Общественное произпсдггвй: методологический анализ

Когда речь идет о производстве, то всегда о производстве на определенной ступени общественного развития — о производстве общественных индивидов.

Производство вообще — это абстракция, но абстракция ра­зумная. [...] Определения, имеющие силу для производства во­обще, должны быть выделены именно для того, чтобы из-за един­ства, которое проистекает уже из того, что субъект, человече­ство, и объект природы, — одни и те же, не были забыты суще­ственные различия. В забвении этого заключается, например, вся мудрость современных экономистов, которые доказывают веч­ность и гармоничность существующих социальных отношений.

Там же. Т. 46. 4.1. С. 21.

Всякое производство есть присвоение индивидом предметов природы в рамках определенной формы общества и посредством нее. В этом смысле будет тавтологией сказать, что собственность (присвоение) есть условие производства. Смешно, однако, де­лать отсюда прыжок к определенной форме собственности, на­пример к частной собственности (что к тому же предполагало бы в качестве условия равным образом еще и противоположную форму — отсутствие собственности). История, наоборот, пока­зывает нам общую собственность (например, у индийцев, сла­вян, древних кельтов и т. д.) как более изначальную форму, — форму, которая еще долго играет значительную роль в виде об­щинной собственности.

Там же. С. 24.

Абстракция труда вообще есть не только мысленный резуль­тат некоторой конкретной совокупности видов труда. Безразли­чие к определенному виду труда соответствует такой форме об­щества, при которой индивиды с легкостью переходят от одного вида труда к другому и при которой данный определенный вид

труда является для них случайным и потому безразличным. Труд здесь, не только в категории, но и в реальной действительности, стал средством для создания богатства вообще и утратил ту сра-щенность, которая раньше существовала между определенными индивидами и определенными видами труда. Такое состояние в наиболее развитом виде имеет место в самой современной из су­ществующих форм буржуазного общества — в Соединенных Штатах.

Там же. С. 41.

Анатомия человека — ключ к анатомии обезьяны. Намеки же на более высокое у низших видов животных могут быть поня­ты только в том случае, если само это более высокое уже извес­тно. Буржуазная экономика дает нам, таким образом, ключ к античной и т. д. Однако вовсе не в том смысле, как это понима­ют экономисты, которые смазывают все исторические различия и во всех формах общества видят формы буржуазные. Можно понять оброк, десятину и т. д., если известна земельная рента, однако нельзя их отождествлять с последней.

Там же. С. 42.

Развитие материалистического понимания хотя бы на одном единственном историческом примере представляло собой науч­ную работу, требовавшую многолетних спокойных занятий, ибо ясно, что одними фразами тут ничего не сделаешь, что только при помощи большого, критически проверенного, в совершен­стве усвоенного исторического материала можно разрешить та­кую задачу.

Там же. Т. 13. С. 490-491, 492.

Маркс был и остается единственным человеком, который мог взять на себя труд высвободить из гегелевской логики то ядро, которое заключает в себе действительные открытия Гегеля в этой области, и восстановить диалектический метод, освобожденный от его идеалистических оболочек, в том простом виде, в котором он и становится единственно правильной формой развития мыс­ли. Выработку метода, который лежит в основе марксовой кри­тики политической экономии, мы считаем результатом, который по своему значению едва ли уступает основному материалисти­ческому воззрению.

Критику политической экономии, даже согласно выработан­ному методу, можно было проводить двояким образом: истори-

чески или логически. Так как в истории, как и в ее лпit, _Fai.? (».»«. отражении, развитие в общем и целом происходит также от про­стейших отношений к более сложным, то историческое развитие политико-экономической литературы давало естественную руко­водящую нить, которой могла придерживаться критика; при этом экономические категории в общем и целом появлялись бы в той же последовательности, как и в логическом развитии. Эта форма на первый взгляд имеет преимущество большей ясности, так как тут прослеживается действительное развитие, но на самом деле она была бы в лучшем случае только более популярной. История часто идет скачками и зигзагами, и если бы обязательно было следовать за ней повсюду, то пришлось бы не только поднять много материала незначительной важности, но и часто преры­вать ход мыслей. К тому же нельзя писать историю политичес­кой экономии без истории буржуазного общества, а это сделало бы работу бесконечной, так как отсутствует всякая подготови­тельная работа. Таким образом, единственно подходящим был логический метод исследования. Но этот метод в сущности явля­ется не чем иным, как тем же историческим методом, только освобожденным от исторической формы и от мешающих случай­ностей. С чего начинает история, с того же должен начинаться и ход мыслей, и его дальнейшее движение будет представлять со­бой не что иное, как отражение исторического процесса в абст­рактной и теоретически последовательной форме; отражение ис­правленное, но исправленное соответственно законам, которые дает сам действительный исторический процесс, причем каждый момент может рассматриваться в той точке его развития, где процесс достигает полной зрелости, своей классической формы. При этом методе мы исходим из первого и наиболее простого отношения, которое исторически, фактически находится перед нами, следовательно, в данном случае из первого экономического отношения, которое мы находим. Это отношение мы анализиру­ем. Уже самый факт, что это есть отношение, означает, что в нем есть две стороны, которые относятся друг к другу. Каждую из этих сторон мы рассматриваем отдельно; из этого вытекает харак­тер их отношения друг к другу, их взаимодействие. При этом об­наруживаются противоречия, которые требуют разрешения. [...]

Политическая экономия имеет дело не с вещами, а с отноше­ниями между людьми и в конечном счете между классами, но эти отношения всегда связаны с вещами и проявляются как вещи

Эта связь, о которой в отдельных случаях лишь догадывался тот или другой экономист, впервые была раскрыта Марксом во всем ее значении для всей политической экономии, и благодаря этому труднейшие вопросы он сделал такими простыми и ясными, что понять их смогут теперь даже буржуазные экономисты.

Там же. С. 496—498.