Студопедия

Главная страница Случайная страница

Разделы сайта

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






I. Протагор и древнегреческая софистика






Биография Протагора

Протагор (ок.480 – 410 гг. до н.э.) – античный мыслитель, представитель старшего поколения софистов, прославившийся как первый общественный учитель в Греции и любимый партнер Перикла по философским диспутам. Согласно Сексту Эмпирику, Протагор Абдерит считал все представления и мнения истинными, а саму истину – относительной, что нашло выражение в следующем изречении мыслителя: «Человек – мера всех вещей, существующих, что они существуют, несуществующих же, что они не существуют»[20]. Это протагоровское положение, по мнению Гегеля, представляет великое слово, но вместе с тем также и двусмысленное: «так как человек представляет собою нечто неопределенное и многостороннее, то мерой может быть либо каждый человек со стороны своей особенности, как именно данный, случайный человек, либо самосознательный разум в человеке, человек со стороны своей разумной природы и его всеобщей субстанциальности»[21]. Протагор был изгнан из Афин, а его книга – публично сожжена, причиной же послужили слишком дерзкие речи ученого, ставившие под сомнение существование богов: «О богах я не могу ничего знать, ни того, что они существуют, ни того что они не существуют, ибо многое мешает познанию этого; мешает этому как темнота предмета, так и кратковременность жизни человека»[22]. Признавая «великую рефлективную мысль» Протагора о том, что «разум есть цель всех вещей», Гегель, тем не менее, видит опасность в том, чтобы рассматривать «человека со стороны своих случайных целей» в качестве мерила всех вещей.

Вопросы к тексту Хейзинги «Homo Ludens»:

1) Почему софистику называют риторической игрой?

2) Какое место занимала игра в греческом полисе?

3) На какие диалоги Платона опирается Хейзинга в приведенном фрагменте?

4) Раскройте отличительные особенности греческого воспитания, обратив особое внимание на роль агонального начала для эллинской культуры.

5) Попробуйте опровергнуть следующее софистическое рассуждение, взятое из комедии античного поэта Аристофана «Облака» и доказывающее, что «сын отца дубасить вправе»:

«Фидиппид

…И вот о чем тебя спрошу: меня дитятей бил ты?

Стрепсиад

Да, бил, но по любви, добра тебе желая.

Фидиппид

Что же,

А я добра тебе желать не вправе, точно так же

И бить тебя, когда битье - любви чистейшей признак?

И почему твоя спина свободна от побоев,

Моя же - нет? Ведь родились свободными мы оба?

Ревут ребята, а отец реветь не должен? Так ли?

Ты возразишь, что лишь с детьми так поступать пристало.

Тебе отвечу я: " Ну, что ж, старик - вдвойне ребенок"» [23].

6) Почему, согласно Сократу, знание множества вещей не делает софиста мудрым?

7) Что является движущей силой софистических диспутов: постижение истины или стремление к личной, индивидуальной правоте?

8) Приведите имена известных вам софистов.

9) Чем речь философа отличается от речи софиста?

10) Какие игровые элементы философия унаследовала от софистики?

Фрагмент из работы Й.Хейзинги «Homo Ludens»

«< …> Появление известного софиста в греческом городе – целое событие. Зеваки глазеют на софистов, как на чудодеев, их сравнивают с борцами, одним словом выступление софистов полностью ситуируется в рамках спорта…Это игра в чистом виде: соперники ловят друг друга в сети силлогизмов, отправляют в нокаут, похваляются умением задавать противнику столь каверзные вопросы, что любой ответ на них всегда будет ложным.

Когда Протагор называет софистику «древним искусством»…, он попадает в самую суть. Это древняя игра ума, которая еще в архаических культурах, даже на самых ранних стадиях, поочередно то соскальзывает из священнодействия в чистое развлечение, то достигает высшей мудрости, то возвращается в чисто игровую состязательность…

Сами софисты, однако, хорошо сознавали игровой характер своего ремесла. Горгий сам назвал свою «Похвалу Елене» «игрой»…, а его сочинение «О природе» также объявили риторической игрой. Кто возражает против этого, не должен забывать, что во всей сфере софистической риторики невозможно провести четкую границу между игрой и серьезным…

В то же время именно софисты создали ту среду, в которой формировались эллинские идеи воспитания и культуры. Греческая мысль и наука выросли не в лоне школы, как мы ее сейчас понимаем, и это неоспоримый факт. Они не приобретались в качестве побочного продукта подготовки к полезным или выгодным профессиям. Для эллина они были плодом его свободного времени (schole), а для свободного гражданина все время, которое не отнимали у него государственная должность, война либо отправление религиозного культа, было свободным < …>

…Умственная игра, когда собеседника заманивают коварными вопросами в ловушку, занимала важное место в общении древних греков. Различные типы таких коварных вопросов были систематизированы под техническими именами: сорит (куча), апофаксон (отрицающий), утис (никто), псевдоменос (лжец), антистрефон (обращающий) и др. Клеарх, ученик Аристотеля, написал теорию загадок типа «гриф» (сети), сумму шутливых вопросов, за ответ была награда или штраф. Что бывает одно и то же повсюду и нигде? Ответ: время. Что есть я, не есть ты? – Я человек, значит ты не человек. На что Диоген якобы возразил: если хочешь, чтобы это было истиной, начни с меня…

Между этими «Spielereien» («забавами»), серьезными упражнениями софиста в искусной речи и сократическим философским диспутом существует лишь постепенный переход. Софизм смыкается с обычной, придуманной как развлечение загадкой, но через нее равным образом и со священной космогонической загадкой. Евтидем, например, играет то с грамматически и логически детским софизмом, то с вопросом на грани загадки мира и познания. Глубокомысленнейшие высказывания ранней греческой философии, как, например, умозаключение элеатов: «Нет множества, нет движения, нет становления», – рождались в форме игры в вопросы и ответы. Такой абстрактный вывод, как невозможность какого-либо обобщающего суждения, усваивался во внешней оболочке сорита – цепи вопросов. Если высыпать мешок зерна, произведет ли шум первое зернышко? – Нет. – Тогда, значит, второе? И т.д. < …>

…По свидетельству Аристотеля, Зенон Элейский первым начал сочинять диалоги в той форме вопросов и ответов, которая отличает мегарских философов и софистов. Это была техника уловления противника в сети. Платон затем следовал в своих диалогах особенно комедиографу Софрону, и Аристотель тоже ведь неспроста называет диалог формой мима, клухта, который сам, в свою очередь, является формой комедии. Даже Сократ и Платон не избежали причисления к породе фокусников, жонглеров, чудодеев, к которой относили тогда софистов. Если всего этого еще недовольно, чтобы обнаружить игровой элемент философии, то его можно найти в самих платоновских диалогах. Диалог – форма искусственная. Это художественный вымысел, фикция. Как бы высоко ни ставили греки искусство беседы, оно тем не менее никогда целиком не совпадало с литературной формой диалога. Диалог у Платона – это легкая, игровая форма словесного искусства…В «Протагоре» прямо-таки в юмористическом тоне рассказывается миф об Эпиметее и Прометее. «По поводу облика этих богов, – говорит Сократ в «Кратиле», – есть и серьезное, и шутливое объяснение, ибо также и богам бывает угодно развлечься». В другом месте того же диалога Платон вкладывает ему в уста следующие слова: «Если бы я прослушал пятидесятидрахмовый урок Продика, то ты бы тотчас об этом узнал, но я слышал только однодрахмовый урок». < …>

…Платон не пренебрег этим легкомысленным стилем вольного диалога, чтобы навсегда раскрыть перед всеми главную ошибку софистов, изъяны их логики и этики. Ибо и для него философия, при всем ее глубокомыслии, оставалась благородной игрой. И если не только Платон, но и Аристотель находил достойными серьезных возражений умозаключения и словесные ухищрения софистов, то происходило это потому, что их собственная философская мысль еще не высвободилась из игровой сферы. Высвободится ли она из этой сферы когда-нибудь вообще?»[24].

Фрагмент из диалога Платона «Евтидем»

«– Клиний, не удивляйся кажущейся необычности этих речей... считай, что сейчас ты слышишь вступление к софистическим таинствам…Такова игра познания – почему я и говорю, что они с тобой забавляются, – а игрою я именую это потому, что, если кто узнает множество подобных вещей или даже все их, он ничуть не лучше будет знать самый предмет – какова его суть, – а сумеет лишь забавляться с людьми, подставлять им ножку, используя различия имен, и заставлять их падать – так кто-нибудь смеется и развлекается, выдергивая скамейку из-под ног у намеревающихся сесть и глядя, как они падают навзничь»[25].

Фрагмент из диалога Платона «Софист»

«Чужеземец. Так, стало быть, как показало исследование, и на этот раз софист, видно, есть не что иное, как род [людей], наживающих деньги при помощи искусств словопрения, прекословия, спора, сражения, борьбы и приобретения.

Теэтет. Совершенно верно.

Чужеземец. Видишь, как справедливо говорят, что зверь этот пестр и что, по пословице, его нельзя поймать одной рукой.

Теэтет. Значит, надо обеими. < …>

Чужеземец. Давай-ка сначала, остановившись, как бы переведем дух и, отдыхая, поразмыслим сами с собою: вот ведь сколь многовидным оказался у нас софист. Мне кажется, прежде всего мы обнаружили, что он – платный охотник за молодыми и богатыми людьми.

Теэтет. Да.

Чужеземец. Во-вторых, что он крупный торговец знаниями, относящимися к душе.

Теэтет. Именно.

Чужеземец. В-третьих, не оказался ли он мелочным торговцем тем же самым товаром?

Теэтет. Да; и в-четвертых, он был у нас торговцем своими собственными знаниями.

Чужеземец. Ты правильно вспомнил. Пятое же попытаюсь припомнить я. Захватив искусство словопрений, он стал борцом в словесных состязаниях.

Теэтет. Так и было.

Чужеземец. Шестое спорно; при всем том мы, уступив софисту, приняли, что он очищает от мнений, препятствующих знаниям души. < …>

Чужеземец. Значит, софист оказался у нас обладателем какого-то мнимого знания обо всем, а не истинного. < …>

Чужеземец. Например, если бы кто-нибудь стал утверждать, что ни говорить, ни возражать не умеет, но с помощью одного лишь искусства может создавать все вещи без исключения…

Теэтет. Как ты разумеешь это «все»? < …>

Чужеземец. Я имею в виду, если кто-нибудь стал бы утверждать, что сотворит и меня, и тебя, и все растения…

Теэтет. О каком творении ты, однако, упоминаешь? Ведь не о земледельце же будешь ты говорить, поскольку того человека ты называешь творцом также и животных.

Чужеземец. Да, и сверх того моря, земли, неба и богов, а также всего прочего, вместе взятого; быстро творя, он каждую из этих вещей продает за весьма малые деньги.

Теэтет. Это какая-то шутка.

Чужеземец. Ну а разве не шуткой надо считать, когда кто-нибудь говорит, будто все знает и будто мог бы за недорогую плату в короткий срок и другого этому научить?»[26].

Фрагмент из работы В.Соловьева «Жизненная драма Платона»

«За два века умственного движения в Греции народился целый класс людей с формально развитыми мыслительными способностями, с литературным образованием и с живым умственным интересом, - людей, утративших всякую веру в расшатанные традиционные устои народного быта, но при этом не имевших нравственной гениальности, чтобы отдаться всею душою исканию лучших, истинных норм жизни. Эти люди, которых проницательность общественного сознания сразу и связала с философией, и отделила от нее особым названием софистов, жадно схватились за то понятие относительности, которым философы подрывали темную веру; возведя это понятие в неограниченный всеобщий принцип, софисты обратили его острие и против самой философии, пользуясь видимою противоречивостью размножившихся философских учений…Не только верования и законы городов, провозгласили софисты, но все вообще относительно, условно, недостоверно; нет ничего хорошего или худого, истинного или ложного по существу, а все только по условию или положению…, и единственным руководством во всяком деле, за отсутствием существенных и объективных норм, остается только практическая целесообразность, а целью может быть только успех. Никто не может ручаться безусловно за правду своих стремлений, за истинность своих мнений, но все без исключения одинаково ожидают успеха или торжества для своих стремлений и мнений. Вот, значит, единственное настоящее содержание жизни - искать практического успеха всеми возможными средствами, а так как эта цель для единичного человека достигается только при поддержке других, то главная задача - убедить других в том, что нужно для себя самого. А потому важнейшее и полезнейшее искусство есть искусство словесного убеждения, или риторика.

VI

Софисты, верившие в одну удачу, могли быть побеждены не разумными аргументами, а только фактическою неудачею своего дела. Им не удалось убедить Грецию в правоте своего абсолютного скептицизма и не удалось заменить философию риторикой. Явился Сократ, которому удалось осмеять софистов и открыть философии новые и славные пути»[27].






© 2023 :: MyLektsii.ru :: Мои Лекции
Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
Копирование текстов разрешено только с указанием индексируемой ссылки на источник.