Гегель Г.В.Ф. Философия права. С. 178-180

/…/ Подлинная совесть есть умонастроение волить то, что в себе и для себя есть добро; поэтому она покоится на незыблемых основоположениях, и таковыми для нее являются объективные для себя определения и обязанности. Отделенная от этого, от своего содержания и истины, она есть лишь формальная сторона деятельности воли, которая в качестве этой не имеет свойственного ей содержания.

Но объективная система этих основоположений и обязанностей и соединение с ней субъективного знания даются лишь точкой зрения нравственности. Здесь же, на формальной точке зрения моральности, совесть лишена этого объективного содержания; она есть для себя бесконечная формальная самодостоверность, которая именно поэтому есть вместе с тем и достоверность этого субъекта.

Примечание. Совесть выражает абсолютное право субъективного самосознания, а именно знать в себе и из себя самого, что есть право и долг, и признавать добром только то, что она таковым знает; вместе с тем совесть выражает утверждение, что-то, что она знает и водит таковым, поистине есть право и долг. Совесть как это единство субъективного знания и того, что есть в себе и для себя, - святыня, посягать на которую было бы святотатством. Но соответствует ли совесть определенного индивида этой идее совести; является ли то, что он считает добром или выдает за добро, действительно добром, это познается лишь из содержания этого долженствующего быть добром. То, что есть право и долг в качестве в себе и для себя разумного в определениях воли, не есть существенно особенная собственность индивида, не существует в форме ощущения или какого-либо другого единичного, т.е. чувственного, знания, но состоит по существу только в форме всеобщих мыслимых определений, т.е. в форме законов и основоположений. Тем самым совесть, истинна ли она или нет, подчинена этому суждению, и ее ссылка только на саму себя находится в непосредственном противоречии с тем, чем она хочет быть, с правилом разумного в себе и для себя значимого, всеобщего образа действий. Поэтому государство не может признать совесть в свойственной ей форме, т.е. как субъективное знание, подобно тому как в науке не имеет значения субъективное мнение, заверение и ссылка на субъективное мнение. Однако то, что в истинной совести не различено, может быть различено, и определяющая субъективность знания и воления может отделиться от истинного содержания, полагать себя как самостоятельную и низвести содержание до формы и видимости. Двойственность в отношении совести заключается, поэтому, в том, что она предполагается в значении помянутого тождества субъективного знания и воления с истинным добром и таким образом утверждается и признается святыней, и вместе с тем в качестве лишь субъективной рефлексии самосознания все же притязает на право, которое принадлежит самому этому тождеству только благодаря его в себе и для себя значимому разумному содержанию. К точке зрения моральности в том смысле, как в данной работе проводится различие между ней и точкой зрения нравственности, относится лишь формальная совесть, истинная же совесть упомянута здесь лишь для того, чтобы показать ее отличие от формальной совести и устранить возможное недоразумение, будто здесь, где рассматривается лишь формальная совесть, речь идет об истинной совести, содержащейся лишь в нравственном умонастроении, которое будет рассмотрено ниже. Религиозная же совесть вообще к этой сфере не относится.

Прибавление. Когда речь идет о совести, легко может возникнуть мысль, что она уже благодаря своей форме, которая есть абстрактно внутреннее, уже в себе и для себя есть истинная совесть. Но совесть в качестве истинной есть определение самой себя к тому, чтобы волить то, что себе и для себя есть добро и долг. Здесь же мы имеем дело еще только с абстрактным добром, и совесть еще лишена этого объективного содержания, есть еще только бесконечная достоверность самого себя. /…/