывает производным; мы никогда не прилагаем усилия, чтобы внимать объекту, за исключением того случая, когда предмет представляет для нас лишь отдаленный интерес, которо­му способствует усилие. Как чувственное, так и интеллектуальное вни­мание могут быть и пассивными, и произвольными.

Для непроизвольного непосредственного сенсорного внимания сти­мулом является либо сенсорное впечатление, очень интенсивное, обшир­ное или внезапное, либо инстинктивный стимул, восприятие которого скорее но своей природе, чем по силе, вызывает какой-либо из присущих нам импульсов и имеет непосредственно возбуждающее качество. В гла-

ISM

ве об инстинкте мы увидим, насколько эти стимулы различны у разных животных и как много их у человека: странные предметы, движущиеся вещи, дикие животные, блестящие, красивые и металлические вещи, слова, удары, кровь и пр.

Восприимчивость к непосредственно возбуждающим сенсорным сти­мулам характеризует внимание в детском и юношеском возрасте. В пору зрелости мы обычно избираем те стимулы, которые связаны с одним или несколькими так называемыми постоянными интересами, и наше внима­ние становится безразличным ко всему остальному. Но детство отлича­ется большой деятельной энергией и обладает лишь весьма немногочис­ленными организованными интересами, которые бы при восприятии но­вых впечатлений представляли критерий для суждения о том, насколько данное впечатление заслуживает внимания. Отсюда и происходит всем нам знакомая крайняя подвижность внимания у детей, которая началь­ным урокам с ними придает характер хаотичной беспорядочности. Лю­бое сильное ощущение вызывает у детей аккомодацию тех органов чувств, с помощью которых оно познается, и в это время ребенок совер­шенно забывает об уроке, с которым имеет дело. Это рефлекторное и пассивное внимание, в силу которого, как замечает один французский автор, ребенок не столько принадлежит себе, сколько каждому предме­ту, случайно им замеченному, и есть то самое существенное, которое учитель должен преодолеть. У иных субъектов подвижность рефлектор­ного внимания оказывается неискоренимой в течение всей жизни, и вся работа ими совершается лишь в промежутки, свободные от умственных блужданий.

Пассивное сенсорное внимание оказывается производным в том слу­чае, когда впечатление, не будучи само по себе достаточно сильным или инстинктивно возбуждающим, связано предшествующим опытом и воспи­танием с предметами, имеющими характер силы или инстинктивного воз­буждения. Такие предметы можно назвать мотивами внимания. От них впечатление и получает интерес или, пожалуй, даже сливается с ними в один сложный объект, благодаря чему и попадает в фокус нашей мысли. Легкий стук не представляет сам по себе интереса и может пройти незаме­ченным среди тех шумов, которые постоянно доносятся до нас из внешне­го мира. Но если это условный знак, например, любовника, стучащегося в ставень, то едва ли он останется незамеченным. Гербарт пишет:

Как поражает грамматически неправильная фраза ухо любителя правиль­ной речи! Как коробит музыканта фальшивая нота! Как оскорбляет светского человека нарушение хороших манер! Как быстро преуспеваем мы в науке, если ее первоначальные основы усвоены настолько прочно, что мы воспроиз­водим их мысленно с легкостью и полной отчетливостью! С другой стороны, как медленно и неуверенно усваиваем мы основные положения науки, если знакомство с еще более элементарными понятиями, связанными с изучаемым предметом, не дало нам достаточной подготовки. Апперцептивное внимание

Отчетливо видно на маленьких детях, когда они, прислушиваясь к речам старших, для них пока непонятным, внезапно схватывают то здесь, то там отдельные знакомые слова и повторяют их про себя. То же делает собака, которая оборачивается к нам, если мы заговариваем о ней, называя ее по имени. Недалеко от этого ушла способность рассеянных школьников в часы гласных занятий точно подмечать момент, когда учитель от с'кучного преподавания переходит к рассказам. Мне вспоминаются уроки, в которых преподавание велось неинтересно, и дисциплина поддерживалась настолько плохо, что в классе стоял несмолкаемый гул, который, однако, неизменно прекращался, когда учитель начинал рассказывать анекдот. Каким образом школьники, ко­торые, видимо, ничего не слышали, замечали то мгновение, когда начинался анекдот? Несомненно, большинство школьников все время слышало что-то ига учительских речей, но так как последние большей частью не были связаны с предшествующими их познаниями и занятиями, то по мере того, как отдель­ные слова доходили до сознания, они тотчас же оттуда и исчезали. С другой стороны, когда известные слова начинали пробуждать привычные представле­ния, тесно связанные в цельную серию идей, с которой новые впечатления сочетались без труда, -- тогда из старых и новых впечатлений слагался обшнй интерес, который вытеснял блуждающие идеи за порог сознания, а на их ме­сто временно выдвигал пристальное внимание.

Непроизвольное умственное внимание оказывается непосредствен­ным, если мы мысленно следим за рядом образов, которые возбуждают интерес сами по себе; оно будет производным, когда образы интересу­ют нас потому, что служат средством к осуществлению более отдален­ной цели или просто связаны с чем-то, придающим им ценность. Токи в мозгу могут объединяться в столь прочную систему, а погруженность в их объект может быть настолько глубока, что мы отгоняем и обыч­ные ощущения, и даже сильные страдания. Паскаль, Уэсли, Роберт Халл, по рассказам, обладали этой способностью. Доктор Карпентер говорит о себе: «Он нередко приступал к чтению лекции, страдая не­вралгией настолько сильной, что опасался не довести лекции до конца. но если делалось усилие, и он при чтении лекции погружался в поток мыслей, он несся вперед, не отвлекаясь даже болью, пока не заканчи­вал лекции, и внимание его не рассеивалось опять; тут боль возобнов­лялась с непреодолимой силой, и он только удивлялся, как раньше мог забыть ее присутствие»1.

Произвольное внимание. Доктор Карпентер говорит о сосредоточе­нии внимания путем определенного усилия. Именно этим усилием харак­теризуется внимание, которое мы называем активным или произволь­ным. Это чувство знакомо каждому из нас, но большинство не сумеет его описать. В сенсорной области мы имеем его, когда стараемся уловить крайне слабое впечатление: зрительное, слуховое, вкусовое, обонятель­ное, осязательное. Оно есть у нас и тогда, когда мы пытаемся выделить

■ Физиология ума. § 124. Аналогичный пример этому представляют некоторые приво­димые случаи с солдатами, возбужденными боем, ч" замечающими даже, что они ранен:,:.

™1? %$Щ?

какое-нибудь ощущение, затерянное в массе других, подобных ему. Оно возникает, когда мы сопротивляемся притяжениюболее могущественных стимулов и удерживаем свои мысли на внешнем объекте естественно не впечатляющем. В умственной области произвольное внимание воз­никает в сходных условиях: когда мы стараемся заострить и отчетливо представить себе идею, которая смутно зарождается в нас. или с трудом пытаемся выделить отличие данного понятия от близко родственных, или когда мы решительно и прочно придерживаемся такого хода мысли, кото­рый настолько противоречит нашим побуждениям, что, не будь с нашей стороны усилий, он быстро уступил бы место возбуждающим и страст­ным образам. Все формы усилий внимания были бы лущены в ход тем лицом, которое мы представим себе за обедом со своими гостями, настой­чиво слушающим соседа, который дает ему вполголоса нелепый и непри­ятный совет, в то время как все окружающие гости весело смеются и разговаривают об интересных и возбуждающих предметах.

Произвольное внимание может поддерживаться не более несколь­ких секунд подряд. То, что мы называем «поддерживаемым {sustained) произвольным вниманием, есть только последовательное повторение усилий с целью восстановления в нашем уме того же предмета. Как толь­ко предмет восстановлен, он развивается, если имеет сходство с потоком нашей мысли, и если его развитие возбуждает в нас интерес, то он зани­мает на некоторое время внимание уже пассивно. Как мы видели из при­веденной выше цитаты доктора Кариентера. погружение в поток мыслей уносило вперед. Этот пассивный интерес может быть кратковременным или продолжительным. Как только он ослабевает, внимание отвлекается какой-нибудь посторонней вещью, и тогда произвольное усилие снова может направить внимание на прежнюю тему и так далее, при благо­приятных условиях это может длиться часами. Однако, следует заметить, что в течение всего этого времени это будет не один и тот же объект в психологическом смысле, а последовательность взаимосвязанных объек­тов, развивающих одну и ту же тему, на которую постоянно направля­лось внимание. Никто, по всей вероятности, не может непрерывно уде лятъ внимание объекту, который не изменяется.

Но всегда есть такие объекты, которые за время пребывания в со­знании не развиваются. Они просто уходятиз сознания. Для сосредото­чения мысли на чем-либо, имеющем отношение к подобным объектам, требуются столь непрерывно возобновляемые усилия, что самая настой­чивая воля вскоре пасует, и дает мыслям следовать внушениям более привлекательных стимулов, после того кале сопротивлялась им таг: дол­го. как. могла. У каждого из нас есть такие темы, которых мы стороним­ся. как пугливая.лошадь, избегая даже о них задумываться. Такова для расточителя мысль о быстро тающем имуществе в разгар мотовства. Впро­чем, зачем выделять расточителя, когда для всякого человека, поддав­шегося влиянию страсти, мысль об интересах, противоречащих этой стра-

сти, держится в уме не долее мнгновения. Такле мысли -то же, что momento mori [в порев. с лат. - помни о смерти. – ред. Сост.] в зенитерасцвета жизни. Наша природа восстает против подобных мыслей и ис­ключает их из виду. Как долго ты, любезный читатель, обладая хоро­шим здоровьем, станешь предаваться размышлениям об ожидающей тебя могиле? В обыденных случаях приходится считаться с тем же явлением, особенно если мозг утомлен. Каждый из нас хватается за ничтожный внешний предлог, лишь бы избежать ненавистного текущего занятия. У меня, например, есть знакомый, который будет мешать кочергой в ка­мине, переставлять мебель у себя в комнате, подбирать с пола сор, при­водить в порядок свой письменный стол, просматривать газеты, переби­рать книги, какие попадутся на глаза, стричь себе ногти и т.п., словом, стараться убить как-нибудь утро, совершенно непреднамеренно, и только потому, что единственная вещь, которой он должен, посвятить все свое внимание, - это подготовка к послеобеденной лекции по формальной ло­гике, ему ненавистной. Он готов делать что угодно, только не это'. Риг.! Повторю еще раз: объект должен изменяться. Если мы внимаем слишком неподвижно, то и в самом деле перестаем видеть зрительный объект и слышать объект слуха. Гельмгольц, который подверг свое сен­сорное внимание строжайшему исследованию, используя зрительные объекты, которые в обыденной жизни не замечаются, приводит интерес­ное описание своих наблюдений по данному вопросу в разделе1, посвя­щенном бинокулярному соревнованию. Явление, называемое этим терми­ном, состоит в том, что когда мы. смотрим на разные картинки - левым глазом на одну, а правым на другую, например, на прилагаемом стерео­скопическом слайде (рис. 1). то в сознание будет входить то одно, то другое изображение, или часть одного и часть другого, и очень редко оба, соединившись вместе.

'

Гельмгольц пишет:

Я убедился, что могу произвольно направлять внимание то на одну систе­му линий, то на другую. В этом случае одна система временно представляет­ся мне отчетливо, а другая совершенно исчезнет. Так бывает, если я, напри­мер, пытаюсь сосчитать сначала число линеек, входящих в состав одной сис­темы, а затем другой <...>. Но мне чрезвычайно трудно надолго приковать внимание к одной из двух систем, если пристальное вглядывание не соединя­ется с определенным намерением, которое бы непрестанно обновляло деятель­ность внимания. Так, например, можно задаться целью сосчитать количество линеек, сравнить промежутки между ними и т.д., но ни при каких условиях нельзя на долгое время удержать это равновесие внимания. Внимание, предо­ставленное самому себе, имеет естественное стремление переходить к всегда новому предмету. И как только интерес, возбуждаемый известным предметом, иссякает и ничего нового открыть в нем наше внимание уже не может, оно, даже вопреки воле, переходит на что-то другое. Если же мы хотим держать внимание на одном предмете, то необходимо постоянно выискивать в нем что-нибудь новое, особенно если нас отвлекают другие сильные впечатления.

Этот вывод Гельмгольца имеет первостепенную важность. И если это справедливо для сенсорного внимания, то для внимания умственно­го тем более! Conditio sine qua поп [в перев. с лат. — непременное усло­вие. — Ред.-сост.} поддерживаемого внимания к данной теме мышле­ния в том и заключается, чтобы перекатывать эту тему, по очереди от­крывая в ней новые аспекты и отношения. Только при патологических состояниях неменяющаяся, всегда монотонно возвращающаяся идея овладевает умом.

Гений и внимание. Теперь мы можем объяснить, почему поддержи­вать внимание тем легче, чем богаче новыми приобретениями, чем све­жее и оригинальнее ум. У таких умов мысли пускают новые ростки и пышно расцветают, в любое мгновение они плодят новые выводы и сно­ва приковывают к ним внимание. И наоборот, ум, бедный материалом, неподвижный, неоригинальный, не способен подолгу останавливаться на одном предмете. Ему достаточно одного взгляда, чтобы исчерпать свою способность интересоваться. Обычно полагают, что гении превосходят прочих людей в силе поддерживаемого внимания. Но можно, пожалуй, опасаться, что у многих из них эта так называемая «сила» пассивного рода. Их идеи блещут яркими красками, плодовитый ум в любом пред­мете открывает бесчисленные разветвления, и они часами могут оставать­ся под обаянием одного предмета. Но именно их гений делает их внима­тельными, а не внимание делает их гениями. Вникая глубже в суть дела, мы видим, что гении отличаются от обычных людей не столько характером внимания, сколько характером объектов, на которых их вни­мание последовательно останавливается. У гениев эти объекты связыва­ются в неразрывную цепь по определенным рациональным законам. По­этому и говорят, что внимание «поддерживается», а тема мышления ос­тается «неизменной» целыми часами. Тогда как у заурядного человека

Джеймс У, Внимание

ряды мыслей бессвязны, объекты не имеют рациональной связи, и пото­му мьг называем их внимание неустойчивым и блуждающим.

Возможно, что гений на самом деле предохраняет человека от при­обретения навыков произвольного внимания, а средние умственные даро­вания являются той почвой, где с наибольшей достоверностью можно ожидать развития так называемых «добродетелей воли». Но будет ли вни­мание вызвано по милости гения или усилиями воли, чем дольше чело­век будет уделять внимание одной и той же теме, тем обстоятельнее он ею овладеет. А способность произвольно вновь и вновь возвращать блуж­дающее внимание — подлинный корень суждения, характера и воли. Никто не является compos sui [в перев. с лат. — своим господином. — Ред.-сост.], если обделен этой способностью. Образование, которое бы усо­вершенствовало эту способность, было бы образованием par excellence [в перев. с фр. — преимущественно. — Ред.-сост.]. Но поставить такой идеал несравненно легче, чем преподать практические указания к его осу­ществлению Единственное общее педагогическое положение, касающее­ся внимания, гласит, что, чем больше интерес ребенка к предмету, тем он будет внимательнее. Поэтому учите ребенка так, чтобы каждое новое знание сплеталось с приобретенным ранее и, если возможно, будите в нем любознательность, придавая этому новому сведению характер ответа или части ответа на вопросы, которые уже существуют в его душе.

Физиологические условия внимания. Условия эти, по-видимому. следующие:

1) соответствующий корковый центр должен быть возбужден как идеационно, так и сенсорно прежде, чем будет внимание к данному объекту;

2) тот или другой орган наших чувств должен приспособиться к наиболее ясной рецепции данного объекта путем настройки своего мус­кульного аппарата;

3) по всей вероятности к этому корковому центру должен последо­вать определенный прилив крови.

О третьем условии я распространяться не стану, так как у нас нет детальных доказательств, и я заявляю о нем на основе общих аналогий. Условия же, обозначенные в 1 и 2 пунктах, могут быть обоснованы, и начинать лучше всего со второго условия.

Приспособление органа чувств. Происходит оно не только в сенсор­ном, но и в умственном внимании к объекту.

То, что такое приспособление имеет место, когда мы внимаем ощу­тимым предметам, очевидно. Когда мы присматриваемся или прислуши­ваемся к чему-нибудь, то непроизвольно приспосабливаем глаза и уши, а также поворачиваем голову и тело; когда мы что-нибудь нюхаем или пробуем на вкус, то к объекту приспосабливаются язык, губы и дыха­ние; когда ощупываем поверхность, мы соответствующим образом дви­гаем осязающим органом. При всех подобных действиях, кроме соверше-

ния непроизвольных мускульных сокращении определенного вида, мы подавляем те сокращения, которые могут отрицательно повлиять на ре­зультат, — пробуя что-то на вкус, мы закрываем глаза, прислушиваясь, задерживаем дыхание и т.д. В итоге получается более или менее массив­ное органическое ощущение того, что внимание работает. Обычно мы считаем это органическое ощущение частью чувства нашей собственной деятельности, хотя дается оно нам нашими органами чувств после того, как они приспособлены. Таким образом, непосредственное возбуждение, оказываемое каким-то объектом, вызывает рефлекторное приспособление органа чувств, а последнее имеет два результата, — во-первых, чувство деятельности, а во-вторых, увеличение ясности объекта.

Однако, подобные переживания деятельности происходят и в ум­ственном внимании. Фехнер, насколько мне известно, впервые исследо­вал эти чувства и отличил их от более сильных чувств, описанных мною выше. Фехнер пишет:

Когда мы переносим внимание с объектов одного органа чувств на объек­ты другого органа чувств, мы испытываем не поддающееся описанию пережи­вание (но вместе с тем оно вполне определенное и воспроизводится произволь­но) изменения направленияили локализации напряжения (Spannung). <...> Мы чувствуем напряжение в глазах, направленное вперед, напряжение в ушах, направленное по бокам. Эти напряжения возрастают при увеличении степени нашего внимания и меняются в зависимости от того, вглядываемся мы внимательно и кикой-то объект или прислушиваемся к чему-то внима­тельно; поэтому мы и говорим о напряжении внимания. Эти различия чувству­ются наиболее отчетливо тогда, когда внимание быстро колеблется между глазом и ухом. Переживание напряжения внимания локализуется явно раз­личным образом для различных органов чувств в зависимости от того, захо­тим ли мы тщательно исследовать какой-то предмет с помощью органов ося­зания. вкуса или обоняния.. Ивот, когда я стараюсь живо воспроизвести образ памяти или воображения, то испытываю чувство, очень похожее на то, которое переживал, когда старался узнать предмет с помощью глаза или ух и это аналогичное чувство локализуется совершенно иначе. Во время макси­мально острого внимания к реальным, объектам (а также послеобразам). на­пряжение направлено прямо вперед и (когда внимание переносится с одного чувства на другое) только меняет свое направление среди различных внешних органов чузетг, оставляя всю остальную часть головы без.напряжения. В слу­чае припоминания или воображения происходит совершенно другое: чувство напряжения полностью устраняется из ьнешних органов чувг-гв и как б:.^т на­ходит себе убежище в той части головы, которая заполнена мозгом. Если ч хочу вспомнить, например, какую-то местность или человека, то они жнь> представляются мне не тогда, когда я напрягаю внимание вперед, а тогда и в той степени, когда я, так сказать, втягиваю его назад.

Для меня «втягивание назад», которое чувствуется во время вни­мания к представлениям памяти и т.п., по-видимому, состоит преимуще­ственно в чувстве действительного вращения глазных яблок в стороны и

джеймс V, Внимони

вверх (outwards and upwards) подобно тому, как ато происходит во сне, и полностью противоположно движениям глаз, когда мы направляем взгляд на физический объект.

Однако, приспособление органа чувства не является существенным процессом даже в сенсорном внимании: это вторичный результат, кото­рый можно и не допустить до проявления, как показывают определен­ные наблюдения. Обычно, и это верно, никакой объект, расположенный на периферии поля зрения, не может привлечь к себе внимания без того, чтобы в то же время не «привлечь наш глаз», — т.е. объект неизбежно вызывает такие движения вращения и аккомодации, которые фокусиру­ют его изображение на фовеа, т.е. в пункт наибольшей чувствительнос­ти глаза. Однако упражнение открывает возможность с усилием вни­мать периферическому объекту в то время, когда глаза удерживаются неподвижно. Объект в этих условиях никогда не станет видимым совер­шенно отчетливо — место его изображения на сетчатке делает отчетли­вость невозможной — но (в этом, постаравшись, может убедиться любой) мы будем осознавать объект более ясно, чем осознавали его до того, как совершили это усилие. Учителя замечают таким образом дей­ствия детей, на которых они как будто не смотрят. Вообще, женщины обучают свое периферическое зрительное внимание больше, чем мужчи­ны. Гельмгольц подтверждает факт периферического внимания настоль­ко удивительно, что я опишу его наблюдение полностью. Он попытался соединить в один прочный перцепт восприятие пары стереоскопических картинок, мгновенно освещаемых электрической искрой. Картинки, по­мещенные в ящик, куда не проникал свет, освещались время от време­ни электрической искрой, а для того, чтобы в промежутках темноты глаза не блуждали, в середине каждой картинки был сделан прокол бу­лавкой, через который из комнаты проникал свет, так что каждому гла­зу предъявлялась яркая точка. Когда зрительные оси глаз параллельны друг к другу, две точки видятся как одна, но малейшее движение глаз­ных яблок сопровождалось немедленным раздвоением. Затем Гельмгольц обнаружил, что линейные рисунки на картинках могут (при условии, что глаза будут таким образом удерживаться неподвижно) воспри­ниматься как объемные тела во время одной вспышки искры. Но когда картинками были сложные фотографии, для их целостного восприятия потребовалось множество последовательных вспышек. Гельмгольц пишет:

Интересно то, что хотя мы удерживаем постоянную фиксацию на проколах и никогда не допускаем, чтобы их комбинированный образ распался на два. мы все же можем произвольно удерживать наше внимание, повернув его в любую, по нашему желанию, область темного поля, так что затем, когда про­исходит вспышка, мы получаем впечатление только из тех частей картинки, которые расположены в этой области. Следовательно, в этом отношении наше внимание абсолютно независимо от позиции и аккомодации глаз и от любого

Тема I

известного изменения в этих органах и может свободно направлять себя пу­тем сознательного и произвольного усилия на любую избранную часть томно­го и недифференцированного поля зрения. Это одно из наиболее важных на­блюдений для будущей теории внимания¹.

Идеационное возбуждение центра. Но если периферическая часть картинки в этом эксперименте не была физически аккомодирована, то как надо понимать то, что ей уделено наше внимание? Что же происхо­дит, когда мы «распределяем» или «рассеиваем» внимание на предмет, на который не хотим «настроиться»? Эти вопросы приводят нас к рас­смотрению второй особенности исследуемого процесса, к «идеационному возбуждению», о котором говорилось выше. Усилие внимать перифери­ческой области картинки заключается всего лишь в усилии сформиро­вать в себе как можно более ясную идею того, что в этой области на рисовано.Эта идея приходит на помощь ощущению и делает его более отчетливым. Идея может прийти с усилием и такой способ прихода есть оставшаяся часть того, что мы знаем как «напряжение» внимания при данных обстоятельствах. Теперь покажем, насколько всеобще в наших актах внимания наличие предвосхищающего представления предмета, на который мы обращаем внимание. Термин господина Льюиса препериепция, вероятно, является самым лучшим возможным обозначением для во­ображения (imagining) опыта, до того как этот опыт произошел.

Преперцепция, как само собой разумеющееся, должна присутство­вать в умственном внимании, ведь в этом случае объектом внимания яв­ляется не что иное, как идея, внутренняя репродукция или понятие. По­этому, если мы докажем, что мысленное построение объекта происходит в сенсорном внимании, то значит, оно происходит везде. Но когда сен­сорное внимание находится на своей вершине, невозможно определить, сколько в перцепт вошло извне и сколько изнутри; но если мы покажем, что подготовка к восприятию всегда отчасти состоит из создания в уме воображаемого дубликата объекта, то этого будет достаточно, чтобы по­ставить в обсуждении поставленных вопросов точку.