Иосиф Бродский

Стихи перед эшафотом

" То, что дозволено Юпитеру,

не дозволено быку..."

Каждый пред Богом

наг.

Жалок,

наг

и убог.

В каждой музыке

Бах,

В каждом из нас

Бог.

Ибо вечность -

богам.

Бренность -

удел быков...

Богово станет

нам

Сумерками богов.

И надо небом

рискнуть,

И, может быть,

невпопад.

Еще нас не раз

распнут

И скажут потом:

распад.

И

мы

завоем

от ран.

Потом

взалкаем

даров...

У каждого свой

храм.

И каждому свой

гроб.

Юродствуй,

воруй,

молись!

Будь одинок,

как перст!..

...Словно быкам -

хлыст,

Вечен богам

крест.

1958

Стансы

Е. В., А. Д.

Ни страны, ни погоста

не хочу выбирать.

На Васильевский остров

я приду умирать.

Твой фасад темно-синий

я впотьмах не найду,

между выцвевших линий

на асфальт упаду.

И душа, неустанно

поспешая во тьму,

промелькнет над мостами

в петроградском дыму,

и апрельская морось,

под затылком снежок,

и услышу я голос:

до свиданья, дружок.

И увижу две жизни

далеко за рекой,

к равнодушной отчизне

прижимаясь щекой,

словно девочки-сестры

из непрожитых лет,

выбегая на остров,

машут мальчику вслед.

1962

* * *

В деревне Бог живет не по углам,

как думают насмешники, а всюду.

Он освящает кровлю и посуду

и честно двери делит пополам.

В деревне он в избытке. В чугуне

он варит по субботам чечевицу,

приплясывает сонно на огне,

подмигивает мне, как очевидцу.

Он изгороди ставит, выдает

девицу за лесничего и, в шутку,

устраивает вечный недолет

объездчику, стреляющему в утку.

Возможность же все это наблюдать.

к осеннему прислушиваясь свисту,

единственная, в общем, благодать,

доступная в деревне атеисту.

1964

Освоение космоса

Чердачное окно отворено.

Я выглянул в чердачное окно.

Мне подоконник врезался в живот.

Под облаками кувыркался голубь.

Над облаками синий небосвод

не потолок напоминал, а прорубь.

Светило солнце. Пахло резедой.

Наш флюгер верещал, как козодой.

Дом тень свою отбрасывал. Забор

не тень свою отбрасывал, а зебру,

что несколько уродовало двор.

Поодаль гумна оседали в землю.

Сосед-петух над клушей мельтешил.

А наш петух тоску свою глушил,

такое видя, в сильных кукареках.

Я сухо этой драмой пренебрег,

включил приемник «Родина» и лег.

И этот Вавилон на батарейках

донес, что в космос взвился человек.

А я лежал, не поднимая век,

и размышлял о мире многоликом.

Я рассуждал: зевай иль примечай,

Но все равно о малом и великом

мы, если узнаем, то невзначай.

1966