VII. 1. Документы декабристов.

VII. 1.1. [103] «Русская правда» П.И. Пестеля.

§ 1. Всякое общество имеет свою цель и избирает средства для достижения оной. Всякое соединение нескольких человек для достижения какой-либо цели называется обществом.

§ 3. Разделение государства на правительство и народ… Гражданское общество, как и всякое другое, имеет свою цель и должно избирать средства для достижения оной. Цель состоит в благоденствии всего общества вообще и каждого из членов оного в особенности.

§ 4. Взаимные отношения правительства и народа. Правительство имеет обязанность распоряжать общим действием и избирать лучшие средства для доставления в государстве благоденст­вия всем и каждому. А посему имеет оно право требовать от народа, чтобы оный ему повиновался. Народ же имеет обязанность правительству повиноваться; но зато имеет право требовать от правительства, чтобы оно непременно стремилось к общественному и частному благо­денствию и только бы то повелевало, что истинно к сей цели ведет и без чего не могла бы оная быть достигнута…

§ 6. Основное понятие о государственном благоденствии и сопряженных с ним обязанностях. Главное дело в государстве есть посему понятие об обязанностях, из коих каждая имеет соответствующее ей право. Обязанности в государстве истекают из цели государства. Цель же государственного устройства должна быть – возможное благодействие всех и каждого…

§ 8. Основное понятие о правительстве и разделении оного на верховную власть и государственное правление. Правительство есть совокупность всех лиц, занимающихся отправ­лением дел общественных. Оно поставлено в обязанность доставлять народу благоденствие и потому имеет право государством управлять для достижения сей предназначенной цели. Обладая сим правом, оно должно иметь и соразмерную власть, дабы обязанность могла быть вы­полнена и право было бы действительным.

§ 12. Определение, цель и действие Русской Правды. Русская Правда есть посему верховная Всероссийская грамота… наказ или наставление временному Верховному правлению для его действий, а вместе с тем и объявление народу, от чего он освобожден будет и чего вновь ожидать может. Она содержит обязанности, на временное Верховное правление возлагаемые, и слу­жит для России ручательством, что временное Верховное правление единственно ко благу отечества действовать будет. Временное Верховное правление обязано новый государственный порядок, Русской Правдою определенный, постепенными мероприятиями ввести и устроить, а народ обязан сему введению не только не противиться, но, напротив того, временному Верховному правлению усердно всеми силами содей­ствовать и неуместным нетерпением не вредить преуспеванию народ­ного возрождения и государственного преобразования…

VII. 1.2. [104] Проект конституции Н.М. Муравьева.

О народе русском и правлении. 1. Русский народ, свободный и независимый, не есть и не может быть принадлежностью никакого лица и никакого семейства. 2. Источник Верховной власти есть народ, которому принадлежит исключительное право делать основные постановления для самого себя.

О гражданах. 3. Гражданство есть право определенным в сем Уставе порядком участвовать в общественном управлении: посредственно, т.е. выбо­ром чиновников или избирателей… 4. Граждане суть те жители Российской империи, которые пользу­ются правами, выше определенными. 5. Чтоб быть Гражданином, необходимы следующие условия: 1) Не менее 21 года возраста. 2) Известное и постоянное жительство. 3) Здравие ума. 4) Личная независимость. 5) Исправность платежа общественных повинностей. 6) Непорочность пред лицом закона. 6. Иностранец, не родившийся в России, но жительствующий 7 лет сряду в оной, имеет право просить себе Гражданства Российского у судебной власти, отказавшись наперед клятвенно от правительства, под властью которого прежде находился. 7. Иностранец, не получивший Гражданства, не может исполнять никакой общественной, ни военной должности в России – не имеет права служить рядовым в войске Российском и не может приобрести земель. 8. Через 20 лет по приведении в исполнение сего Устава Российской империи никто, не обучившийся Русской грамоте, не может быть при­знан Гражданином.

О состоянии, личных правах и обязанностях русских. 10. Все Русские равны перед Законом. 11. Русскими почитаются все коренные жители России и дети ино­странцев, родившиеся в России, достигшие совершеннолетия, доколе пни не объявят, что не хотят пользоваться сим преимуществом… 13. Крепостное состояние и рабство отменяются; раб, прикоснув­шийся земли Русской, становится свободным. Разделение между благородными и простолюдинами не принимается… 14. Всякий имеет право излагать свои мысли и чувства невозбранно и сообщать оные посредством печати своим соотечественникам. Книги, подобно всем прочим действиям, подвержены обвинению Граждан пред судом и подлежат присяжным… 16. Всякий имеет право заниматься тем промыслом, который ему покажется выгоднейшим: земледелием, скотоводством, охотою, рыбною ловлею, рукоделиями, заводами, торговлею и так далее… 23. Право собственности, заключающее в себе одни вещи, священ­но и неприкосновенно… 29. Разделение людей на 14 классов отменяется… Названия и сословия однодворцев, мещан, дворян, именитых граждан заменяются все названием Гражданина или Русского.

VII. 2. Западники и славянофилы.

VII. 2.1.[105] О том же К.С. Аксаков.

Россия – земля совершенно самобытная, вовсе не похожая на ев­ропейские государства и страны. Очень ошибутся те, которые вздумают прилагать к ней европейские воззрения и на основании их судить о ней…

История нашей родной земли так самобытна, что разнится с самой первой своей минуты. Здесь-то, в самом начале, разделяются эти пути, Русский и Западно-Европейский, до той минуты, когда странно и на­сильственно встречаются они, когда Россия дает страшный крюк, ки­дает родную дорогу и примыкает к Западной…Все Европейские государства основаны завоеванием. Вражда есть начало их… Русское государство, напротив, было основано не завоеванием, а добровольным призванием власти. Поэтому не вражда, а мир и согласие есть его начало. Власть явилась у нас желанною, не враждебною, но защитною и утвердилась с согласия народного… Таким образом, рабское чувство покоренного легло в основании За­падного государства; свободное чувство разумно и добровольно при­звавшего власть легло в, основании государства Русского… Итак, в основании государства Западного: насилие, рабство и вражда. В основании государства Российского: добровольность, свобода и мир… Но пути эти стали еще различнее, когда важнейший вопрос для че­ловечества присоединился к ним: вопрос Веры. Благодать сошла на Русь. Православная Вера была принята ею. Запад пошел по дороге ка­толицизма… Ясно стало для Русского народа, что истинная свобода только там, Где Дух Господен…

Никакой договор не удержит людей, как скоро нет внутреннего на это желания. Вся сила в нравственном убеждении. Это сокровище есть в России, потому что она всегда в него верила и не прибегала к договорам…

Таким образом, в России не было ни одного человека, пользующе­гося даром своими выгодами (тем менее по праву). Когда созывалась вся Россия, и служилая и земская, на совет к государю, то такой совет назывался уже Земским, и государь являлся тогда главою Земли… Аристократии Западной не было вовсе. Не было вовсе и Запад­ной демократии. Вся Россия была под двумя властями – Земли к Го­сударства, разделялась на два отдела – на людей земских и людей служилых…

Истинный христианин, если бы и пал он, не оставляет своей веры, но в ней самой находя исцеление, остается на истинном пути. Россия нашла истинные начала, никогда не изменяла им, и святая взаимная доверенность власти и народа, легшая в основу ее, долго не­изменно в ней сохранялась.

VII. 2.2. [106] А.И. Герцен о западниках и славянофилах.

В тридцатых годах убеждения наши были слишком юны. Правительство постаралось закрепить нас в революционных тенденциях наших. В 1834 году был сослан в есь кружок Сунгурова – и исчез. В 1835 году сослали нас (А.И. Герцена, Н.П. Огарева и др.); через пять лет мы возвратились, закаленные испытанным. Юношеские мечты сделались невозвратным решением совершеннолетних.

Круг Станкевича шел другим путем, его интересы были чисто теоретические. Влияние его на всю литературу и на академическое преподавание было огромно, – стоит назвать Белинского и Грановского...

Возле Станкевичева круга, сверх нас, (западников), был еще другой круг, сложившийся во время нашей ссылки, и был с ними в такой же чересполосице, как и мы; его – то впоследствии назвали славянофилами. Славяне. Приближаясь с противуположной стороны к тем же жизненным вопросам, которые занимали нас, были гораздо больше ринуты в живое дело и в настоящую борьбу.

Между ними и нами, естественно, должно было разделиться общество Станкевича. Аксаков, Самарин примкнули к славянам, т.е. к Хомякову и Киреевским. Белинский, Бакунин – к нам. Ближайший друг Станкевича, наиболее родной ему всем существом своим, Грановский был нашим.

Грановский был одарен удивительным тактом сердца. У него было все так далеко от неуверенной в себе раздражительности, от притязаний, так чисто, так открыто, что с ним было необыкновенно легко. Он не теснил дружбой, а любил сильно, без ревнивой требовательности и без равнодушного «все равно»… Грановский сумел в мрачную годину гонений, от 1848 года до смерти Николая, сохранить не только кафедру, но и свой независимый образ мыслей, и это потому, что в нем с рыцарской отвагой, с полной преданностью страстного убеждения стройно сочеталась женская нежность, мягкость форм...

Славянизм, или русицизм, не как теория, не как учение, а как оскорбленное народное чувство, как темное воспоминание и верный инстинкт. Как противудействие исключительно иностранному влиянию существовал со времени обрития первой бороды Петром I.

Все раскольники – славянофилы.

Все белое и черное духовенство – славянофилы другого рода.

Солдаты, требовавшие смены Барклая де Толля за его немецкую фамилию, были предшественниками Хомякова и его друзей... Чаадаев и славяне равно стояли перед неразгаданным сфинксом русской жизни – сфинксом, спящим под солдатской шинелью и под царским надзором; они равно спрашивали: «Что же из этого будет? Так жить невозможно: тягость и нелепость настоящего очевидны, невыносимы – где же выход?»

«Выход за нами, – говорили славяне, – выход в отречении от петербургского периода, в возвращении к народу, с которым нас разобщило иностранное образование, иностранное правительство, воротимся к прежним нравам!»

Ошибка славян состояла в том, что им кажется, что Россия имела когда-то свойственное ей развитие, затемненное разными событиями и, наконец, петербургским периодом… Основы нашего быта – не воспоминания, это – живые стихии, существующие не в летописях. А в настоящем; но они только уцелели под трудным историческим вырабатыванием государственного единства и под государственным гнетом только сохранились, но не развились...

Ильей Муромцем, разившим всех, со стороны православия и славянизма был Алексей Степанович Хомяков… Во всякое время дня и ночи он был готов на запутаннейший спор и употреблял для торжества своего славянского воззрения все на свете – от казуистики византийских богословов до тонкостей изворотливого легиста...

В лице Грановского московское общество приветствовало рвущуюся к свободе мысль Запада, мысль умственной независимости и борьбы за нее. В лице славянофилов оно протестовало против оскорбленного чувства народности бироновским высокомерием петербургского правительства.

VII. 2.3. [107] А.И. Герцен. Русский народ и социализм.

Письмо к И. Мишле[108].

…Мы, оставившие Россию только для того, чтобы свободное русское слово раздалось, наконец, в Европе, – мы тут налицо и считаем долгом подать свой голос, когда человек, вооруженный огромным и заслужен­ным авторитетом, утверждает, что «Россия не существует, что русские не люди, что они лишены нравственного смысла»…

Прошлое русского народа темно; его настоящее ужасно, но у него есть права на будущее. Он не верит в свое настоящее положение, он имеет дерзость тем более ожидать от времени, чем менее оно дало ему до сих пор…Самый трудный для русского народа период приближается к концу. Его ожидает страшная борьба; к ней готовятся его враги… Община спасла русский народ от монгольского варварства и от им­перской цивилизации, от выкрашенных по-европейски помещиков и от немецкой бюрократии. Общинная организация, хоть и сильно потрясенная, устояла против вмешательства власти; она благополучно до­жила до развития социализма в Европе…

Русское самодержавие вступает в новый фазис. Выросшее из антинациональной революции [т.е. реформ Петра I], оно исполнило свое назначение; оно осуществило громадную империю, грозное войско, правительственную централизацию. Лишенное действительных корней, лишенное преданий, оно обречено на бездействие; правда, оно возложило было на себя новую задачу – внести в Россию западную цивилизацию, и оно до некоторой степени успевало в этом, пока еще играло роль просвещенного правительства…

Правительство, распавшееся с народом во имя цивилизации, не замедлило отречься от образования во имя самодержавия. Оно отреклось от цивилизации, как скоро сквозь ее стремления стал проглядывать трехцветный призрак либерализма; оно попыталось вернуться к национальности, к народу. Это было невозможно. Народ и пра­вительство не имели ничего общего между собою; первый отвык от последнего, а правительству чудился в глубине масс новый призрак, еще более страшный призрак – красного петуха. Конечно, либерализм был менее опасен, чем новая пугачевщина, но страх и отвращение от либеральных идей стали так сильны, что правительство не могло более примириться с цивилизацией…

Из всего этого вы видите, какое счастие для России, что сельская община не погибла, что личная собственность не раздробила собственности общинной; какое это счастье для русского народа, что он остался вне всех политических движений, вне европейской цивилизации, которая, без сомнения, подкопала бы общину и которая ныне сама дошла в социализме до самоотрицания… Различие между вашими законами и нашими указами заключается только в заглавной формуле. Указы начинаются подавляющей истиною: «Царь соизволил повелеть»; ваши законы начинаются возмутительной ложью – ироническим злоупотреблением имени французского народа и словами «свобода, братство и равенство»…

VII. 2.4[109]. Н.Я. Данилевский. Россия и Европа.

Различия в ходе исторического воспитания. …Народности, национальности суть органы человечества, посред­ством которых заключающаяся в нем идея достигает в пространстве и во времени возможного разнообразия, возможной многосторонности осуществления… Народность составляет поэтому существенную ос­нову государства, самую причину его существования, – и главная цель его и есть именно охранение народности. Из самого определения госу­дарства следует, что государство, не имеющее народной основы, не имеет в себе жизненного начала и вообще не имеет никакой причины существовать. Если, в самом деле, государство есть случайная смесь народностей, то какую национальную честь, какую национальную свободу может оно охранять и защищать, когда честь и свобода их могут быть (и в большинстве случаев не могут не быть) друг другу противоположны? На что идут миллионы, поглощаемые флотами, армиями, финансовым управлением, государственным долгом таких государств? – ни на что, как на оскорбление и лишение народной чести и свободы народностей, втиснутых в его искусственную рамку… Из этого национального значения государства следует, что каждая народность, если получила уже и не утратила еще сознание своего самобытного исторического национального значения, должна составлять государство и что одна Народность должна составлять только одно государство. Эти положения подвержены, по-видимому, многим исключениям, но только по-видимому…

Русский народ перешел через различные формы зависимости, которые должны были сплотить его в единое тело, отучить от личного племенного эгоизма, приучить к подчинению своей воли высшим, общим целям – и цели эти достигнуты; государство основалось на не­зыблемой народной основе; и, однако же, в течение этого тысячелет­него процесса племенной эгоизм не заменился сословным, русский народ, не утратив своих нравственных достоинств, не утратил и веще­ственной основы для дальнейшего своего развития, ибо сохранил вла­дение землею в несравненно большей степени, нежели какой бы то ни было европейский народ. И не только сохранил он это владение, но и обеспечил его себе на долгие веки общинною формою землевладения. Он вполне приготовлен к принятию гражданской свободы взамен пле­менной воли, которой (как всякий исторический народ) он должен был лишиться во время своего государственного роста…

Европейничанье – болезнь русской жизни. …Кроме трех фазисов развития государственности, которые пере­нес русский народ и которые, будучи в сущности легкими, вели к уст­ройству и упрочению Русского государства, не лишив народа ни одного из условий, необходимых для пользования гражданскою свободою как полной заменой племенной воли, Россия должна была вынести еще тя­желую операцию, известную под именем Петровской реформы… Следовательно, самая существенная цель государства (охрана народ­ности от внешних врагов) требовала уже в известной степени техничес­кого образования, – степени, которая с тех пор, особливо со второй четверти XIX века, не переставала возрастать в сильной пропорции… Необходимо было укрепить русскую государственность заимст­вованиями из культурных сокровищ, добытых западной наукой и про­мышленностью, – заимствованиями быстрыми, не терпящими отла­гательства до того времени, когда Россия, следуя медленному естест­венному процессу просвещения, основанному на самородных началах, успела бы сама доработать до необходимых государству практических результатов просвещения. Петр сознал ясно эту необходимость, но (как большая часть великих исторических деятелей) он действовал не по спокойно обдуманному плану, а со страстностью и увлечением… Если Европа внушала Петру страстную любовь, страстное увлече­ние, то к России относился он двояко. Он вместе и любил, и ненавидел ее. Любил он в ней собственно ее силу и мощь, которую не только предчувствовал, но уже сознавал, любил в ней орудие своей воли и своих планов, любил материал для здания, которое намеревался возвести по образу и подобию зародившейся в нем идеи, под влиянием европейского образца; ненавидел же самые начала русской жизни – самую жизнь эту как с ее недостатками, так и с ее достоинствами. Если бы он не не­навидел ее всей страстностью своей души, то обходился бы с нею осторожнее, бережнее, любовнее. Потому в деятельности Петра необходимо строго отличать две стороны: его деятельность государственную, все его военные, флотские, административные, промышленные насаждения, и его деятельность реформативную в тесном смысле этого слова, т.е. изменения в быте, нравах, обычаях и понятиях, которые он старался произвести в русском народе… Как бы то ни было, русская жизнь была насильственно перевернута на иностранный лад. Сначала это удалось только относительно верхних слоев общества, на которые действие правительства сильнее и прямее и которые вообще везде и всегда податливее на разные соблазны. Но мало-помалу это искажение русской жизни стало распространяться и вширь и вглубь, т.е. расходиться от высших классов на занимающие более скромное место в общественной иерархии, и с наружности – проникать в самый строй чувств и мыслей, подвергшихся обезнародовающей реформе. После Петра наступили царствования, в которых правящие государством лица относились к России уже не с двойствен­ным характером ненависти и любви, а с одною лишь ненавистью, с одним презрением, которым так богато одарены немцы ко всему славянскому, в особенности ко всему русскому. После этого тяжелого пе­риода долго еще продолжались, да и до сих пор продолжаются еще колебания между предпочтением то русскому, как при Екатерине Великой, то иностранному, как при Петре III или Павле. Но под влиянием толчка, сообщенного Петром, самое понятие об истинно русском до того исказилось, что даже в счастливые периоды национальной политики (как внешней, так и внутренней) русским считалось нередко такое, что вовсе этого имени не заслуживало… Болезнь эту, вот уже полтора столетия заразившую Россию, все расширяющуюся и укореняющуюся и только в последнее время показавшую некоторые признаки облегчения, приличнее всего, кажется мне, назвать европейничаньем; и коренной вопрос, от решения которого зависит вся будущность, вся судьба не только России, но и всего Славянства, заключается в том, будет ли эта болезнь иметь такой доброкачественный характер, которым отличались и внесение государ­ственности иноплеменниками русским славянам, и татарское данничество, и русская форма феодализма; окажется ли эта болезнь привив­ною, которая, подвергнув организм благодательному перевороту, изле­чится, не оставив за собою вредных неизгладимых следов, подтачива­ющих самую основу народной жизненности… Все формы европейничанья, которыми так богата русская жизнь, могут быть подведены под следующие три разряда: 1. Искажение народного быта и замена форм его формами чуждыми, иностранными; искажение и замена, которые, начавшись с внешности, не могли не проникнуть в самый внутренний строй понятий и жизни высших слоев общества и не проникать все глубже и глубже. 2. Заимствование разных иностранных учреждений и пересадка их на русскую почву с мыслью, что хорошее в одном месте должно быть и везде хорошо. 3. Взгляд как на внутренние, так и на внешние отношения и вопросы русской жизни с иностранной, европейской, точки зрения; рассматри­вание их в европейские очки, так сказать, в стекла, поляризованные под европейским углом наклонения; причем нередко то, что должно было нам казаться окруженным лучами самого блистательного света, явля­ется совершенным мраком и темнотою...

Всеславянский союз есть единственная твердая почва, на которой может расти самобытная славянская культура… Не надо себя обманывать. Враждебность Европы слишком очевидна: она лежит не в случайных комбинациях европейской политики, не в честолюбии того или другого государственного мужа, а в самых основных ее интересах… Будучи чужда Европейскому миру по своему внутреннему складу, будучи, кроме того, слишком сильна и могущественна, чтобы занимать место одного из членов европейской семьи, быть одною из великих европейских держав, Россия не иначе может занять достойное себя и Славянства место в истории, как став главою особой, самостоятельной политической системы государств и служа противовесом Европе во всей ее общности и целости…

Но бороться с соединенной Европой может только соединенное Славянство… Всемирная ли монархия, всемирная ли республика, всемирное ли господство одной системы государств, одного культурно-историчес­кого типа одинаково вредны и опасны для прогрессивного хода истории в единственно справедливом смысле этого слова, ибо опасность заклю­чается не в политическом господстве одного государства, а в культур­ном господстве одного культурно-исторического типа, каково бы ни было его внутреннее политическое устройство… Борьба с Западом – единственное спасительное средство как для излечения наших русских культурных недугов, так и для развития об­щеславянских симпатий, для поглощения ими мелких раздоров между разными славянскими племенами и направлениями. Уже назревший Восточный вопрос делает борьбу эту, помимо чьей бы то ни было воли, неизбежной в более или менее близком будущем… Наше дело может состоять не в исчислении русских армий и флотов, оценке их устройства, вооружения и тому подобного, а только в рассмотрении кроющихся и России элементов силы, как они выказались в явлениях ее истории и в анализе того образа действий, которого она должна держаться для обеспечения себе вероятного успеха.