Солсо Р. Модели памяти 165

Система, предложенная Аткинсоном и Шифряным, была пересмот­рена в свете результатов последующих: исследований и сердитого замеча­ния Тулвинга и Мадигана.

Теперь мы можем еще раз взглянуть на две теории двойственной
памяти с той мудростью, что так часто приходит со временем и с новы­
ми экспериментами. Ранняя модель Во и Нормана дала нам общую ана­
томию паиятм, а более поздняя модель Аткинсона и Шифрина дала нам
представление о системе памяти человека» способной прослеживать путь
входной информации и осуществлять определенное управление своей
огранрлщнрЦ пропускной способностью по обработке информации. Это
неполная система, но она остается достаточно гибкой, чтобы приспосо-­
битьсяк новым результатам исследований, которые могут скорее обога­-
тить её, чем переплавить.

Р. Клацки

ОДНА ПАМЯТЬ ИЛИ ДВЕ? ¹

Согласно нашей модели, в системе памяти информация может хра­ниться в сенсорных регистрах, в КП и в ДП. Для разграничения этих трех типов хранения информации имеются как логические, так и эмпи­рические основания. Например, нетрудно найти доводы в пользу гипоте­зы о существовании сенсорных регистров, поскольку ясно, что в системе памяти должны быть какие-то места, где поступившая от органов чувств информация могла бы удерживаться до тех пор, пока не будет распознан ее первичный смысл. О существовании таких регистров свидетельствуют также экспериментальные данные. <.„>

Однако теория, согласно которой подсистема, лежащая выше сен­сорного регистра, делится на два хранилища — КП и ДП («теория двой­ственности»), принимается некоторыми теоретиками с меньшей готовно­стью. Поэтому мы рассмотрим сначала ряд важных данных, говорящих в пользу этой теории, а затем обсудим ее недостатки и некоторые альтернативные теоретические подходы.

Одна группа данных, приводимых в подтверждение теории двой­ственности, носит физиологический характер. В 1959 г. Бренда Милнер описала ряд патологических явлений, наблюдаемых после повреждения гиппокампа². Совокупность этих явлений стали называть «синдромом Милнер». Больной с синдромом Милнер, по-видимому, не способен вспо­минать недавние события, хотя он помнит события, происходившие в далеком прошлом — до того, как был поврежден его мозг. У него сохра­няются те знания и навыки, которые он приобрел до повреждения гип­покампа. Он способен также вспоминать информацию непосредственно после того, как она ему была предъявлена: он может повторить то, что

¹ Клацки Р. Память человека. Структуры и процессы. М.: Мир, 1978. С. 29-36.

² См.: Milner В. The memory defect In bilateral hippocampal lesions // Psychiatric
Research Reports. 1959. Vol. 11. P. 43-58.

ему сказали, и опооооен даже одерживать материал в памяти несколько минут, если ему дают возможность повторять его вновь и вновь без пе­рерыва. Но больной, видимо, в состоянии сохранять в памяти новую ин­формацию только до тех пор, пока он может повторять ее. Все это зас­тавляет предполагать, что человек с поврежденным гшшокампом обла­дает как долговременной памятью (где хранятся события далекого прошлого), так и кратковременной памятью (используемой для немед­ленного воспроизведения или внутреннего повторения). Создается впе­чатление, что у него нарушена связь между КП и ДП и поэтому утраче­на способность переводить новую информацию в ДП. Таким образом, синдром Милнер вполне соответствует теории двойственности; эта теория помогает понять, каким образом могли бы возникать подобные расстрой­ства памяти.

Другие данные в пользу теории двойственности получены в ре­зультате экспериментальных исследований. Интересные сведения дает изучение ошибок, совершаемых при вспоминании. Одна из ситуаций, в ко­торых возникают такие ошибки, создается в задачах, связанных с «объе­мом памяти» или «непосредственной памятью» (напомним, что непос­редственная память — это всего лишь другое название для КП). В таких задачах испытуемому предъявляют краткий ряд элементов, например букв, и просят его тут же повторить их. Теоретически при выполнении этой задачи используется информация, находящаяся в КП, поскольку бук­вы были предъявлены совсем недавно. Когда испытуемый называет бук­ву, которой не было в ряду, вместо той, которая в нем была, говорят об «ошибках смешения». Как уже упоминалось, при таких ошибках чаще путают буквы вроде В и V, сходные по звучанию, чем буквы, звучащие по-разному, причем это наблюдается и в случае зрительного предъявле­ния букв.

Рассмотрим теперь аналогичный эксперимент с долговременной памятью. Испытуемому предъявляют ряд слов и по прошествии часа просят его припомнить их. Ошибки, которые он при этом сделает, будут, как правило, не акустическими, а семантическими. Так, например, если в предъявленном списке было слово ТРУД, то испытуемый назовет вме­сто него скорее слово РАБОТА, чем ТРУП. Таким образом, он называет слово, сходное по значению, но не путает слова на основе их звучания. Короче говоря, ошибки, совершаемые при вспоминании из ДП, носят обычно семантический характер¹, а ошибки при вспоминании из КП — в большинстве случаев слуховые. Это указывает на то, что информация, хранящаяся в КП, возможно закодирована в слуховой форме, а инфор­мация, хранящаяся в ДП, — в «смысловой», семантической форме.

¹ См.: Baddeleу A.D, Dale Н.C.A. The effect of semantic similarity on retroactive inter­ference in long- and short-term memory // Journal of Verba! Learning and Verbal Behavior. 1966. Vol.5. P.417-420.

Рис.1. Эксперименты по свободному припоминанию¹

А — зависимость частоты свободного вспоминания от места в списке; отмечено участие долговременной памяти (начальная и средняя части кривой) и кратковременной памяти (концевой участок кривой);

Б — влияние арифметической задачи, предлагаемой испытуемому в про­межутке между предъявлением списка и свободным припоминанием; концевой участок кривой уплощается;

В — влияние скорости предъявления па кривую «место в списке — частота припоминания»; при большей скорости предъявления ( интервал 1 с) начальный и средний участки кривой располагаются ниже, чем при меньшей скорости (интервал 2 с); что касается концевого участка, то па него скорость предъявления оказывает минимальное влияние

¹ См,: Murdoch В.В., Jr. The serial position effect of free recall // Journal of Ex­perimental Psychology. 1962, Vol. 64. P. 482-488; Postman L., Phillips L. Short-term temporal changes in free recall // Quarterly Journal of Experimental Psychology. 1965. Vol. 17. P. 132-138.

Клацки Р., Одна память или две? 169

В пользу теории двойственности говорят также результаты экспе­риментов со свободным припоминанием. Мы уже отмечали, что по гтим результатам можно построить кривую зависимости частоты вспоминания от места в ряду и что в этой кривой можно выделить начальный учас­ток, среднее плато и концевой участок (рис. 1, А). Теория двойственности памяти объясняет эту кривую следующим образом. Эффект первичности (primacy effect) — это результат припоминания из ДП. Он возникает по­тому, что первые слова ряда приходятся на «пустую» КП: испытуемому больше не на чем сосредоточиться и поэтому он может многократно по­вторять несколько первых слов. Но в конце концов — скажем, после первых шести слов — ему приходится усваивать больше слов, чем он может одновременно удержать в КП (ввиду ее ограниченного объема). Каждое последующее слово может быть повторено лишь несколько раз, прежде чем оно исчезнет из КП. Таким образом, первые слова ряда по­вторяются большее число раз и поэтому более эффективно переводятся в ДП. В отличие от этого слова из середины ряда поступают в КП, когда она уже наполнена; все они могут быть повторены примерно одинаковое (неболыпое) число раз, и поэтому частота вспоминания всех этих слов находится на одном и том же относительно низком уровне.

Эффект недавности (recency effect) объясняется следующим образом: элементы, стоящие в конце ряда, еще находятся в КП, когда начинается вспоминание; поэтому испытуемый воспроизводит их непосредственно из КП и частота вспоминания для них очень высока. В пользу такого объяс­нения говорит и то, что испытуемые обычно называют слова, стоящие в конце ряда, сразу же, как только начинают воспроизведение.

Эти объяснения, основанные на теории двойственности, получают подкрепление в экспериментах, которые показывают, что на начальный и концевой участки кривой можно оказывать влияние по отдельности. Очевидно, при этом затрагиваются ДП и КП соответственно (рис. 1, А). Допустим, например, что мы предъявляем испытуемому ряд слов и пред­лагаем ему начать воспроизведение лишь спустя 30 с. В промежутке мы задаем ему несколько арифметических примеров, считая, что тем самым он лишается возможности повторять слова, поступившие в КП. Следует ожидать, что такая процедура как-то затронет концевой участок кривой, поскольку испытуемый не сможет теперь воспроизвести последние слова прямо из КП. Так оно и происходит на самом деле: в таких эксперимен­тах эффект недавности отсутствует¹ (рис. 1, Б).

Можно попытаться также воздействовать на ДП, изменяя скорость предъявления слов. При высокой скорости — одно слово в секунду — у испытуемого очень мало времени на повторение, и в ДП может попадать гораздо меньше слов, чем в том случае, если предъявление производят

¹ См. напр.: Postman L., Phillips L. Short-term temporal changes in freerecall // Quarterly Journal of Experimental Psychology. 1905. Vol. 17. P. 132-138.

вдвое медленнее— одно слово каждые две секунды. (Однако на хранение в КII это но повлияет: испытуемый сможет удержать несколько последнихх слов в KII как при той, так и при другой скорости предъявления.: Эта гипотеза также подтвердилась. Начальный и средний участки кри­вой свободного вспоминания при низкой скорости предъявления распо­лагаются выше, так как при такой скорости возможно большее число повторений, обеспечивающее более эффективное хранение в ДП. В то же время на концевой участок кривой скорость предъявления практически не влияет¹ (рис. 1, В).

В последние десять лет теория двойственности получила широкое признание, однако она не столь безупречна, как это может показаться. Прежде всего большую часть данных, приводимых в пользу этой теории, можно объяснить, не постулируя существования КГ1, обособленной от ДП. Уиклгрен изучил девять основных групп данных в пользу теории двой­ственности памяти и отбросил шесть из них по этой причине-. Рассмот­рим, например, описанный выше эксперимент с введением промежуточ­ного задания (т.е. задания, которое предлагают в промежутке между предъявлением ряда элементов и свободным припоминанием). Мы знаем, что при выполнении такого задания концевой участок кризой уплощает­ся, начальная же часть ее остается почти неизмененной; это различие во влиянии промежуточного задания и приводят в качестве довода в пользу теории двойственности. Однако этот довод потеряет свою убедительность, если мы осознаем то, что элементы в начале ряда в любом опыте подвер­гаются влиянию промежуточного материала. Ведь за ними следуют все дальнейшие члены ряда, и только после этого начинается их воспроиз­ведение. Таким образом, последние элементы ряда, вклинивающиеся между предъявлением первых элементов и их припоминанием, тоже иг­рают, в сущности, роль промежуточного материала. Кроме того, <...> хотя промежуточное задание и может сильно повлиять на вспоминание информации, которая непосредственно ему предшествовала, но по мерс дальнейшего добавления промежуточного материала эффект каждого нового элемента будет все более и более слабым. Не удивительно поэто­му, что влияние задания, предлагаемого по окончании предъявления списка, на воспроизведение элементов из первой части списка невелико: к тому времени, когда выполняется такое задание, эта первая часть уже испытала воздействие элементов, составляющих вторую часть списка. Иными словами, влияние задания, предлагаемого по окончании списка, на вспоминание его концевых элементов можно сравнить с влиянием средней и концевой частей на припоминание начальной части. Но если

¹ См.: Murdock В.В., Jr. The serial position effect of free recall // Journal of Experimental Psychology. 1962. Vol. 64. P. 482-488.

² См.: Wickelgren W.A. The long and the short of memory // Psychological Bulletin. 1973. Vol. 80. P. 452-438.

Это так, то нельзя утверждать, что выполнение промежуточных знаний сказывается на разных участках кривой по-разному, а значат, и доводы в пользу теории двойственности, основанные на эффекте заданий, пред­лагаемых после списка, нельзя считать решающими.

Есть и другие экспериментальные данные, вызывающие сомнения в справедливости теории двойственности. <...>

Одна группа доводов в пользу теории двойственности связана с раз­личной формой представления информации (различным кодом памяти) в КП и в ДП. Как мы уже говорили, в КП информация кодируется в слухо­вой форме, а в ДП — в семантической форме. Однако мы очень скоро по­знакомимся с экспериментальными данными, свидетельствующими также о зрительном и семантическом (а не только слуховом) кодировании в КП. О том, что ДП должна содержать слуховую и зрительную информацию (равно как информацию о запахах, вкусе и осязательных ощущениях), уже говорилось; иначе как мы могли бы узнавать лица или звуки, которых мы долго не видели или не слышали? Итак, разграничение двух видов памя­ти по типу кода (слуховой или семантический код) не столь бесспорно, как может показаться по результатам некоторых экспериментов.

Мы отмечали также, что без повторения запоминаемые элементы удерживаются в КП всего лишь несколько секунд, тогда как в ДП они могут храниться неопределенно долго. Это могло бы служить критерием для разграничения этих двух хранилищ информации, однако дело ослож­няется тем, что оценки длительности удержания информации в КП силь­но варьируют. То же самое можно сказать об объеме КП; т.е. о числе элементов, которые могут храниться в ней одновременно; здесь тоже оценки весьма различны. Одна из причин этих расхождений состоит в том, что КП и ДП — если это и в самом деле две разные системы — в очень большой степени взаимозависимы. Связь между ними заключает­ся не только в том, что повторение информации, содержащейся в КП, ведет к образованию следов в ДП: в свою очередь и ДП принимает боль­шое участие в кодировании информации в КП. Допустим, например, что в КП поступает какая-то буква, предъявленная человеку зрительно. От­куда он мог бы узнать, что это действительно буква, не обратившись к ДП в поисках ее зрительного образа и названия? Поскольку ДП участву­ет в распознавании образов, она тем самым участвует и в кодировании информации в КП. Кроме того, ДП может оказывать влияние на пред­ставление элементов в КП после того, как они были распознаны. Напри­мер, бессмысленный слог ВИС может храниться в КП как сокращение слова «Висконсин». Процесс опосредования, происходящий при записи в памяти слога ВИС в форме слова «Висконсин», связан с тем, что для перевода этого слога в более осмысленную единицу используется инфор­мация из ДП.

Пытаясь втиснуть эти сложные операции и коды памяти в рамки теории двойственности, некоторые психологи иногда, проделывали с КП

и ДП всевозможные манипуляции, искажая эти понятия до полной неуз­наваемости. В результате у других психологов возник вопрос: «А стоит ли вообще возиться с теорией двойственности? *

Одной из альтернатив теории двойственности пал-, яти служит ^так называемая теория «уровней переработки»¹. Это одна из разновидностей теории переработки информации, поскольку в ней процесс переработки делится на ряд этапов (называемых уровнями), но здесь отсутствуют структурные компоненты, подобные КП или ДП. То, что в теории двой­ственности было структурными компонентами системы памяти, в теории уровней рассматривается как процессы, сходные, скажем, с распознава­нием образов или вниманием.

Предположим, например, что мы интерпретируем хранилище КП как процесс. Тогда вместо того, чтобы представлять себе элемент, удер­живаемый в памяти короткое время, как находящийся в особом храни­лище, мы будем считать, что он подвергается некоторому процессу — в данном случае процессу репрезентации в слуховой форме вскоре после предъявления. Одно из преимуществ такого подхода состоит в следую­щем: если окажется, что какой-то элемент может быть представлен зри­тельно в той подсистеме, которую мы считаем кратковременной памятью, нам не придется видеть в этом факте нарушение какого-то важного прин­ципа (состоящего в том, что в КП информация кодируется в слуховой форме). Мы можем просто рассматривать это как еще один возможный процесс — процесс зрительного кодирования элемента вскоре после его предъявления.

Рассуждая обо всех этих вещах, полезно помнить, что независимо от того, какую теорию вы примете (и независимо от всех дискуссий о КП и ДП), это будет всего лишь теория. Приведенные здесь данные в пользу теории двойственности — изменения концевого участка кривой свобод­ного припоминания, различия в ошибках, допускаемых после коротких и длинных интервалов, а также результаты физиологических наблюде­ний — все это указывает на то, что деление памяти на кратковременную и долговременную по меньшей мере полезно. Это деление может заста­вить нас постулировать два хранилища информации, КП и ДП, но оно допускает также предположения о двух уровнях переработки ин­формации, о двух кодах памяти, или каких-либо других двойственных процессах или механизмах. Какое из этих подразделений мы примем — не имеет решающего значения. Важно помнить, что теория может слу­жить полезным средством для описания наблюдаемых явлений и их объяснения, не будучи при этом точным и доскональным отчетом о них.

¹ См.: Craik F.I.M., Lockhart R.S. Levels of processing: A framework for memory research // Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior. 1972. Vol. 11. P. 671-684; см. перевод данной статьи на с. 255-277 настоящего издания; Po.sner M.I. Abstraction and the process of recognition // Advances in Learning' and Motivation / J.T Spence, G.H.Bower (Eds.). N.Y.: Academic Press, 1969. Vol. 3.

П. Линдсей,

Д. Норман

СЛУЧАИ Г.М. И Н.А.¹

Рассмотрим нарушение памяти у больного, которого мы назовем Н.А. Его воинская часть располагалась на довольно унылой военной базе, поэтому чтобы убить время, он занимался фехтованием. Однажды защит­ный наконечник рапиры его противника отлетел и Н.А. был ранен. Ост­рие рапиры прошло сквозь довольно тонкую носовую кость и проникло в мозг. Спустя несколько месяцев после этого случая Н.А. казался слу­чайному наблюдателю совершенно здоровым. Он нормально ходил и дей­ствовал и мог поддерживать обычный разговор. В его поведении была лишь одна странность — по-видимому, он запоминал что-либо новое лишь на очень короткое время. Его состояние хорошо иллюстрируется следу­ющим случаем. Одним из психологов, исследовавших расстройства памя­ти у Н.А., был профессор Уикелгрен, работавший тогда в Массачусетском технологическом институте. Профессор Уикелгрен рассказывает:

«Меня представили Н.А. в маленьком кафе психологического отде­ления МТИ. Это произошло примерно следующим образом. Н.А., услы­шав мою фамилию, спросил:

— Уикелгрен —- это немецкая фамилия, не правда ли?

— Нет, — ответил я.

— Ирландская?

— Нет.

— Скандинавская?

— Да, скандинавская.

Поговорив с ним около пяти минут, я пошел к себе в кабинет и отсутствовал, вероятно, еще минут пять. Когда я вернулся, Н.А. посмот­рел на меня так, будто видел впервые в жизни. Меня вновь представили ему, после чего он спросил:

¹ Линдсей П., Норман Д. Переработке информации у человека. М.: Мир, 1974, С. 297-300.

— Нет.

— Ирландская?

— Нет.

— Скандинавская?

— Да.

Точно в той же самой последовательности, что прежде»¹.

Хотя каждая беседа с Н.А. сама по себе казалась совершенно нормальной, при малейшем перерыве все приходилось начинать снача­ла, как будто до этого ничего не было сказано.

Это очень затрудняет экспериментальную работу с подобными больными. Один из нас работал с профессором Уикелгреном, исследуя кратковременную память у студентов Гарварда и МТИ. Однажды, когда Н.А. посетил МТИ, мы подумали, что полезно было бы включить Н.А. в наши эксперименты, поскольку это позволило бы нам сравнить его па­мять с памятью других наших испытуемых. Но дальше инструкций нам пойти не удалось. Н.А. обычно выслушивал наши объяснения, кивал головой и говорил: «Прекрасно, начали!» При этом экспериментатор от­ворачивался, чтобы включить магнитофон и другую аппаратуру. Когда все было готово и оставалось предъявить Н.А. первый эксперименталь­ный материал, его спрашивали; «Вы готовы?», на что он неизменно от­вечал: «Готов к чему? Вы хотите, чтобы я что-нибудь сделал?» Позднее Уикелгрен достиг некоторых успехов, но наши исходные трудности по­казывают, что, хотя подобные больные могут дать чрезвычайно полез­ную информацию относительно памяти, получить необходимые данные крайне трудно. Кроме того, у них наблюдаются и другие неврологичес­кие симптомы выпадения, не связанные с памятью, но также служащие причиной мотиващгонных затруднений при проведении таких экспери­ментов.

Как же живут люди с подобным повреждением мозга? Другой боль­ной, который был подвергнут тщательному изучению, это Г.М., страдав­ший сильными эпилептическими припадками. В 27 лет он более не мог работать и вследствие его безнадежного состояния был подвергнут хирур­гической операции — у него были удалены медиальные части височных долей. После этого эпилептические припадки у него прекратились, его IQ повысился до 118 (до операции он был равен 104), но он не мог запо­минать ничего нового. Вот как некоторые из изучавших Г.М. ученых описывают его жизнь:

«Находясь в клиническом исследовательском центре, больной в течение трех ночей вызывал звонком ночную сиделку и со многими из-

¹ Более полное описание экспериментов с такими больными можно найти в шести статьях, опубликованных в журнале Neuropsychologia. 1968. Вып. 6. С. 211 -282. В этих статьях обсуждаются двое больных (НА. и Г.М.).

винениями спрашивал ее, где он находится и как он сюда попал. Он ясно представлял себе, что находится в больнице, но, казалось, не мог восста­новить ничего из событий предшествовавшего дня. В другой раз он за­метил: " Каждый день проходит сам по себе, какую бы радость или пе­чаль он мне ни принес". Он часто пытается дать стереотипное описание собственного состояния, говоря, что оно " похоже на пробуждение от сно­видений". Его жизненный опыт — опыт человека, который только начи­нает отдавать себе отчет в окружающем, не осознавая полностью ситуа­цию, потому что он не помнит того, что было раньше»¹.

Тип повреждения мозга у этих больных вновь ставит несколько интересных вопросов относительно механизмов памяти. Системы их па­мяти, по-видимому, работают надлежащим образом во всех отношениях, кроме одного — ввода в долговременную память. Ввод информации в кратковременную память и ее извлечение, очевидно, не повреждены, Больные способны поддерживать разговор, значит, они могут извлекать значения слов из своей постоянной памяти. Они могут пользоваться этой системой — они не могут лишь ввести в нее что-либо новое.

Это очень важная черта. Как же больной может выполнять слож­ные процессы, необходимые для пользования языком и понимания его, не будучи в состоянии ввести в систему памяти новый материал? Даже Г.М., больной с наиболее ярко выраженными нарушениями, сохранил способность к нормальному восприятию речи: «Он может повторять и перестраивать предложения со сложным синтаксисом, он понимает соль шуток, даже основанных на семантической двусмысленности»².

Ранее мы установили, что важно проводить различие между информацией, уже хранящейся в памяти, и процессами, связанными с ее извлечением. Очевидно, не менее важно различать операции, обеспе­чивающие доступ к информации, хранящейся в долговременной памяти, и операции, обеспечивающие ввод в долговременную память новой ин­формации. Больные с рассмотренными выше нарушениями памяти спо­собны формировать «временную память»— как обычную кратковремен­ную память, так и «оперативную память», необходимую для того, чтобы следить за информацией по мере ее извлечения из долговременной памя­ти. Но процессы, обеспечивающие превращение этого временного мате­риала в постоянный, избирательно нарушены.

Что могут усваивать подобные больные? На этот вопрос ответить трудно. Ясно, что кое-что они способны заучить. Г.М. не мог описать, чем он занимается в Государственном центре восстановления трудоспо­собности (прикрепление зажигалок к кусочкам картона), даже после того, как он работал там ежедневно в течение 6 месяцев. Тем не менее

¹ Milner В., Corkin S., Teuber H.L. Further analysis of the hippocampal amnesia syndrome: 14-year followup study of H.M. // Neuropsychologia. 1968. Vol. 6. P. 215-234.

² Там же.

Тема 19. Психология памяти

он «смутно представлял себе» такие события» как смерть своего отца или убийство президента Кеннеди. Говорит ли нам что-нибудь эта слабая остаточная память о природе процессов памяти или она просто служит указанием на то, что память в данном случае нарушена не полностью? Например, у больного Н, А, после происшедшего с ним несчастного слу­чая память постепенно начала улучшаться, так что, когда один из нас обследовал его в Калифорнийском университете (примерно 5 лет спустя после травмы), оказалось, что у него несколько возросла способность к обучению. Однако попытки обучения его мнемоническим приемам для дальнейшего улучшения его памяти закончились полной неудачей.

Способность усваивать новый материал может зависеть от типа информации. У многих больных, страдающих нарушениями памяти, на­блюдается различие между способностью заучивать словесный и несло­весный материал.

2. Сенсорные регистры: основные методы и результаты исследования

П. Линдсей, Д. Норманн

«НЕПОСРЕДСТВЕННЫЙ ОТПЕЧАТОК»

СЕНСОРНОЙ ИНФОРМАЦИИ¹

Для того, чтобы успеть выделить характерные признаки сенсорного сигнала и установить, что он собой представляет, может потребоваться больше времени, чем время действия самого сигнала. Логическая функция системы «непосредственных отпечатков» сенсорной информации (ее иног­да называют иконической памятью — ИП) заключается в том, чтобы обес­печить системам выделения признаков и распознавания образов время, необходимое для обработки сигналов, воздействующих на органы чувств.

После воздействия зрительного сигнала его образ сохраняется не­сколько десятых секунды. Этот образ представляет собой «непосредствен­ный отпечаток» зрительной сенсорной информации. Следовательно, мож­но обрабатывать сенсорный сигнал в течение времени, превышающего длительность действия самого сигнала. «Непосредственный отпечаток» полезен в тех случаях, когда сигнал действует очень недолго, как при просмотре кинофильмов и телевизионных передач; он обеспечивает так­же непрерывность восприятия при моргании или движении глаз. При кратковременном предъявлении сигнала длительность воздействия почти не играет роли; существенное значение имеет лишь время, в течение которого сигнал остается в системе ИП.

Очевидно, система ИП не только сохраняет четкое представление о сенсорных сигналах, поступивших в течение последних нескольких де­сятых секунды, но и содержит больший запас информации, чем может быть использовано. Это расхождение между количеством информации, хранящимся в сенсорной системе, и тем ее количеством, которое может

¹ Линдсей П., Норман Д. Переработка информации у человека. М.: Мир, 1974. С. 310-334.316-320.

быть использовано на последующих ступенях анализа, имеет чрезвычай­но важное значение. Оно указывает на некоторую ограниченность объе­ма памяти на последующих стадиях, несвойственную самой сенсорной стадии. Эта ограниченность проявляется при попытке запомнить предъявленный материал. Огромное количество информации, содержа­щейся в сенсорном образе, обычно несущественно для интерпретации его значения. Более того, нередко чрезмерное количество деталей лишь затрудняет дело. ЭВМ, которые пытаются читать печатный текст, рас­шифровывать фонограммы устной речи и даже читать напечатанные нот­ные знаки, легко сбиваются при наличии в информации на входе самых нехитрых деталей, на которые человек никакого внимания не обратит при выполнении той же задачи. Мельчайшие пятна краски или разры­вы печатных букв сбивают счетно-решающие устройства, человек же часто просто не замечает даже орфографических ошибок.

Сенсорная система должна сохранять точный образ всего, что воздействует на органы чувств, поскольку, хотя большая часть этой ин­формации окажется ненужной, сенсорная система неспособна определить, какие аспекты вводимой информации могут быть существенными. Это могут выполнить только такие системы, которые распознают и интерпре­тируют сигналы. Система ИП, казалось бы, идеально соответствует свое­му назначению. Эта система удерживает в течение короткого времени весь материал, обеспечивая процессам распознавания образов возмож­ность извлечения и выбора. <...>

Емкость системы ИП. Легко показать, что система ИП исходно со­держит больше информации, чем используется на последующих ступенях анализа. Предположим, что испытуемому на мгновение предъявляют сложный зрительный образ. Он сможет извлечь из этого образа лишь небольшое количество содержащейся в нем информации и заявит, что ему не хватило времени «увидеть» все. Но если испытуемому велят смотреть лишь на определенную часть изображения, он сможет сосредоточить на ней все свое внимание и дать очень точное описание. Это свидетельству­ет о том, что ограничение нашей способности воспринимать сенсорные сигналы появляется в процессе анализа.

Эксперимент Сперлинга. Следует тщательно проанализировать этот эксперимент, чтобы ознакомиться с основной методикой, используемой при изучении «непосредственного отпечатка» сенсорной информации. В одном из основных экспериментов карточку, на которой изображено 9 букв, расположенных в три строки по 3 буквы в каждой (рис. 1), предъявляют в тахистоскопе в течение 50 мс. Обычно испытуемому уда­ется прочитать только 4 или 5 букв из 9. Даже если увеличить число букв в карточке или изменить длительность ее предъявления, испытуемый почти неизменно называет примерно 4 — 5 букв (рис. 2).

Если мы хотим выяснить, что же в действительности может уви­деть испытуемый, не следует просить его сообщать обо всем, что он ви-

дит. Возможно, что он видит все буквы, а затем забывает некоторые из них. Чтобы проверить это предположение, мы можем попросить его дать частичный отчет о предъявленных буквах. В этом случае, как и ранее, предъявим карточку с девятью буквами, но затем предъявим карточку, где прямоугольным значком отмечено место одной из них, и попросим испытуемого просто назвать отмеченную букву. До предъявления карточ­ки с прямоугольной меткой испытуемый не знает, какая из девяти букв будет отмечена (рис. 1)¹.

Если испытуемый всегда может назвать произвольно помеченную букву, это означает, что он действительно в состоянии увидеть в одно мгновение все девять букв; если он может узнать, какая буква будет помечена лишь после предъявления стимулирующей карточки, значит, он удерживает в системе ИП все девять букв, чтобы иметь возможность отыскать там отмеченную букву и назвать ее.

Результаты этого эксперимента показаны на рис. 3: испытуемый по­чти всегда правильно называет помеченную букву. Таким образом, он ви­дит больше, чем.может сообщить в отчете. Очевидно, в исходном экспери­менте в системе ИП содержались все буквы, но к тому времени, когда ис­пытуемый воспроизвел три или четыре из них, остальные стерлись в его памяти.

¹ Сперлинг указывал, какую букву надлежит запомнить посредством звукового тона, а не отмечал её прямоугольником.

Это даёт нисколько иные результаты, чем те, которые приведены здесь, но разница невелика и продемонстрированный здесь принцип остаётся правильным.

Рис. 3

I – идеальный случай; II – фактические данные

Это весьма ценная методика для изучения восприятия, Следующий способ ее применения состоит в том, что вводится: задержка» т.е. щетка появляется не тотчас же после букв» а с некоторым интервалом.Это долж­но помочь нам вылепить, что представляет собой система ИП. Общие ре­зультаты применения этого приема можно предсказать» даже не ставя эк­сперимента. Во-первых, обычно, если метки яет, испытуемый может при­помнить только примерно четыре или пять на предъявленных ему букв. Во-вторых, он может воспроизвести любую из отмеченных букв» если мет­ка появляется одновременно с буквами. Таким: образом» если появление метки задерживается на достаточно долгое время, чтобы зрительный образ полностью стерся» ииспытуемый говорит, что он более не «видит» букв»

Рис. 4

то, как показано на рис. 2, испытуемый запомнит лишь примерно полови­ну (4—5) из 9 букв. Следовательно, вероятность того, что он запомнит одну определенную букву, указанную меткой, равна примерно 50%. Поэтому о увеличением задержки появления метки результаты будут колебаться от 100 до 50%.

Типичные результаты подобного эксперимента показаны на рис. 4. Способность воспроизводить произвольно указанную букву постепенно понижается по мере задержки появления метки, причем после интервала около 500 мс кривая выравнивается. По-видимому, «непосредственный отпечаток» представляет собой образ сигнала, который стирается с течени­ем времени, так что по истечении 0, 5 с от этого образа мало что остается. (Иначе говоря, стирание образа в памяти происходит по экспоненте с постоянной времени, равной примерно 150 мс)

Странные явления происходят с некоторыми типами меток. В преж­них исследованиях системы ИП применяли метку в виде кружка и испы­туемый должен был назвать букву, которая появлялась внутри этого круж­ка. Когда вскоре после набора букв появляется круг, то в отличие от экс­периментов с применением прямоугольной метки он, по-видимому, «стирает» ту букву, которая в ней заключена. Это явление стирания очень важно я интересно. Его можно использовать для регулирования длитель­ности удержания образа в ИП.

Р. Клацки СЛУХОВОЙ РЕГИСТР¹

Если бы не было иконических образов, мы могли бы «видеть» зрительные стимулы лишь до тех пор, пока они остаются у нас перед глазами. Нам часто не удавалось бы распознавать быстро исчезающие стимулы, так как распознавание требует известного времени, иногда более длительного, чем то, в течение которого мы можем видеть сти­мул. Посмотрим теперь, что случилось бы, если бы не было эхоической памяти — сенсорного регистра для слуха. Путем аналогичных рассуж­дений мы приходим к выводу, что мы могли бы тогда «слышать» зву­ки лишь до тех пор, пока они звучат. Но такое ограничение привело бы к весьма серьезным последствиям: у нас возникли бы большие труд­ности с пониманием устной речи. Для иллюстрации этого Найссер-приводит следующий пример: иностранцу говорят No, not. zeal, seal (Нет, не усердие, а тюлень!). Найссер отмечает, что иностранец ниче­го не мог бы понять, если бы он не смог удержать в памяти z из слова zeal достаточно долгое время, чтобы сравнить его с s в слове seal. Не­трудно найти и другие примеры пользы эхоической памяти. Мы не смогли бы уловить вопросительной интонации в фразе Вы пришли?, если бы первая ее часть не была доступна для сравнения в момент зву­чания второй. Вообще, поскольку звуки имеют известную длитель­ность, должно существовать какое-то место, где бы их компоненты могли удерживаться в течение какого-то времени. Таким местом слу­жит сенсорный регистр для слуха.

Существование эхоического образа было продемонстрировано в экс­перименте, аналогичном демонстрации иконического образа в опытах Сперлинга. Испытуемые в этом эксперименте выступали в роли «четырехухих» людей, т.е. они прослушивали одновременно целых четыре по-

¹ Клацки Р. Память человека. Структуры и процессы. М.: Мир, 1978. С. 44—52.

² См.: Neisser U., Cognitive Psychology. N.Y.: Appleton-Century-Crofts, 1967. P. 201.

ко в сторону, поясним, что канал означает источник информации, в дан­ном случае — звука. Это понятие, может быть, знакомо вам» если у вас есть стереофонический проигрыватель, В нем обычно имеется два дина­мика, которые несколько по-разному воспроизводят исполняемую музы­ку. Аналогичным образом можно сконструировать четырехканальную систему для проведения упомянутого выше эксперимента. Один способ состоит в том, чтобы установить четыре громкоговорителя и поместить испытуемого посередине между ними. Другой способ — использовать на­ушники, разделив каждый наушник так, чтобы к нему было подключе­но два источника звука. Морэй и его сотрудники нашли, что обе систе­мы — четыре репродуктора или «разделенные» наушники — примерно одинаково эффективны. Для наших целей главное то, что испытуемые могут различать отдельные каналы: когда их просят слушать один оп­ределенный канал, они в состоянии это сделать. Они слышат не просто сумбур звуков, а нечто такое, в чем можно различить сообщения, посту­пающие из разных источников.

Вернемся к «четырехухим людям». В экспериментах Морэя и его сотрудников каждый испытуемый участвовал в серии проб. В каждой пробе он прослушивал сообщения, поступавшие одновременно по двум, трем или четырем каналам (через репродукторы). Каждое сообщение со­стояло из 1—4 букв алфавита. Задача испытуемого заключалась в том, чтобы вспомнить эти буквы после того, как он их услышал. В одном варианте опыта он старался припомнить все буквы; это был вариант с полным отчетом. В другом варианте требовался частичный отчет — иро­де того, как это было в экспериментах Сперлинга. Сигналом к началу воспроизведения служил не звук, а свет. Испытуемый во время прослу­шивания держал в руках доску, на которой находились две, три или четыре лампочки, расположенные в соответствии с размещением репро­дукторов. Спустя 1 с после окончания передачи сообщений одна из лам­почек вспыхивала; это служило сигналом, после которого испытуемый начинал воспроизводить буквы, переданные по соответствующему кана­лу. т.е. давал частичный отчет. Морэй и его сотрудники кашли, что при частичного отчете процент припоминания был выше, чем при полном, независимо от числа используемых каналов и числа букв, передаваемых по одному каналу. Из этого, как и из экспериментов Сперлинга, можно сделать вывод, что непосредственно после предъявления букв (спустя 1 с) память содержала о них больше информации, чем в последующий период. По-видимому, эта информация была представлена в форме, яв­ляющейся слуховым аналогом иконического образа, т.е. в форме эхоического образа.

¹ См.: Moray N.. Bates A., Burnett Т. Experiments on the four-eared man // Journal of the Acoustical Society of America. 1965. Vol, 38. P. 196-201.

Клацки Р. Слуховой регистр

Зная о существовании эхоической памяти яла по крайней мер»; пред­полагая его, мы можем задать вопрос: как долго сохраняется в ней след звукового стимула? Ответ на этот вопрос неясен: оценки продолжительно­сти удержания информации в эхоической форме сильно варьируют. Одна из этих оценок основана на результатах исследований Дарвина, Терви и Кроудера¹, которые, подобно Морэю и его сотрудникам, пользовались ме­тодом частичного отчета. Дарвин и его коллеги давали испытуемым про­слушивать списки, состоявшие из трех элементов (букв или цифр); три таких списка передавались одновременно по трем каналам. Испытуемый воспроизводил либо все элементы, которые он смог запомнить (вариант с полным отчетом), либо, подчиняясь зрительному сигналу, называл элемен­ты, поступавшие по одному определенному каналу (вариант с частичным отчетом). Этот сигнал подавался спустя 0, 1, 2 или 4 с после окончания передачи сообщения. Результаты этого эксперимента представлены на рис. 1; из приведенного графика видно, что при неболыпих задержках (до 2 с) точность воспроизведения в варианте с частичным отчетом намного выше, чем при полном отчете, но при задержке сигнала дс 4 с эффективность при частичном отчете снижалась. Это указывает на то, что в эхоической памя­ти, которая, как мы предполагаем, обусловливает высокую эффективность частичного отчета (точно так же, как и в аналогичном опыте со зритель­ными стимулами), информация сохраняется примерно в точение 2 с.

В других экспериментах, проведенных с целью определить длитель­ность удерясания эхоического образа, испытуемым предъявляли звуки, которые нельзя было идентифицировать без предъявляемого вслед за ними «ключа». При этом исходили из предположения, что ключ может помочь испытуемому идентифицировать звук только в том случае, если в момент предъявления ключа в эхоической памяти егае сохраняется след этого звука. Постепенно увеличивая интервал между звуком и ключом и определяя максимальную задержку, при которой ключ все еще облегча­ет идентификацию звука, можно оценить длительность сохранения ин­формации в эхоической памяти. Если ключ помогает идентифицировать звуки, то информация, значит, еще хранится, а если он перестает помо­гать — эхоическая информация, по-видимому, исчезла (или по крайней мере исчезла настолько значительная ее доля, что даже ключ оказывает­ся бесполезным). Как и следовало ожидать, по мере увеличения интер­вала между первоначальным звуком и ключом последний обычно стано­вится все менее и менее эффективным: очевидно, след звука в эхоичес­кой памяти постепенно угасает.

Рассмотрим, например, что происходит с испытуемым, когда он при­слушивается к определенному слову ка фоке заглушающего шума, котс-

¹ См.: Darwin C.T., Turvey M.T., Crowdcr R.G. An auditory analogy of the Sperling partial report procedure: Evidence for brief auditory storage // Cognitive Psychology. 1972. Vol. 3. P. 255-267.

Рис. 1. Число элементов, воспроизводимых в эксперементе с час-

тичным отчетом после предъявления слуховых стимулов, в зависимости от длительности задержки сигнала к воспроизведению¹. По­казана также эффективности воспроизведенияпри полном отчете

рый действует примерно так зке, как атмосферные помехи при приеме радиопередачи². испытуемый не может сразу разобрать это слово из-за шума. Спустя некоторое время после предъявления слова испытуемому предлагают пробу с двухальтернативным вынужденным выбором. Про­ба состоит в зрительном предъявлении ему двух слов — того» которое он слышал, и какого-нибудь другого (дистрактора) — с просьбой указать, какое из них он слышит вторично. Одно из атих слов выполняет роль ключа, о котором говорилось выше. Оно должно помочь испытуемому понять предъявленное ранее слово — в той мере, в какой испытуемый еще помнит услышанный им звук.

В этом и в других сходных но форме экспериментах³ максимальная задержка, при которой ключ помогает идентификация, а тем самым и оцен­ка длительности сохранения информации в зхоической памяти варьируют

¹ См.: Darwin С.T., Тиrvey М.Т., Crowder R.G. An auditory analogue of the Sperling partial report procedure; Evidence for brief auditory storage // CognitivePsychology. 1972. Vol. 3. P. 256-267,

² Сам Pollack I. Message entertain ty and message reception // Journal of Acoustical Society of America. 1959. Vol. 31. P. 1600-1608.

³ См.: например; Crossman E.R.W.F. Discussion of Paper 7 in National Physical Laboratory Symposium // Mechanisation of ThougbtProcesses, L,: H.M. Stationary Office, 1988, Vol. 2; €uttmam M„ JuUmm B. bewer limits of auditory periodicity analysis // Journal of the Acoustical Society of America. 1963. Vol. 88. P. 810.

от 1 с до 15 мин — диапазон весьма широкий. Ввиду таких расхождений в оценках трудно определить, сколько же времени звуки удерживаются в слу­ховом регистре. Что касается таких высоких оценок, как 15 мин, то здесь возникают некоторые сомнения в их достоверности. Эти оценки основаны на предположении, что испытуемый все еще удерживает в памяти первичный, неидентифицированный след звука, когда ему предъявляют ключ, и что он использует этот ключ для идентификации звука. Возможно, однако, что испытуемый на самом деле уже произвел частичную идентификацию. На­пример, он размышляет: «Слово начиналось со звука с и состояло, кажет­ся, из двух слогов». Теперь он помнит уже не просто звук, а свое словесное описание этого звука и может легко удержать это описание в памяти на про­тяжении 15 мин. Тогда не удивительно, что и после значительного переры­ва испытуемый, получив ключ «Это либо «сурок», либо «понять», иденти­фицирует услышанное слово. По всей вероятности, 15-минутное сохранение эхоических следов можно объяснить именно такой частичной идентифика­цией. Вместе с тем упомянутое расхождение в оценках, может быть, отчас­ти отражает действительные различия во времени подлинного эхоического хранения, зависящие от различий в характере предъявляемых стимулов и в условиях эксперимента.

На сенсорном уровне следы звуков обычно сохраняются дольше, чем зрительные образы. Этот факт был использован для объяснения так назы­ваемых эффектов модальности¹. Один из примеров эффекта модальности можно видеть на кривых зависимости частоты свободного припоминания от места в ряду. При зрительном предъявлении списка слов (когда испы­туемый видит слова) получаются несколько иные результаты, чем при слу­ховом предъявлении слов (когда он их слышит). Различие касается конце­вого участка кривой. При слуховом предъявлении процент припоминания для слов, стоящих в конце списка, выше, чем при зрительном, тогда как в начальном участке кривой такого различия нет. Иными словами, несколь­ко последних элементов списка запоминаются лучше, когда испытуемый слышит их, чем когда он их видит. Это и есть эффект модальности.

Влияние модальности на вспоминание объясняют различной дли­тельностью сохранения следов в эхоической и иконической памяти. При этом указывают на то, что если список был предъявлен в слуховой фор­ме, то информацию о самых последних элементах списка можно извлечь из эхоической памяти (это возможно благодаря тому, что информация относительно звучания этих элементов сохраняется в течение нескольких секунд, т.е. на протяжении всего интервала между их предъявлением и вспоминанием), а иконическая информация о тех же самых элементах

¹ См.: Crowder R.G., Morton J. Preeategorical acoustic storage (PAS) // Perception and Psychophysics, 1969. Vol. 5. P. 365-373; Morton J, A functional model of memory // Models of Human Memory / D.A. Norman (Ed.). N.Y.: Academic Press, 19T0; Murdoch B.B., Jr., Walker K, D. Modality effects in free recall // Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior. 1969. Vol. 8. P. 665-676.

при их зрительном предъявлении удерживается недостаточно долго, чтобы создать какую-либо основу для их воспроизведения. Таким образом, слуховое предъявление обладает явным преимуществом.

Такое объяснение эффектов модальности подкрепляется данными. полученными при разной скорости предъявления элементов': различия между воспроизведением после слухового и зрительного предъявления при больших скоростях выражены сильнее, чем при малых. Именно та­ких результатов следовало ожидать, если объяснять эффекты модально­сти особенностями сенсорных регистров. Ведь при большой скорости интервал между предъявлением элемента и его припоминанием короче, чем при малой; таким образом, времени для угасания следов меньше, и поэтому в момент начала припоминания списка, предъявленного в слу­ховой форме, в эхоической памяти находится больше элементов, что со­здает преимущество для их припоминания. В отличие от этого на удер­жание иконического образа скорость предъявления не оказывает суще­ственного влияния (отчасти из-за быстрого стирания иконических следов, а отчасти потому, что при высоких скоростях последующие зрительные стимулы могут стирать те, которые им предшествовали); поэтому при больших скоростях число элементов, удерживаемых в иконической па­мяти после зрительного предъявления, не возрастает и не создается пре­имущества для их припоминания. Таким образом, слуховая модальность выигрывает от быстрого предъявления больше, чем зрительная.

Из всех этих рассуждений относительно эффектов модальности вытекает, что в эхоической памяти может одновременно сохраняться не­сколько слов из списка, предъявленного в эксперименте со свободным припоминанием. А это означает, что каждое новое слово не стирает сло­ва, которые ему предшествовали. Возникает вопрос: происходит ли во­обще стирание эхоического образа? Ответ на этот вопрос зависит от того, что мы будем понимать под стиранием. Если под стиранием иметь в виду нечто эквивалентное стиранию зрительного образа, т.е. подлинную заме­ну одного стимула другим, который за ним следует, то ответ, пожалуй, будет отрицательным. Вряд ли можно думать, что звук, непосредствен­но следующий за предъявлением какого-либо другого звука, эффектив­но элиминирует его. Мы уже отмечали, что, поскольку звуки следуют друг за другом во времени, должен существовать какой-то механизм для их удержания. Наша способность распознавать последовательности зву­ков должна означать, что новые звуки не стирают другие, только что им предшествовавшие. Если бы они их стирали, мы не могли бы понять фразу seal, not zeal. <...> Мы вообще не могли бы воспринимать речь, поскольку произнесение даже одного слога требует некоторого времени и нельзя, чтобы вторая его часть стирала первую.

¹ См.: Murdock B.B., Jr., Walker K.D. Modality effects in free recall / Jounal of Verbal: Learning and Verbal Behavior. 1969. Vol. 3. P. 665-676.

Рис. 2. Влияние слуховой «приставки» на припоминание после­-

довательности при небольшом списке элементов. При наличии приставки частота

ошибок возрастает по сравнению с контролем, особенно при воспроизведении

последних элементов списка

Однако и в эхоической памяти все же, видимо, существует какое-то явление» подобное стиранию. Новые звуки шогут в некоторой степенимаскировать или уменьшать длительность хранения звуков, предъявлен­ных ранее¹. Это издание лучше называть интерференцией, чтобы отли­чать его от быстрого иполного стирания, более четко выраженного в иконической памяти. Эта эхоическая интерференция сходна с эффектом светлого поля, предъявлявшегося в экспериментах Стерлинга после набора букв, — она уменьшает время сохранения следов, но не уничтожа­ет их сразу.

Один из способов, позволяющих продемонстрировать эхоическуюинтерференцию, — это «эффект прибавки»². Из двух кривых(рис. 2) одна отражает число ошибок при воспроизведения различных элементов в зависимостиот их положения в небольшом ряду, предъявляемом на слух. Другая кривая отражает результаты, полученные при добавлении к это­му ряду цифры «нуль» в качестве приставки. Хотя испытуемые никак не должны были реагировать на нуль и знали о той, что он появится, припоминание в этом случае было гораздо менее эффективным, чем в контрольном опыте, когда за элементами не следовал нуль.

¹ См.: Massaro D.W. Perceptual images, processing time and perceptual units in auditory perception // Psychological Review, 1872. Vol, 79, P. 124-148,

² Suffix effect - буквально «эффект суффикса». В оригинальном издании на русском языке переведено как «эффект приставки». Однако в психологии известен другой эффект - prefix effect, что буквально переводится как «эффект элемента ряда). Поэтому мы считаем более правильным переводить suffix effect как «эф­фект прибавки», (Примечание редакторов-составителе., }

«Эффект прибавки» объясняли тем, что добавление нристааки меша­ет сохранению эхоических следов¹: звук, который испытуемый слышит припроизнесении слова «нуль», разрушает информацию, которая уже находи­лась в эхоическои памяти и могла бы помочь припоминанию элементов ряда. В самом деле, при наличии приставки частота верного воспроизведе­ния снижается до уровня, соответствующего вспоминанию при зрительном предъявлении ряда; это говорит в пользу того, что утрачивается именно информация, находившаяся в эхоическои памяти, т.е. та, которая создает эффект модальности.

Степень интерференции, создаваемой приставкой, варьирует в за­висимости от соотношения последней с предшествующими звуками². Если, например, список элементов зачитывает мужской голос, а пристав­ку — женский, то эффект прибавки бывает выражен слабее, нежели в тех случаях, когда и список и приставка произносятся одним и тем же голо­сом. Если приставка произносится гораздо громче, чем элементы спис­ка, то эффект ее опять-таки снижается. Эти примеры позволяют предпо­лагать, что в тех случаях, когда приставка отличается по звучанию от элементов списка, создаваемая ею интерференция выражена слабее.

Приведенные объяснения различий, зависящих от модальности, и эф­фекта «прибавки» вызвали ряд возражений. В случае эффектов, создаваемых приставкой, одна трудность связана с тем, что такие эффекты возникают и в зрительной сфере. Найссер и Канеман³ просили испытуемых вспоминать короткие ряды цифр, предъявлявшиеся им зрительно в течение 0, 5 с. Иног­да в конце списка ставился нуль, который испытуемые не должны были вспоминать (ряд цифр при этом имел вид 1375260 в отличие от ряда 137526, без приставки). В этом случае приставка оказывала такое же действие — воспроизведение ухудшалось, хотя ряды были хорошо видны и испытуемые знали, что они не должны обращать внимания на приставку.

В отличие от эффектов слуховых приставок эффекты зрительных при­ставок трудно объяснить свойствами сенсорной памяти. Канеман¹ высказал предположение, что все «эффекты прибавок» обусловлены процессами, сле­дующими за сенсорной регистрацией, которые организуют зарегистрирован­ные входные сигналы в группы. Поскольку при такой группировке «нуль», т.е. приставка, не может быть отделен от остальных цифр, особенно если его произносит тот же голос, его приходится включать в какую-нибудь группу, а это включение затрудняет вспоминание элементов ряда. Таким образом, Канеман относит «эффект слуховой прибавки» к явлениям, независимым от механизмов стирания информации в эхоическои памяти.

¹ См.: Morton J. A functional model of memory // Models of Human Memory / D.A. Norman (Ed.). N.Y.: Academic Press, 1970.

² См.: Morton J., Crowder R.G., Prussia H.A. Experiments with the stimulus suffix effect // Journal of Experimental Psychology Monograph. 1971. Vol. 91. P. 169- 190.

³ См.: Kahneman D. Attention and Effort. Englewood Cliffs, NJ: Prentice Hall, 1973.

⁴ См. там же.

3. Кратковременная помять; основные методы и ре­зультаты исследования

П. Линдсей, Д. Норман

[ЗАБЫВАНИЕ В КРАТКОВРЕМЕННОЙ ПАМЯТИ]¹

В 1954 г. Ллойд и Маргарет Питерсоны² провели очень простой эк­сперимент, который, однако, дал удивительные результаты. Они проси­ли испытуемых запомнить три буквы, а спустя 18 с воспроизвести их. Этот эксперимент кажется совершенно незначительным. А между тем оказалось, что испытуемые не могли запомнить эти три буквы. В чем же дело? Все очень просто: в промежутке между предъявлением трех букв и моментом, когда нужно было их припомнить, испытуемые должны были проделать некоторую умственную работу: они должны были в быс­тром темпе вести «обратный счет тройками»³.

Этот простой эксперимент иллюстрирует главное свойство системы кратковременной памяти. Более того, изменение характера материала, подлежащего запоминанию, удивительно мало влияет на запоминание, если число предъявляемых единиц остается неизменным. Посмотрите на рис. 1. На нем показана скорость забывания материала испытуемыми. Кривая II представляет результаты только что описанного эксперимен­та. По оси абсцисс отложено время между моментом предъявления этих трех букв (все они были согласными) и их воспроизведением. (Следует

¹ Линдсей П., Норман Д. Переработка информации у человека. М.: Мир, 1974. С. 321 — 323. 326-330.

³ См.: Peterson L.R., Peterson M. Short-term retention of individual items // Journal of Experimental Psychology. 1959. Vol. 58. P. 193-198.

³ При «обратном счете тройками» испытуемый начинает с произвольно названного трехзначного числа, например 487. Затем он должен вслух называть числа, получающи­еся при вычитании 3 из каждого предыдущего числа, т.е. 487, 484, 481, 478, 475... Испытуемый должен вести этот счет или просто «быстро», или под метроном. Попробуй­те сами выполнить эту задачу — она труднее, чем кажется.

Рис. 1

I - три слова; II - три согласные

Помнить, что в течение всего этого отрезка времени испытуемые занима­лись обратным счетом тройками.) По оси ординат отлетев процент слу­чаев, когда испытуемые могли припомнить материал по истечении раз­личного времени. Например, если между предъявлением трех согласных и их воспроизведением проходило всего 6 с, только 40% испытуемых могли припомнить все три согласные.

Как вы думаете, что произойдет» если испытуемым предъявить три слова вместо трех согласных? Будет ли память работать иначе для трех слов ДОМ—ЯБЛОКО—КНИГА, чем для трех согласных бук» Б—Р—Т? Сравните кривые I и II на рис, 1. Они почти одинаковы.

Какие же механизмы ответственны за такую систему памяти? Эта память, очевидно, имеет очень малую емкость и очень короткую жизнь. Но емкость ее не слишком чувствительна к длине хранящихся в ней еди­ниц. Очевидно, это не система ИП <...>, поскольку в ней след сохранял­ся только долю секунды, здесь же он хранится около 20 с. Но это и не система долговременной памяти, в которой информация сохраняется нео­пределенно длительное время. При этом же виде памяти материал удер­живается лишь на короткое время; следовательно, это кратковременная память. <...>

Забывание. Как происходит исчезновение материала из кратковре­менной памяти? Тут возможны два пути; забывание может быть резуль­татом интерференции другого материала или просто результатом посте­пенного стирания следов временени. Рассмотрим обе эти возможности.

Забывание как следствие интерференции. При рассмотрении это­го процесса мы допускаем, что кратковременная память может вмес-

Забывание как следствие интерференции. При рассмотрении это­го процесса мы допускаем» что кратковременная память может вжес-

тить ограниченное число единиц. Это можно представить себе по-разному. Например, можно рассматриватъ кратковременную память просто как ряд ячеек где-то в мозге. Любой предъявленный материал подвергается обычной переработке в сенсорной системе и интерпретируется на разных уровнях механизма распознавания образа. Затем опознанный образ предъявленного материала вводится в одну из пус­тых ячеек кратковременной памяти. Если число ячеек ограничено, ска­жем их семь, то при введении восьмой единицы одна из предыдущих семи должна исчезнуть.

Эта исходная формулировка ограниченности объема кратковремен­ной памяти, предполагает, что забывание вызывается интерференцией со стороны вновь предъявленных единиц, так как каждое новое предъяв­ление приводит к утрате одного старого. (Это, конечно, происходит толь­ко после того, как кратковременная память заполнена.) Эта модель крат­ковременной памяти в виде автомата с ячейками слишком проста, что­бы дать четкое представление о процессе; например, из нее следует, что всегда будет удерживаться ровно семь единиц, не более и не менее, и что данная единица либо отлично запоминается, либо совершенно забывает­ся. Однако можно легко модифицировать модель, с тем чтобы снять эти возражения. <...: >

Образ какой-то единицы в памяти — это ее след. Это тот сигнал, который мы пытаемся припомнить на фоне других образов, запечатлев­шихся в памяти, т.е. шума. Чем яснее след в памяти, тем легче его рас­шифровать; с течением времени след постепенно стирается, пока нако­нец не станет настолько слабым, что расшифровать его невозможно.

В таком случае можно провести аналогию между расшифровкой слабого сигнала при шуме и припоминанием стирающегося в памяти материала. Вновь вводимые единицы оставляют сильный след, вводивши­еся ранее — слабый. Точно так же как неизбежны ошибки при интер­претации голоса, при низком отношении сигнал'шум будут возникать ошибки и при припоминании материала, след которого слаб. И при при­поминании материала, хранящегося в кратковременной памяти, эти ошибки будут проявляться в тенденции к акустическому сближению со словами, хранящимися в памяти.

Каким же образом слабеет интенсивность следов памяти? Соглас­но данной теории, устойчивость памяти зависит от числа введенных в нее единиц. Представим себе, что при первоначальном введении в па­мять некой единицы образуется след с интенсивностью А. Предъявление каждой новой единицы заставляет интенсивность следов всех предыду­щих единиц снижаться на некоторый постоянный процент от их исход­ной силы. Если эту долю интенсивности следа выразить через коэффи­циент забывания f (f, очевидно, представляет собой некоторое число между 0 и 1), то можно проследить судьбу какой-то единицы (назовем ее критической единицей) по мере предъявления нового материала.

Когда единица предъявляется впервые, интенсивность ее следа равна А.